В памяти нашей гремит война. Книга 2. Часть третья. Служим Родине - Аскольд Засыпкин

И вдруг половинки бордового занавеса зашевелились, слегка распахнулись, вышла, точнее, выплыла, высокая женщина в ярко-цветном наряде. Остановилась у кромки сцены и низким поклоном приветствовала публику. Зал взорвался аплодисментами. Плавно возвратилась к баянисту, уже сидевшему на стуле, слегка откинув голову назад, развела руки в стороны, как бы раздвигая простор для песни и… И полилась песня.

До боли знакомые ещё с детства, голос и песня заставили вспомнить небольшой чёрный ящик, что стоял дома под кроватью, наполненный грампластинками для патефона. Там были практически все записи исполнителей довоенной поры, любимые народом: знаменитый Шаляпин, Михайлов, Сергей Лещенко, Изабелла Юрьева, Леонид Утёсов, Вертинский, Вадим Козин, Оскар Строк, Иван Козловский, Сергей Лемешев, Лидия Русланова и другие.

Концерт длится уже два часа, публика то замирает, то взрывается аплодисментами. Артистка наверняка приустала. Как говорили всё знающие, Лидия Андреевна недавно из холодных мест у Магадана, где «отдыхала» за непочтение к правителям.

Небольшой антракт. Все, как по команде в голос, начали кричать: «Валенки! Валенки!» Тонко чувствуя слушателя, Лидия Андреевна словно ждала этого момента.

Занавес вновь приоткрылся, из-за него вышла великая певица и русская баба в телогрейке, давно утратившей первый цвет, в огромных серых валенках, на голове в ярком полушалке. Остановилась, подбоченив руки. Оперлась на правую ногу, левую вперёд на пятку и зазвучал задорно голос, неповторимый никем и никогда. Певунья легко пустилась в пляс, ногами и руками в такт музыки призвизгивая. Волшебное действо на сцене подняло всех, сидящих в зале. Потом долгий гром оваций и цветы, цветы. С концерта возвращался в смешанных чувствах волнения и грусти. Песни Руслановой всколыхнули в памяти детство и часто звучащий старенький патефон в нашем доме.

Командиры воздушных кораблей, прежде чем сесть в левое кресло Ту-16, проходят обучение в специальном центре под городом Рязань. Вторых пилотов – праваков, решили обучать в полках. Приказом по дивизии назначили преподавателей из числа инженерного состава. По какому признаку подбирали их, не знаю, но я оказался в том числе. Очень волновался назначению. Получив инструктаж и план с темой занятий, прибыл в учебный класс. Когда увидел знакомых ребят, почти одного возраста и немного постарше, и тех, что уже были командирами кораблей, волнение исчезло.

Основная тема: конструкция планера Ту-16, его технические и лётные характеристики. В памяти всё свежо почти наизусть. Бойко принялся за дело. После первого дня занятий, ребята смущённо обратились ко мне с просьбой не загружать их подробностью конструкции до гаек, шплинтов, болтов и всяких там косынок. Зачем это всё знать лётчику. Просили дать только главное в конструкции, особенности аэродинамики самолёта и под диктовку то, что важное – под запись. Дело пошло как по маслу. Когда закончились занятия, все отлично сдали экзамены.

Было воскресенье, ученики мои на радостях решили отметить успешное окончание учёбы в ресторане. Они знали, что я тоже нахожусь в городе, и, что называется, отловили меня. Успех отмечали всей толпой в ресторане «Приморье». Накачав преподавателя до состояния бревна, бережно доставили на базу до кровати.

Весна в Приморье наступает рано с ветрами и, как правило, без дождей с низкими облаками, словно вата. Такую облачность мы называем вынос. Вынос – идеальное условие для обучения пилотов слепой посадке самолёта. К полудню, когда воздух прогреется, облачность исчезает. На небе только солнце да ветер гуляет, незнающий усталости.

Начало марта. Сегодня полёты по четырёхчасовому маршруту. Экипажи начали возвращаться с заданий. На небе ни облачка, на редкость безветренно.

Очередной самолёт на высоте круга уже подходил к дальнему приводу, как вдруг начал уклоняться вправо, теряя высоту. Шасси, закрылки, как и положено, выпущены, но не слышно рокота работающих двигателей. «Нет-нет», – застучало в висках. И стало понятно. Ситуация безвыходная, лётчики уводят машину от жилых строений. Секунды, и большая белая «птица» исчезла в поле за домами. Взрыва не последовало. А вдруг! Бывают же чудеса! Минуты спустя, в ту сторону мчались пожарные машины, санитарки, тягачи.

Гарнизон сковал тяжёлый траур. Из шести в живых остались двое, что находились в кормовой кабине, рядовые – стрелок и радист. Молодые ребята, здоровые и красивые ещё утром жизнерадостные с мечтой о будущем, большинство неженатые. Второй пилот Лёша Савинов – весельчак и острослов, единственный сын у матери. Как объяснить ей, чем заглушишь боль, пронизывающую материнское сердце.

Прошли десятилетия, но не утихает в памяти Николая Ошманова тот трагический день, когда не стало его закадычного друга Лёши Савинова. Безжалостная память неподвластна времени. Щемит и беспокоит, не даёт забыть друзей – однополчан безвременно ушедших.

Нас, недавно прибывших в полк юнцов, катастрофа повергла в шок. Увидеть пришлось то, о чём писать нельзя. Судьбе угодно было пережить подобное не раз, но сердце от того не закаляется, только больше болит.

Жизнь продолжается, с ней полёты как прежде. Стало известно, что скоро предстоит перебазирование полка на аэродром Белая под город Иркутск. Причиной тому ремонт и реконструкция аэродрома. Командировка предстояла длительная. Воистину правда – человек лишь предполагает. В Уссурийской тайге побывать ещё не довелось, а вот гарнизон Белая предстоит посетить раньше, чем того хотелось.

Самолёты и их старшие техники перелетели к месту назначения в составе экипажей. Остальной личный состав со всем оборудованием, штабным хозяйством, тщательно подготовленным и отобранным, перемещался в точку временной дислокации железнодорожным эшелоном. Ещё свежи в памяти станции и полустанки, остановки делаем очень короткие либо вовсе проскакиваем. Эшелон наш движется по особому графику, порой часами стоим в тупиках-отстойниках.

Из многочисленных малоприятных стоянок понравилась одна – у самого берега озера Байкал недалеко от станции Мысовая. Месяц май. Раннее утро. Проснулся от необычной тишины. Лицо соседа по полке в оранжевом цвете от лучей восходящего солнца. В нескольких метрах от вагона видна набегающая волна, которая с шумом исчезает в мелких камешках. Поверхности их отшлифованы, излучают тысячи искр преломлённого света от ярко-белого до фиолетового. Вот и встретились вновь, старина. Все высыпали из вагонов на берег с вёдрами и котелками набрать байкальской воды. Те, что закалённые, несмотря на прохладное утро, окунулись с головой в студёном озере с надеждой больше укрепить своё здоровье. Прозрачная вода обожгла тело мелким уколом, наполнила энергией.

Через несколько часов, после короткой остановки город Иркутск. Напротив нашей стоянки синенький магазинчик. Туда и побежали с другом в надежде купить что-нибудь из продуктов.

И так бывает. Носом в нос встретился с одноклассницей Валей Дорожковой. От неожиданности не сразу заговорил. Первой молвила Валя вопросом: «Аскольд, почему небрит?» Мы расстались по окончании школы, тогда у меня ещё не росла борода. Валя училась в Иркутском горном институте, будущий геолог. Встреча была короткой. Обещал нанести визит, как только появится возможность. К сожалению, встретиться не довелось. Покидать расположение части было категорически запрещено. Только аэродром, столовая, казарма. С Валей больше никогда не виделись.

В гарнизоне Белая жили вблизи аэродрома в солдатской казарме до самой осени. В полку пополнение. Молодые офицеры – штурманы Челябинского училища: Виктор Шыдловский, Гриша Шамгунов, Виктор Щеглов и выпускник Омского лётного училища Александр Ерёменко. Отличные ребята и вскоре мои лучшие друзья.

В делах осень подоспела, а с ней закончилась командировка. Возвращались, как и приехали с разницей лишь в том, что Байкал не видели, проехали ночью.

Живем по-прежнему в гостинице. В свободные вечера посещаю спортзал при доме офицеров или сижу в библиотеке. Не знаю, кто и за что клюнул меня в темечко, но увлёкся чтением исторических романов и философией Руссо. Странно и то книги эти в библиотеке были. Женщина – библиотекарь, когда просил ту или иную брошюру по философии, глядела на меня долгим непонимающим взглядом. А позднее призналась, что книжонки эти никто и никогда не просил за время её многолетней здесь работы. Лицо её выражало явную ко мне жалость: «Видно «тронулся» парень, а такой ещё молодой». Друзья постоянно подтрунивали надо мной, приговаривая: «Ну сколько можно? Подурачился и хватит». Я упорствовал. Книги не просто читал. Интересные мысли, цитаты выписывал в толстую тетрадь специально заведённую. И только те, которыми можно блеснуть и сойти за умника, стремился запомнить.

В воскресные вечера, когда нет возможности выехать в город холостяцкой компанией, дружно, слегка подшофе появляемся в танцевальном зале гарнизонного ДОСа. Местные красавицы в кокетливом восторге – женихов на выбор. Ребята, приехавшие из западных районов и особенно Москвы и Подмосковья, завезли новый стиль одежды с зауженными книзу брюками. Поначалу те, что жили по другую сторону Урала – азиаты, несколько подотставшие, пренебрежительно называли их стилягами. Я вовсе не махровый консерватор, а так – от противного, заказал местному портному пошить мне гражданский костюм из тёмно-синего английского бостона с широкими штанинами типа клёш. Изумлённый мастер скромно пытался умерить мой моряцкий пыл при моём-то малом росте. Но где там. В конце, концов, он уступил на ширине в тридцать сантиметров. Я настоял на тридцати двух.