Искушение - Владимир Уланов

– Правое дело ты задумал, Иван Исаевич, да только осуществить его будет трудно, – покачав головой, с сомнением сказал Беззубцев.

В это время в шатер быстро вошел казак Федор Болдырь и направился к атаману. Так как было очень шумно от говора подгулявших казаков, Федор, наклонившись к уху Болотникова, сказал:

– От польского короля Сигизмунда к нам пожаловал посол Ян Веливицкий со свитой, желает с тобой разговаривать.

– Наконец-то! – воскликнул Иван Исаевич и, радостно улыбаясь, произнес: – Закончилось наше безделье, и ждут нас важные дела! Скоро пойдем в Москву, на службу к нашему государю!

5

Испуганная шумом толпы и отсветом пожарищ, полуодетая, Марина в сопровождении слуги Каспара Савицкого, в беспамя – тстве, пробралась в покои своей служанки гормейстерины. Маленькая, хрупкая, она юркнула ей под юбки.

Возбужденная толпа московитов, сметая все на своем пути, прорвалась в опочивальню служанки. Слышались выкрики:

– Ищите самозванцев! Где этот безбородый антихрист! Ищите польского самозванца! Убивать их будем! Ишь, чего захотели, антихристы, веру нашу уничтожить! Да мы его! – кричал народ, напирая на верного слугу Каспара, который встретил заговорщиков со шпагой в руке, сдерживая натиск толпы.

Изловчившись, Григорий Елизаров ударил иезуита колом по голове; тот зашатался и упал, обливаясь кровью. Толпа с ревом ворвалась в покои служанки. Грязные и убогие ярыжки, полупьяные московские людишки стали шарить по углам, заглядывать в шкафы, хватать и растаскивать меж собой дорогие платья, ткани и украшения. Стали подбираться к служанке, чтобы содрать с нее одежду.

– Эй, толстуха, а ну, скидывай с себя юбки! – стал приставать к служанке Евсей, пытаясь сдернуть с женщины наряды. Но в это время в покои гормейстерины пробились Иван Иванович Шуйский, Иван Михайлович Воротынский, Григорий Петрович Шаховской в сопровождении отряда стрельцов. Всех взбун – товавшихся людей выгнали из спальни, приставили стражей у дверей около десятка стрельцов, чтобы никто не ворвался к женщинам вновь. Из-под юбок служанки извлекли позеле – невшую, трясущуюся от страха Марину.

Погромив неугодных бояр и шляхтичей, бунтари, удовле – творив желания Василия Шуйского и свои страсти, угомонились. Вскоре во дворе Кремля был наведен порядок.

Марину Мнишек со служанкой отправили к ее отцу под усиленной охраной стрельцов.

Утром следующего дня на Соборной площади Кремля собралось великое множество народа. Огромная толпа гудела и волновалась. Эта неугомонная людская сила в любую минуту могла забурлить и взорваться, разнести все ради хорошего царя. Чернь московская готова была менять царей хоть каждую неделю; убивать, грабить было куда легче, чем работать в поте лица на своих хозяев.

На красном крыльце стояли бояре, воеводы и духовенство, в черных рясах, поблескивая серебряными крестами.

Тяжело ступая, опираясь на посох, вперед вышел архи – епископ Арсений. Бояре расступились, давая проход старцу. Старик устало оглядел возбужденную толпу, огладил седую бороду, сильным голосом произнес:

– Люди православные, настал час испытаний, час укрепления православной веры нашей! Господь все видит, и Он нам помогает! Он помог нам освободиться от антихристов, поса – женных поляками на государев престол! Сегодня Он дарует нам право назвать царем достойных среди нас, – и, кивнув в сторону бояр, продолжил: – знатных и уважаемых людей! Господь дарует нам это право, ибо государство наше Российское не может жить без царя, без вожака, который будет справедливо управлять нами по чести и совести!

Архиепископ еще не закончил речь, а из толпы уже слы – шались выкрики наемников, специально посланных Шуйским.

– Хотим государем Василия Ивановича Шуйского! Шуйского хотим! – заревела толпа, подхватив выкрики наемников.

– Ивана Никитовича Романова хотим государем! – где-то в толпе крикнул одинокий голос, заглушаемый ревом множества голосов:

– Шуйского хотим! Хотим Шуйского царем!

Архиепископ поднял над головой золотой крест. Толпа зати – хла, старец сказал:

– Коли вы этого хотите, тому и быть!

На крыльцо вышел Василий Шуйский, встал рядом с Арсением, поклонился на три стороны, молвил:

– Спасибо, люди, за честь! Служить буду вам и государству нашему, не жалея живота своего!

Арсений троекратно осенил Шуйского крестом, крикнул в толпу:

– Благословляю сего мужа на царствование в Российском государстве!

Толпа взревела, задвигалась, выражая согласие. Старец поднял опять крест, торжественно сказал:

– А сейчас всем целовать крест и присягать новому нашему государю всея Руси, Василию Ивановичу Шуйскому!

Уже на следующий день, не дожидаясь избирательного Земского собора, Василий Шуйский с ближними боярами восседал в царском кабинете Престольной палаты. А решать ему и его думным боярам и воеводам было что: казна была разорена самозванцем до предела, нечем было даже платить стрельцам и дьякам, в городах бунтовала чернь.

Прежде всего, царь планировал убрать воевод, ставленников самозванца, и вновь всех привести к присяге, к крестному целованию на верность ему – новому государю. А это было не просто, особенно на юго-западе России и, самое главное, в городе Путивле: ведь там был центр смуты.

Василий Шуйский, читавший грамоты из различных мест России, которые ворохом лежали у него на столе, наконец, отодвинув их в сторону, обратился к думным боярам:

– Что будем делать с оставшейся шляхтой и прежде всего с самозваной царицей Мариной Мнишек и ее отцом?

– Надобно отправить их, а заодно и других шляхтичей в Польшу, чтобы они тут воду не мутили, – с раздражением в голосе заявил Голицын, дородный боярин с голубыми глазами, с аккуратно подстриженной, лопатой, бородой.

– А может, посадить их в приказ тайных дел да допросить с пристрастием, – предложил Иван Михайлович Воротынский, грузный мужчина с одутловатым красным лицом, опирающийся двумя руками на посох.

– А что у них пытать-то? Мы про них и так все знаем. Отправить их всех надобно в Польшу – и дело с концом! – заявил Иван Михайлович Пушкин, худощавый боярин с серыми живыми глазами, мясистым носом, окладистой темно-русой бородой.

– Не будем, бояре, грех на душу брать, мутить зря народ, а отправим их побыстрее в Речь Посполитую, чтобы не было больше у московской черни желания царей менять. А то ярыжки и всякие бездельники, которые не хотят работать, горазды бегать по Москве, красного петуха пускать да грабить подворья богатеньких да неугодных! – наставительно молвил патриарх, присутствующий тоже на совете бояр. Старец перекрестился и продолжил: – Гнать нечестивцев надобно с Руси и восста – навливать порядок в государстве, чтобы никому не было повадно больше лезть на наш престол!

Закрытый простенький возок, и даже не карета, запряженный в пару пегоньких лошаденок, дожидался Юрия Мнишека и Марину. Граф складывал в сундук кое-какие вещи, а дочь, сидя в кресле, давала указания служанке, как уложить свои, совсем скудные наряды. Все ее прекрасные платья и драгоценности, которым она не знала счета, были разграблены московской чернью. Гордая и высокомерная, как подобает ясновельможной пани, она не плакала, не рыдала о своих утратах, а стойко выносила все удары судьбы.

Граф Мнишек сел напротив Марины, загадочно улыбнулся и сказал:

– У меня, царица моя, есть для тебя очень хорошие новости. Вчера явился ко мне человек, и вот что он мне поведал. В Москве прошел слух, что мужа твоего, оказывается, не убили, а загубили совсем другого человека, похожего на него, а царь Дмитрий Иванович спасся и сейчас хоронится с верными людьми в укромном месте, что будто скоро даст знать, куда тебе к нему прибыть.

Марина удивленно подняла брови, не проявив особой радости, и неожиданно для отца произнесла:

– Это хорошо, что мой суженый жив. Может, снова вернемся в Москву на царствование. Тогда уж я всех этих бояр Шуйских на Спасских воротах заставлю перевешать! Что это, отец, ты моего суженого Дмитрием Ивановичем навеличиваешь, ты же ведь знал, что это Григорий Отрепьев? Что он самозванец!

– Откуда это ты, царица моя, взяла? – с деланным удивлением спросил граф и изучающе посмотрел на дочь, подумав, кто это мог ей доложить, неужели все те же Шуйские?

Марина, грустно улыбнувшись, ответила:

– Накануне смуты он сам мне все рассказал, прощения просил за обман свой, плакал.

– Ну и что теперь? Ты решила отказаться от царствования?

– Не дождутся, чтобы я отказалась от царствования! Я помазанница Божья, и престол будет только мой! Теперь самое главное – в Москву вернуться!

Марина на минуту задумалась, в ее глазах заходили злые огоньки, по лицу пробежала тень. Ее тонкие губы скривились в злой усмешке.

В это время вошел стрелецкий сотник и заторопил:

– По указу царя Василия Ивановича вы немедля должны отправиться в путь до Литвы, а там обязаны вернуться в королевство Польское. Таков был договор с их королем. Если указ царя будет нарушен и вы измените свой путь следования, то будете схвачены и отправлены в Приказ тайных дел для допроса с пристрастием. Сопровождать вас будут десять конных шляхтичей и сотня верховых стрельцов.