Новорусские помещики - Александр Мелихов

Однако встретила она его в дверях, постаревшего, ссутулившегося, в воду опущенного Мягкова, с бесконечным милосердием, которое, впрочем, по-прежнему не отменяло непреклонности. А тетю Раю повелительным манием руки она направила к раю, у входа в который сияла скромная золотая надпись:

«Золотыми буквами мы пишем всенародный сталинский закон», – вспомнила тетя Рая.

За дверью ее воспринял сияющий радушием ангел – златые власы в белоснежных одеждах и развивающихся крыльях газовой накидки за плечами. Ангел по имени Ева повел тетю Раю к новому «я»-образу по солнечному туннелю, спеша осыпать ее сокровищами новейшей мудрости.

– Вы не представляете, сколько комплексов люди наживают из-за неправильной формы ушей или носа – некоторые становятся несчастными на всю жизнь! Вообще, не представляю, как люди раньше жили... Выросло что-то не так, и уже ничего не исправить – ужас!.. А сейчас все делается для блага человека, хочешь новые уши – вот тебе отопластика, хочешь новый нос – ринопластика, хочешь новые брови или веки – пожалуйста, блефаропластика. Я бы вам посоветовала именно брови прежде всего поправить, они очень уж у вас, извините, озабоченные, а мужчины этого не любят. Это я вам говорю как женщина женщине. Женщина должна прежде всего освободиться от комплексов. От нас же столько всего скрывали!.. Хотя уже давно все культурные люди знают, что женщины после пятидесяти могут быть счастливы в личной жизни только путем интим-пластики. Восстановление опущенных стенок влагалища, усиление их эластичности, уменьшение объема... Пластика половых губ не так важна, здесь больше вопрос эстетики, а в вашем поколении все старались делать в темноте, все были страшно закомплексованные – вы не обижаетесь? Нет-нет, и в вашем поколении тоже были современные люди, но мало – пропаганда все подавляла... Бороться же мало кто решается, правда? Открыто выйти на площадь и сказать, что думаешь... Я бы побоялась... А вы знаете, что сейчас могут даже восстановить девственность? Это называется гименопластика. Некоторые по многу раз восстанавливают, новый партнер – новая дефлорация.

Это была очень славная девушка, она явно трудилась не за одну зарплату. Она по-настоящему желала тете Рае добра. А потому и у тети Раи почти не осталось сомнений, что в дивном новом мире места для нее не предусмотрено.

Однако сам пластический хирург внушал ей доверие. Во-первых, он был еврей, во-вторых, был немолод, примерно ее возраста, и, в-третьих, походил на мясника – лысый, жирный, могучий, заросший синей щетиной уже к трем часам после утреннего бритья, толстенные руки тоже обросли черной шерстью, такая же шерсть перла из воротника безрукавки, и счастья он не обещал, а только исправления отдельных недостатков. Весь его небольшой кабинет бал заставлен пугающими раскрашенными муляжами грудей, животов, ягодиц, половых губ, как больших так и не очень, век с глазами и без, бровей, подбородков, шей, ушей в двух вариантах – до и после операции, и отличия нигде не были настолько разительными, чтобы подорвать доверие к хозяину кабинета: чудес не обещаю, но улучшения будут, казалось, говорил весь этот бред.

Тетя Рая, не уверенная, что дело происходит наяву, решилась лишь на коррекцию видимой части своей внешности – на подтяжку лба и бровей: пускай уберут хотя бы «гусиные лапки»... Овал лица тоже не помешало бы подтянуть вместе со щеками, но это звучало как-то очень уж страшновато: разрез волосистой части головы, отслоение кожи, удаление избытка... Нет, нужно сначала посмотреть, что получится с бровями.

Она и сама не вполне еще осознала, что вышла от мясника уже не убитой, но лишь расстроенной и озабоченной. Срок первой операции ей обещали сообщить по телефону.

Ева-златые власы встретила ее с совершенно родственной заинтересованностью: ну? что? Какая вы умница, здесь самое трудное – начать. Хотя еще труднее – остановиться.

У выхода из солнечного туннеля тетя Рая столкнулась с престарелым Мягковым, пытавшимся проскользнуть в рай, прикрывши глаза ладонью, словно козырьком. Он рассыпался в растерянных извинениях, рефлекторно отдернув руку, и она заметила, что глаза у него совершенно красные. Увидев, что она это увидела, он поспешно прикрылся снова и, склонив подернутую седым пухом макушку, вновь ринулся в проход, пытаясь обогнуть тетю Раю справа. И так звезданулся лбом о золотые слова «ОСТАНОВИТЬ ПРОЦЕСС СТАРЕНИЯ ПОД СИЛУ ЛИШЬ ПЛАСТИЧЕСКОМУ ХИРУРГУ!», что у тети Раи зазвенело в голове. Охнув, она заставила его отвести ладонь, которой он, страдальчески сморщившись, держался уже за ушибленное место, и с горестными причитаниями повлекла его к пластическому мяснику хоть чем-нибудь обработать сочащуюся сукровицей ссадину.

Через две минуты заплаканный Мягков выскользнул из кабинета с аккуратным крестовидным пластырем на лбу и, глядя в плиточный пол цвета какао с молоком, скороговоркой поблагодарил ее и хотел улизнуть, но она заставила его сесть на пухлый белокожий диван, который, немного покачав на своих волнах, оставил их беседовать в подвешенном виде.

– Вы не можете идти в таком состоянии, – строго начала тетя Рая. – Вас есть кому довезти?

– Кому я нужен... – как бы безразлично попытался хмыкнуть Мягков, но едва успел подавить рыдание и завершил еле слышно: – Кому вообще нужны старики...

– Они всем нужны, только люди этого пока не понимают, – вдруг сами собой нашлись те слова, которые тетя Рая не смела искать для себя. – Остановить процесс старения под силу лишь пластическому хирургу... – скорбно усмехнулась она. – Да никому не под силу остановить старость! От нее есть только одно лекарство, вернее, не лекарство, а обезболивающее – это уважение к старости. А теперь превозносят только молодость... И этим убивают свое же собственное будущее. Каждый думает только о том, чтобы схватить сегодняшнюю минуту, получить какое-то удовольствие, что-то выхватить у более слабого – а завтра сам будет слабым...

Никогда в жизни она не произносила таких серьезных слов, и никогда в жизни собственные слова так не укрепляли ее уверенность. Даже в заплаканных глазах Мягкова начало светиться что-то вроде уважения.

– Я вас подброшу, – решительно завершила тетя Рая. – Позвоните, чтобы жена вас... – и поспешно перескочила: – У вас дома кто-нибудь есть?

– У меня нет дома, – уже не пытаясь играть в равнодушие, с бесконечной горечью произнес Мягков. – Есть двухкомнатная одиночная камера в Черемушках. Меня там даже не запирают – знают, что бежать мне все равно некуда, сам вернусь... Знаете, меня всю жизнь очень обижало, когда жена говорила, что я не мужчина, – и все-таки она оказалась права!..

Он снова пытался рисоваться безразличием к собственной судьбе, но тетя Рая подчеркнуто не приняла этот тон, продолжая смотреть на него очень серьезно и выжидательно, и голос его снова упал в глухую безнадежность.

– Если бы я был мужчиной, я бы уже давно бросился с моста... Или с балкона... Но я боюсь воды. И высоты. И удушья. И электрического тока. Ведь я же читал электротехнику, даже диссертацию защитил, я знаю – надо окунуть руки в соленый раствор и... Но я даже этого не могу...

Слова были безжалостные, но красные глаза оставались совершенно собачьими, умоляющими. Не отпускать, не отпускать...

– А дети у вас есть?

– Есть дочь. Живет в Лондоне. У них же это теперь своего рода карьера – выйти замуж за иностранца...

– Эта мода пройдет. Они поймут, что там они – прислуга. Даже богатые.

– А здесь мы кто – разве не прислуга?..

– Нет. Мы побежденные. А они прислуга.

В последних ее словах даже прозвучало что-то вроде металла. Она никогда в жизни не ощущала в себе столько несломленности.

– Я все поняла. Я вас никуда не отпущу. Вам в таком состоянии нельзя оставаться одному. Пойдемте где-нибудь посидим...

– Я бы с огромной... С огромным... – в красных собачьих глазах затеплилась надежда. – Но сейчас везде так дорого, а я не могу брать деньги у женщин... Я и у бывшей жены не беру, она просто заранее оплатила мои консультации – ну, не пропадать же...

Он искательно взглянул на тетю Раю, пытаясь понять, не презирает ли она его за это, и она впервые за эти страшные дни улыбнулась:

– Я не женщина, я друг. Вернее, что это за глупость – женщины и есть лучшие друзья. Это сейчас пошла такая мода – женщина должна быть в первую очередь шлюхой...

Она едва не употребила более крепкое словцо, чего не делала ни разу в жизни среди мата-перемата бесчисленных строек коммунизма своей бурной молодости.

Для нее уже давно не было никакой разницы, заглянуть в дорогое или дешевое кафе, но по привычке ее все равно тянуло в более дешевые. Однако сейчас она попросила Диму отвезти их куда-нибудь подороже – чтоб было поменьше соседей. Выбирая пирожные к пятидолларовому кофе, они дружно ругали новые времена за то, что исчезли старые добрые блюда: зачем чиз-кейк, когда у нас есть своя ватрушка? Почему поесть суши ничего не стоит, а пельменей днем с огнем не найдешь? Тетя Рая сама не знала, что она такая пламенная патриотка русской кухни.