Воровской орден - Виталий Аркадьевич Еремин

Скорее всего, так и было. Только я не думаю, что с одним Олегом. Идея убийства точно так же захватила и Ольгу, и ее мать, Воспомним, как мучился с самим собой Раскольников до того, как положил за пазуху топор и пошел к старухе-процентщице. Здесь идея убийства овладела тремя. И, как минимум, двое подхлестывали одного, когда его решимость ослабевала.

Вспомним, сколько молодых людей погибло у нас из-за каких-то импортных джинсов. Потом началась эра убийства из-за видео. Смертельное желание завладеть вещью, сулящей удовольствие, ставшей мерилом жизненного благополучия, неспособность бороться с этим соблазном — где еще это так распространено, как у нас?

В данном случае кто-то хотел купить мотоцикл, кому-то были нужны видеокассеты, кто-то позарился на все, чем владел Воропаев.

После очередного скандала Михаил объявил, что на этот раз его решение уехать в Орел окончательное, и отобрал у Ольги ключи от квартиры.

Под каким-то предлогом (может быть, предлагая примирение) его зовут в дом тещи. Там уже сидят Олег и его дружок — газосварщик Ярослав Иванцов. Пили — никто не поперхнулся. Ели — никто не подавился. Словно не впервой отправлять человека на тот свет.

Потом Ольга вышла с ребенком в другую комнату. Если при нем — вдруг кому скажет, что сделали с его отцом.

НАЧАЛО РАСПЛАТЫ

«Человек до признания и после — это как бы разные люди. И внешне, и внутренне. Маска сброшена. Перелом совершен. И покаяние в убийстве пишется легко, будто о посещении кино. Разве что торопливо и с явным облегчением. Даже волчаре-рецидивисту тяжко таскать такой «грех», — говорил мне Рафат.

«После этого я уже не могла без света. Ловила каждый шорох. Мне казалось, что он где-то рядом, только я его не вижу. И он обязательно мне отомстит, как только я засну. От этих галлюцинаций можно было сойти с ума. Я в самом деле рано или поздно не выдержала бы и чем-то выдала бы себя», — говорила Ольга.

«Я сразу начал понимать, что сломал себе жизнь. Предчувствовал, что когда-нибудь все откроется. Поведение стало уже не то. Уже не живешь, а существуешь, ждешь, когда за тобой придут. Стал нервный и задумчивый. Мне моя девчонка говорит: «Раскройся, поделись, что у тебя стряслось, тебе же лучше будет». Я пообещал ей рассказать лет через пять. Однажды напился и хотел врезаться на мотоцикле в какую-нибудь стену», — говорил Олег Мартынов.

«Я говорил Олегу, что их идея — это тюрьма. А с меня хватит одного срока. Было по малолетке. Но там — воровство. Я бы и сейчас украл, если что стоящее. Но засыпаться на мокрухе — это не для меня. Жена хорошая, ребенок маленький. Мне это ни к чему. Но когда Олег его ударил сзади, мне стало страшно. Я никогда Олега таким не видел. Мне казалось, что, если я не стану помогать, — он и меня… И я сделал вид, что душу», — говорил Ярослав Иванцов.

Поговорив со всеми соучастниками, я пришел к неожиданному выводу. Все (за исключением старшей Прохоровой) симпатичные ребята. Мне рассказали, что сестра Воропаева попросила показать ей убийц брата. А они как раз рыдали в коридоре прокуратуры: один прощался с родными и женой, другой — со своей девушкой. «Мне жалко их!» — вырвалось у сестры.

И все же я внимательно всматривался во всех четверых: нет ли каких отклонений? Нормальные люди не отнимают жизнь у ближнего. Если следовать этой логике, то какое-то помешательство вполне имело место. Не психическое, так нравственное. Но вовсе не обязательно это должно бросаться в глаза.

Страшны не лица. Страшно явление. Душегуб постоянно чувствует, что его боятся, привыкает к этому и в ситуации, требующей подтверждения такой «репутации», может снова убить. Либо — в колонии, либо — по отбытии срока.

По официальным данным, около 19 тысяч неразоблаченных убийц живут среди нас. Они уже преступили человеческую норму — отвращение к убийству. 11 теперь им уже гораздо легче преступить вновь…

ИХ ТРУДНОСТИ

Это никуда не годится. У нас сидят и гуляют на свободе десятки тысяч совершивших убийство, соучастников убийств, а мы не имеем ни одной исповеди, ни одного подробного описания того, что они испытывали, когда скрывали труп убитого. А ведь это такая морока!

Они перенесли тело Михаила в ванную и тут же поехали к нему на квартиру. Кому-то тяжело было оставаться. Кому-то очень хотелось развалиться на диване и смотреть видео, А может быть, всем было тяжело и всем хотелось видиков, принадлежащих теперь не убитому, а им.

Ольга разделила между ними поровну, как и договаривались, три тысячи пятьсот рублей. Наверное, только в эту минуту Олег и Ярослав по-настоящему ощутили дикое несоответствие между уничтоженной человеческой жизнью и полученной платой. Не исключено, что их даже потянуло на самокритичные философские размышления о человеческой ничтожности.

Убить, насколько я понял из их случая, тяжело. Для этого надо как следует взболтать в себе что-то такое, чего нет ни в одном звере. Но еще тяжелее — возня с трупом.

Моральную подготовку к этому делу Олег прошел в армии. Другого солдата убило током. И ему, как молодому, велели разогнуть пострадавшему ноги. С тех пор Олег знал, что холодное тело можно сложить как угодно, нужно только размять суставы.

Тело легко вошло в коробку из-под стиральной машины, Говорят, Прохорова требовала: «Сожгите!» Ах, дилетанты! Даже если бы они рассчитали нервные силы и устроили бы сожжение, тут тоже могли бы возникнуть проблемы.

В угрозыске меня посвятили: для того, чтобы сжечь человеческое тело, нужно 24 кубометра дров. И соответственное количество времени, чтобы эти дрова сгорели. Но даже если сгорают кости, от них все равно остаются мельчайшие частицы.

Обычно не удается скрыть кровь на месте преступления. Им — каким-то чудом удалось. Им повезло, что никто не видел, как Михаил вошел в дом тещи. Им повезло, что никто не видел, как они приехали той ночью в квартиру Михаила. Против них не было ни одной улики, ни одного свидетеля. Но они были обречены на разоблачение. И остро это предчувствовали.

НЕИЗБЕЖНАЯ ГРЫЗНЯ

«Я не знаю, что у них произошло, когда я вышла в другую комнату, чтобы уложить ребенка спать, — говорила мне Ольга. — Да, я жаловалась Олегу на то, как со мной обращается Михаил. Да, я говорила ему, что не знаю, как от