Мост над рекой Нум-Хет. Повесть - Кирилл Панфилов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На следующий день Юмилла узнала, что молодой человек уехал из городка насовсем. Стало немного грустно, как будто очередное лето прошло, не успев начаться. Выходной девушка встретила, стоя у окна и любуясь на струйки дождя, медленно сползающие вниз по стеклу. Она подумала, что это слишком похоже на слёзы. Вытерла влажные щёки и пошла завтракать.
Осень пробралась в каждый уголок дома и напоминала о себе каждую секунду.
25.10.09
5
– Меня зовут Люминиция, – сказала первая девушка.
– А меня Архелия, – сообщила вторая.
– Меня Радосвета, – улыбнулась третья.
– А меня Франческа, – развела руками четвёртая.
Таус почесал затылок. Он немного освоился и уже не так смущался при виде четырёх девушек в полупрозрачных одеяниях и с ужасающе светящейся зеленоватым кожей. Правда, ноги всё равно немного тряслись. Имена русалок тоже немного привели его в замешательство. Он тут же половину забыл, а половину перепутал, но утешал себя тем, что любой на его месте поступил бы так же: забыл и перепутал бы.
Ноги, собственно, тряслись не от испуга и даже не от неожиданности, хотя повстречать за углом Мрачной Таверны четырёх русалок – событие не совсем обыденное. Но забираться на крутую гору с велосипедом на плече оказалось трудновато. Путь до Чудесной горы и первая половина крутой тропинки вверх были терпимы. Потом пришлось спешиться: показывать, какой он сильный, было некому.
Таус поднялся на гору, напевая сбитым голосом песенку про четырнадцать французских морячков, собрался было заглянуть в таверну, но тут где-то за углом раздался смех, любопытство пересилило, он оседлал велосипед и выехал на задний двор строения. И остановился как вкопанный. На пустынной вечерней площадке четыре зелёные девушки ловили кота и звонко смеялись.
Тихо-тихо, чтобы не разрушить очарования благородного безумия ситуации, Таус спешился, прислонил велосипед к неровной стене и присел в тени, любуясь русалками. Одежды их были потрясающе притягательными: почти полностью прозрачными, но тем не менее не дающими никакого намёка на то, что под ними скрывается. Распущенные тёмные волосы, венки из диковинных цветов, ожерелья и браслеты, развевающиеся ленты в волосах, матовые сандалии и тонкие цветочные узоры на лицах – праздник Томария был в самом разгаре. Семь тёплых дней, которые осень отпускала жителям городка, всегда праздновались с большим размахом. Жгли костры, запускали птиц с привязанными записками, пекли фрукты на огне и выбирали женихов и невест с завязанными глазами, танцевали в полночь при свете бумажных фонариков, а смелые купались, потому что вода в эти дни снова становилась чуть теплее, а главное – дарила силу любви, поэтому кое-кто из молодёжи старался провести в заводях Нум-Хет побольше времени. Что, правда, чаще приводило не к победам в постели, а к постельному режиму и компрессам.
Об этом Таус старался не вспоминать: как-то он с разбегу нырнул в реку, а выскочил как ошпаренный под смех приятелей: вода показалась обжигающе ледяной. Да ещё какая-то мелкая рыбёшка, очевидно, с испуга царапнула его зубастой пастью за ногу. След кровавый тянулся по сырой траве до тех пор, пока одна из подруг не увидела и не бросилась на помощь.
Девушки, переодетые русалками, вскоре заметили молодого человека, впятером они быстро изловили кота, привязали ему голубой и розовый банты на шею, а потом как-то само собой произошло знакомство. Таус гадал, как русалок зовут на самом деле: голоса как минимум двоих были ему очень знакомы, но девушки так разукрасились, что узнать их было невозможно.
Минут через пять, ведя бедного кота на поводке, они одновременно с весёлым шумом протиснулись в двери таверны, причём как молодой человек ни старался проявить галантность, пропуская девушек вперёд, ему не дали, и он очутился в самом центре, со шляпой на одно ухо и с намотанным вокруг запястья поводком. Хозяин с приклеенным носом размером с баклажан (и такого же цвета) провёл их к только что освободившемуся столику, принёс дымящуюся картошку с грибами и пенящийся «аламур», солоноватый бодрящий напиток, который отлично утолял жажду, но которым нельзя было напиться. И ещё официантка в костюме феи с Кельских озёр принесла зелени, сладкой редьки и целый горшок сочных ягод. Она тут же убежала к другим посетителям, а Таус проводил её стройную фигуру в струящемся платье долгим взглядом, за что получил веером по уху от одной из соседок-русалок, которая наставительно произнесла:
– Мне кажется, и тут есть на кого полюбоваться.
Под взрывы смеха молодой человек пытался угадать, кто из них кто. Одна из девушек (кажется, Люминиция) уж слишком напоминала Талину молчаливой таинственностью и тонкими чертами разрисованного лица, а вот у второй (Архелия?) он заметил на тыльной стороне ладони крошечный шрам, вроде бы как у Юмиллы. Но вот голос был не её… Кажется. Её голос был у другой, у Радосветы. Сколько он ни вглядывался в лицо Франчески, так и не смог даже догадок построить, правда, за слишком пристальный взгляд получил меткое попадание ягодой прямо в лоб. Остальным девушкам эта затея понравилась, и Таус вынужден был спасаться под столом. Кот меж тем забрался на стол и вдумчиво поедал картошку с грибами, уже не обращая внимания на свои бантики.
После таверны все вместе отправились в Дворец Белых Облаков, огромное здание, в котором карнавал только начинался, но уже были сотни танцующих и веселящихся. Девушки уединились в своём углу, явно что-то замышляя, а Таус с котом под мышкой, сытым и поэтому послушным, прогуливался по внутреннему балкону третьего этажа, откуда хорошо просматривался этаж первый: перекрытия между этажами были построены не везде. Он углядел, что девушка, которая показалась ему похожей на Юмиллу, вынула телефон и стала писать кому-то сообщения. Это навело его на мысль тоже написать ей. Без особых изысков он, придерживая сонного и поэтому желеобразного кота, одной рукой напечатал: «Ты сегодня прекрасно выглядишь». И отправил Юмилле.
Юмилла, по случаю небольшой температуры решившая пропустить празднование первой ночи Томарии и сидевшая в этот момент дома, с некоторым удивлением прочитала послание, критично себя оглядела (толстый вязаный свитер, плед до подбородка, пуховый платок на шее, вязаные носочки и кружка чая), нашла себя и в самом деле недурной и в ответе поблагодарила молодого человека и спросила, как у него настроение.
Таус, наблюдая за наряженной девушкой, не расстающейся с телефоном, увлёкся и написал Юмилле не меньше дюжины проникновенных сообщений, на которые получил довольно тёплые ответы. Девушка дома скучала, и ласковые слова Тауса немного развлекли её. Довольно быстро она поняла, в чём дело, и написала сестре, нет ли где-то неподалёку Тауса. Юнитта тут же позвонила и, смеясь, рассказала, как молодой человек всеми правдами и неправдами пытался выяснить, кто есть кто, а потом сел рядом с Аймари, очевидно, приняв её за Юмиллу, и делал большие успехи в дипломатическом искусстве, а теперь вот стоит на балконе и кому-то пишет со сверхсветовой скоростью. Решено было пока ни в чём не признаваться Таусу: зачем разрушать сказку?
Внезапно молодой человек вспомнил, что велосипед он оставил ещё у таверны, а потом, слегка ослеплённый очарованием ночных русалок, совсем забыл про него. Он спустился на первый этаж, отпустил на волю кота, незаметно (как ему показалось) прокрался к выходу и припустил через площадь Акаций, освещённую малиновыми фонариками. По площади гуляли парочки и компании наряженных подростков, звучала музыка, но Таусу эта романтика почему-то не казалась близкой.
У таверны стоял старичок Хадоке и задумчиво тёр подбородок, глядя на велосипед – он вообще питал к ним страсть. Хадоке был очень честным человеком, но все знали, что если он где-то поблизости, велосипеды лучше не оставлять без присмотра. Он с некоторым разочарованием поглядел, как Таус седлает велосипед, и пояснил, что захотелось прогуляться, вот он и оказался у таверны. Таус же подозревал, что на самом деле старичка привлёк запах свежесмазанной цепи.
Минуты две Таус, откатившись на безопасное расстояние, раздумывал, поехать ли снова во Дворец или вернуться домой: глаза уже слипались, да и время было около трёх часов ночи. Разум возобладал, кинув спасительную мысль, что девушкам всё равно не до него, и через полчаса молодой человек уже смотрел седьмой сон.
Наутро он услышал за дверью требовательное мяуканье. Кот, кормленый им ночью досыта, каким-то чудом нашёл путь к дому Тауса и теперь сидел под дверью и внимательно глядел на изумлённого молодого человека. «Ничего себе, а говорят, коты не преданные животные», – неторопливо размышлял Таус, оценивая содержимое холодильника. Кот удостоился сосиски с хлебом, после чего благодарно лёг посреди комнаты, где было пятно осеннего солнца, и, зажмурившись, всем своим видом дал понять, что теперь это его законная обитель. Молодой человек, собственно, не возражал.