Руслан и Людмила - Внутренний СССР
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Люди, выделившиеся из среды понимающих это, наиболее способные к анализу прошлого и прогнозированию на его основе будущего, были способны реализовать не только сценарии, вероятность которых и так была достаточна велика, но также и сценарии маловероятные. До появления письменности деятельностью такого рода занимались шаманы, волхвы, колдуны. Передавая знания об управлении процессами развития общества в единой системе понятий, не доступной людям с обыденным сознанием, шаманы-знахари в глазах своих соплеменников зачастую выглядели волшебниками. В переводе же на современный язык они просто поддерживали монополию на некое “ноу-хау” — “знаю как”.
С появлением письменности монополия на знание не только не исчезла, но приобрела еще более изощренные формы, поскольку появились дополнительные возможности к совершенствованию единой для этой общности системы стереотипов распознавания явлений и образов внутреннего и внешнего мира. Так формировался “герметизм” — герметичные знания, благодаря которым шаманы-знахари, волхвы обрели возможность поддерживать монополию на знание и, как следствие, монопольно высокую цену на продукт управленческого труда. Но именно “герметизм” послужил основной причиной раскола самой древней управленческой элиты. Та часть, которая стремилась использовать новые знания в узко клановых интересах, утратила чувство Меры, вошла в противоречие с Божьим Промыслом, в результате чего потеряла способность к жизнеречению и превратилась в псевдожречество или по-русски в знахарство, занятое социальной магией.
Другая часть в стремлении подняться до уровня глобальной ответственности осознала, что «Бог не есть бог неустройства, но мира. Так бывает во всех церквях у святых». Однако, при попытке передать толпе знания об управлении, представители этой части столкнулись с непреодолимым препятствием: объективной для толпо-“элитарного” общества нравственностью, которая всегда есть следствие соотношения скоростей информационного обновления на генетическом и внегенетическом уровне. А поскольку истинные знания, т. е. знания полезные всему обществу, а не каким-то его отдельным кланам, группировкам, мафиям, даются по нравственности, то возникло понимание неизбежности прихода времени, когда скорости информационного обновления на генетическом и внегенетическом уровне совпадут. Это время должно было знаменовать переход всего общества в качественно новое информационное состояние с новой, отличающейся от толпо-“элитарной”, нравственностью. Естественно, для возомнивших себя “богоизбранными”, это время новой, человечной нравственности из глубины веков выглядело “Апокалипсисом” и две тысячи лет общество им пугали.
И в поэме впервые в истории в образной и хорошо доступной форме (сказочной) дается противостояние двух частей расколовшегося в своем отношении к Богу и Миру жречества: Черномора и Финна. Об имени “Черномор”, которым Пушкин обозвал псевдожречество или по-русски — «всемирное знахарство» уже сказано выше. Что касается имени “Финн”, то для раскрытия его сущности обратимся к “Мифологическому словарю” 1992 г. издания под редакцией таких авторитетов, как В.М.Макаревич, Е.М.Штаерман, Б.Л.Рифтин: Финн (от ирландского тайное знание”), в ирландской мифо-эпической традиции герой; мудрец и провидец.
Содержательная же сторона процесса противостояния расколовшегося в себе, благодаря герметизму, жречества сводилась к тому, что каждая группа, поднявшаяся в своем понимании на достаточно высокий уровень, анализируя прошлое, предсказывала (отсюда Предиктор — Предсказатель) будущее и, с учетом выявленных между прогнозом и объективной реальностью ошибок корректировала свою деятельность, выбирая из всех возможных, предлагаемых обществом концепций, ту, которая могла обеспечить наибольшую устойчивость развития на как можно более продолжительный период времени.
Глобальный исторический процесс на нашей планете единый, но скорости общественного развития в нем разных народов — разные. Шаманы, волхвы, колдуны, становившиеся впоследствии жрецами или знахарями, у каждого народа были свои. Каждое национальное жречество в меру своего понимания занималось концептуальной деятельностью прежде всего в интересах своего клана (монополия на знание обеспечивала им и монопольно высокую цену на продукт управленческого труда), а уже потом — по остаточному принципу — в интересах всей национальной общности. Так формировались региональные концептуальные центры, которые объективно были обречены на сотрудничество в рамках глобального исторического процесса. При этом каждый из них в меру своего понимания общего хода вещей работал на себя и ту национальную общность, которую он представлял, а в меру непонимания — на тот национальный концептуальный центр, который понимал больше. Так, какой-то понимающий больше всех национальный Предиктор, в стремлении расширить сферу влияния за границы своей национальной общности, неизбежно должен был принять на себя статус наднационального центра управления и объективно становился пожирателем народов («красавиц давний похититель»). Где же мог возникнуть такой концептуальный центр? Там, где плотность расселения и уровень социальной напряженности для того времени были самые высокие: долины рек Нила, Тигра и Евфрата, то есть древние Египет и Вавилон.
Древний Египет, в котором высшее управление осуществлялось двумя группами посвященных, 22мя иерофантами (иерофанты в переводе с греческого — предсказатели будущего). Они использовали культовые сооружения (пирамиды), были носителями “герметизма” — таимых знаний о методах управления — и оставили в своей письменной истории наиболее явные следы раскола и жесткого мировоззренческого противостояния жречества и псевдожречества во времена религиозной реформы фараона Эхнатона.
Вовсе не случаен тот факт, что идея мирового бога возникла в Египте в то время, когда он получал дань со всего известного в то время мира. Также и власть самого фараона оказывала, без сомнения, могущественное влияние на египетских теологов эпохи. В дни мифотворчества на богов смотрели, как на фараонов, правивших Нильской долиной, ибо слагатели мифов процветали при царях, правивших ею. Теперь, живя при фараонах, управлявших мировой Империей, жрец имел перед глазами в ощутимой форме идею мирового владычества и мировую концепцию, предварявшие идею мирового бога.
В этом фрагменте (т. 2, с. 39) “Истории Египта” Д.Г.Брэстеда, наиболее авторитетного египтолога ХIХ в., в переводе с английского В.Викентьева приоткрывается и содержательная сторона раскола, происшедшего более трех тысяч лет назад между жречеством Амона-Ра и Атона.
Под именем Атона Аменхотеп IV (Эхнатон) ввел почитание высшего бога и не сделал при этом никакой попытки установить тождество своего нового божества с древним солнечным богом Ра…Молодой царь немедленно принял сан верховного жреца нового бога, с тем же титулом Великого Ясновидца, который носил и верховный жрец Ра в Гелиополе. Но, как бы ни представлялось очевидным гелиопольское происхождение новой государственной религии, последняя не являлась простым солнцепочитанием: имя Атон употреблялось вместо древнего слова бог (нутер), и новый бог ясно отличался от материального солнца. К древнему имени бога-солнца была присоединена пояснительная фраза: согласно его имени — жар, пребывающий в солнце, и его же называли Владыкой солнца (Атона). Следовательно, царь обожествил жар, который он находил во всех проявлениях жизни. Этот жар играет в новой вере столь же важную роль, как и в ранних космогониях греков…Царю, несомненно, оставались абсолютно неведомы физико-химические аспекты его теории, также как и ранним грекам, оперировавшим с подобным же понятием; тем не менее, основная мысль поразительно верна и, как мы увидим, на редкость плодотворна. Внешний символ нового бога стал в резкое противоречие с традицией, но он был доступен пониманию многих народов, составлявших империю, и его мог уразуметь при первом же взгляде всякий вдумчивый чужеземец, чего нельзя сказать о других традиционных символах египетской религии (там же с. 40–41).
Д.Г.Брэстед также сообщает, что «изо всех документов, сохранившегося от эпохи этого единственного в своем роде переворота, гимны Эхнатона являются наиболее интересными; по ним мы можем составить представление о поучениях, над распространением которых так потрудился молодой мыслитель-фараон».
При этом автор “Истории Египта отмечает удивительное сходство содержания одного из гимнов Атону со сто третьим псалмом Давида Библии (там же с. 51–52). К сожалению, Брэстед ничего не говорит о более замечательном сходстве и по ритмике текста, и по содержанию между гимнами Атону и другим документом, появившемся две тысячи лет спустя после убийства жречеством Амона-Ра Эхнатона.