Мокрый свет. Любовь: нежность и провокация - Наталья Метелица

«Так хорошо, когда все злоязычья…»

Так хорошо, когда все злоязычьяУлягутся, поверженные тьмой,И ты приходишь моей тайной личной —В мой мир, мои стихи и голод мой…

Так много сил, когда их тратишь вместе!Так много счастья, если – отдавать!Но так мне мало быть твоей невестой,Распятой среди ласки!.. ВоскресатьСредь дрожи уходящего свиданья,Пока уснули зависть и хула…Мне радостно такое умирание,Как вспыхнувшая заново зола!Как лепестки, что растеряли розы,Усыпав стол шелками полусна…Я жду тебя и летом, и в морозы,Всегда тебе – и солнце, и луна!

«Не повторяй сложившееся праздно…»

Не повторяй сложившееся праздноВ устах других людей!.. Словесный кляпЗаткнет на время душу, – ежечасноКазня ее наивность, как сатрап,И обучая ремеслу сверхчувства,Поднявшегося над больным нутром, —Не замечать, когда чужой ПрокрустомТебя изрежет по частям!.. ВдвоемВ сложеньи станешь равная чужому!И, уподобив естество твоеСебе, любимому, как интерьером в домеСлужить поставит, в эту ложь влюблен!

А ты теперь, словами обесчестен,Мне в душу затыкаешь слово вновь —Чтоб вынуть перерезанной… повесить…И научить смеяться средь скотов?!

Соткать себе из тысячи предательствБроню бесчувствия, неверия в слова!И, обрывая этот белый танец,Сама себе и страсть, и голова!

Как уберечь любовь…

По этой кромке треснутого завтраС обрывками вчерашних полудел,Иду к тебе – влюбленная, богатаЛюбовью, за которой всяк пределПерерастает грани вечных истин,Всевышнего Начала и Конца,И звезды обрываются, как листья,Успевшие влюбиться в свет лица.

Я в этом свете сожжена до сутиИ вновь рождаюсь во вселенском вне —Внутри себя такая, как все люди,И та – кто ярче для тебя во мне,Теплее и любимее средь ночи,Где столько раз подругами убит,Ждал мое сердце, поцелуи, почерк,Которым вся моя любовь болит!

И будет так – покуда эта правдаНе возомнит себя любви умней,Ведь гордецу лишь он и есть отрадаВ подобострастии других людей.

Как уберечь любовь от самомнений,Когда пределам нету новых сил?И кто черней – не знающий горенийИль полюбивший, кто затем —убил?!

«В твоих руках весь мир – моей печали…»

В твоих руках весь мир – моей печали,Моих надежд и радостей простых.Твои ладони яростно держалиБезумный бег ретивых вороных!

Неслась судьба – разбиться под откосом,Где раньше жил то праздник, то мечта.И в одночасье вырезали розы,И выстлана шипами высота.

И падать мне!.. – в распластанную душуВгонять по горло ядовитый шип.И больше мне никто уже не нужен.И мной никто – не в дикий рёв, ни в хрип…

И только ты, – ладони искровавив, —Держал безумный бег моей судьбы,Чтобы на радость чьей-нибудь забавеНе выпала из рук твоих!.. ШипыВытягивали языки резные,Слюною исходила смерть на дне, —Ты через раны, колото-сквозные,Жизнь данью отдавал, – спасая мне.

«Вошел как миг. Остался получасом…»

Вошел как миг. Остался получасом.Запомнился, как первая любовь.Свет рассекал усталый плен паласа.И аромат чарующих духовБродил по дому… Одинокий запахИскал себя в скучающей груди.Вечерний сумрак на кошачьих лапахЛизал твои ушедшие следы.

И возвращался – в обреченной воле.Лежал у моих ног мне верный мир.Безрадостный, но и такой довольныйПростору суммой черных дыр…

«Не заставляй меня разлюбить этот дождь…»

Не заставляй меня разлюбить этот дождь,Которым пахнут твои волосы, глаза и губы;Разлюбить этот холод – сквозь дверь протыкающий ножТело, душу, согретое сердцем вино… Я забудуПотом навсегда аромат ноября, где есть ты,Сколько чисел, часов и минут в каждом месяце года.Свечи будут стоять с того месяца – бледность в цветы —Восковой смертной маской любви, где кого-то и кто-тоРазлюбил навсегда, – как не любят всё то, из чего вырос дух.Перерос. Посмотрел на былое влеченье.Удивился… и в памяти добрых потугПоискал. Ничего… Пустота и забвенье.

И потом ноябрем будет снова реветь мокрый холод,Косяки всех дверей поистычет наточенный нож,А я дождь полюбить не смогу. Одинокое золотоУпадет. Загниет. Тем и будет ноябрь мне хорош…Только мой. Одинокий стареющий недруг,Чья погибель и радует, и ворует в войне ее вкусБез противника. И в рисунках калеченых ветокЯ прочту безразличие.Сразу и наизусть.

«То слишком много, то постимся порознь…»

То слишком много, то постимся порознь.И неизвестно, что порою лучше:Когда любовь хранят в разлуке души —Или под крышей убивают, ссорясь…

«Будто вылезешь дать ему душу…»

Будто вылезешь дать ему душу,Будто сможешь поверить опять —А он вынет улитку наружуИ оставит ее умирать.

И последнею мыслью тщедушнойШевельнется догадка о том,Что я слишком хотела послушных,Чтобы их не считать королем.

Что улитка хотела царицей,Нет, не пушкинской, – просто царить,Не умея на мертвой страницеЧеловеческим сердцем любить…

«Вручена тебе как беспомощное чудо…»

Вручена тебе как беспомощное чудо.Наказание. Пытка горячая.Как чашка чая, прОлитая на колениСреди холода зимней простудынеловкостью при раздаче.

И там ничего не остается выпить.Только болеть будет долго… Язвительно.Я возненавижу свои руки, любимые прежде тобой.И, исчезая ночной, опоздавшею выпью*,расплету по строчке косы любимого свитера.

И закончусь на последней петлеПустотой изношенной радости,Тепла невозможного и колючего прямо по середине зимы.В неизбывной беззвезной мглешоколадной радости.

И больше меня не будет. Нигде.Никогда. И нисколечко.Мучить тебя ничто не будет: ни кипяток страсти рассерженной,Ни лед безразличия,Ни другая причудалюбви из январских иголочек.

И тогда ты поймешь, что свободенсвободою смертной, весенней и длинной.

* выпь – птица

«Мне хорошо с тобой. Уютно говорить…»

Мне хорошо с тобой. Уютно говорить,Уютно думать и молчать уютно.В твоих руках мое дыханье спитЖивое – распоясано, разуто,

Но бережно в твоих ладонях мне.Ничто не навлечет позорной ролиСтыда, чужого праведной жене.И лишь мурашки трепетно кололиМоей щеки доверчивую рану,Что помнит сон, где ты меня кольнулИссохшим поцелуем – и в туманыУшел. Холодный ветер дулИ разметал салютом тебе листья —Как будто пыль клубится за тобойИ в отраженьи глаз моих искритсяИ остывает сонной пеленой…

Так я проснулась. Глупость! Наважденье!Мне хорошо с тобой. Уютно спатьИ говорить… и каждое движеньеУютной делает твою кровать,Что и моя уже давно и прочно;Уютно думать рядом с тишиной,Пока ты спишь, в заре купая ночи,Всем птицам раздавая голос мой!

А после эти нежные ладони,И я лежу – сберечь себя от снов.Ты – мой восток, заря на небосклоне —И… смерть беспомощных птенцов…

Простое, как правда опоздавшего озарения

Всё, что чужое, – хочется.Всё, что свое, – не ценится.Просто так в жизни водится:Солнце, дожди и – метелица.

Ходит душа за потерями.Руки хватает холодные.Губы чужие, серые.Души – болезнью потные.

Кается кто-то расплатою.Дарит весь мир искуплением.Смяли дорогу обратнуюЛивни да вьюги забвения.

Осеннее, знойное…

Чашка чая. Восточные сладости.Каламбур. Мягкий мед в настроение.Поцелуй. Глупый смех. Свечи радости.Как мне нравится это волнение…

Куралесят в судьбе неурядицы.За порогом – сугробы прелые.А я выбрала лучшее платьице,Обнажая пути загорелые…

А потом мы гуляли до устали,Остывали от жара запойного.Ах, какими дождями вкуснымиНас поило осеннее, знойное!..

«Спокойный, терпеливый голос твой…»

Спокойный, терпеливый голос твой.А вечер за окном моим – калека:То ли слепились в нечто эти двое,То ли сломали вдвое человека…

А я ведь так любила голос твой —Когда однажды благородным слухомКоснулась песни слов, чье волшебствоНе человека – эльфа, духа…

Когда же открывала я глаза,Твой голос имел руки, плечи, губы…Какая нынче громкая грозаИ неба грохотание в раструбах!

И только голос твой – как звёзды звука,Звенели в этом крике злых начал!И я до синяков хватала твои руки,Чтоб голос твой не смолк,не замолчал!

«Когда спускается головорезом месяц…»