Три истории. Повести - Александр Зуев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ему зачем все это? Какого черта он так заинтересовался судьбой дальнейшей нашего захолустья, – смешливо, но с опаской глядя по сторонам, изрек Хохолков. Правда, тут же осекся. – Он что, живет тут, прописан где или как? Хотя… я вот уже проголосовал еще в пятницу. И Таисия моя тоже.
Вдруг Вовка понял, что несет всякую околесицу, как будто случившееся с Зинкой было на самом деле.
– Не иначе, как какое-то влияние на головы и умы людские этого персонажа, полагаю, имеет место быть, – изрек Хохолков. – Как бы потустороннее. Как бы нам невидимое. Многие в это верят. Очень многие… Как думаешь, Зинуля, прав я?
Он долго и пристально, со смешанным чувством страха и сомнений, смотрел удивленными глазами на свою напарницу по постели, пытаясь понять одно – в своем ли уме Зинка? Сомнительно…
– Ты правду говоришь, что ли? Не шутишь про Черта, – спросил Вовка. Ему вдруг так захотелось, что бы Зина встала и ушла к себе домой и унесла с собой в голове весь этот бред. А вообще, однако, все это странно. Как-то не по себе Хохолкову стало. Озноб легкий прошиб, потрясло немного тело, как при простуде. Вроде знак какой ему подан был. Неожиданно, как гром среди ясного неба, из глубины комнаты, он отчетливо услышал вначале смешок, потом, словно растворенный в воздухе квартиры голос.
– Ладно, Зинаида, раз уж ты рассказала про меня своему красавчику, так тому и быть. Не злюсь я. Иначе не могла. Пусть знает и тоже о многом задумается.
Хохолков почувствовал себя дурно, испуг полностью сковал его по рукам и ногам. Стало трудно дышать. Грудь стянуло, накатила тошнота. Воздух в комнате стал густым, плотным, липким и тяжелым. Счастливые воспоминания о проведенной с Зинкой ночи исчезли, как утренняя дымка.
– Стало быть, это Зинке не привиделось, не приснилось, не глюки вовсе это. Это на самом дела! Или это я тоже с ума схожу?
Увидел только, как Зинаида с явно испуганным видом, растерянная вся, резко соскочила с кровати, наспех оделась и, что-то невнятное бормоча себе под нос, не сказав Володьке больше ни единого слова и даже напоследок не взглянув на него, помчалась к себе домой.
Глава третья
Школа в поселке была одна-единственная, рассчитанная на восьмилетнее образование (восьмилетка). Старое здание постоянно ремонтировалось и подвергалось неоднократно реконструкциям, поскольку построено было еще в довоенное время. Косметические ремонты чередовались с капитальными и наоборот, деньги, как ни странно, выделялись руководством поселка исправно и в нужном количестве. Были и государственные дотации. Так, в прошлом году закончили сооружение пристройки к основному зданию, где разместили небольшой спортивный зал для занятий детворы в различных спортивных секциях. Район считался неплохим по показателям производства. А производили, то бишь выращивали здесь кур, обычных несушек, которые исправно выдавали на-гора нужное количество яиц и снабжали ими не только жителей поселка; перепадало кое-что и соседним районам. Работали на птицеферме в основном местные трудяги, некоторые уже так давно, что забыли, как пришли сюда еще совсем молодыми девчатами осваивать профессию. Мужского персонала было меньше – в основном водители грузовиков, специально оборудованных для перевозки продукции, грузчики да слесаря. Ферма принадлежала каким-то акционерам, которых никто и никогда в глаза не видел. Это напоминало сюжет про человека-невидимку, точнее, людей-невидимок; лицезреть их нет никакой возможности, а дела идут! Говорили, что москвичи они, сидят себе в столице, в просторных кабинетах, в костюмах и при галстуках и руководят потихоньку. Впрочем, какие к ним могут быть претензии? Никаких. Зарплату платят исправно, отпуска дают, как положено, полностью и по графикам. В цехах чисто, уютно не только курам, но и работникам. Светло, тепло и мухи не кусают. Детский садик организовали для сотрудников, проблему надзора за детьми решили полностью: ты утром отдай ребенка воспитателям, а сам иди и трудись себе на здоровье. И ни о чем не беспокойся. Причем, устроены были абсолютно все нуждающиеся в этом. Как и полагается, на производстве подворовывали, но не так уж сильно и заметно. По крайней мере, за яйцами и тушками птиц в местный сельмаг надзорные за хохлушками ходили крайне редко. Зачем? Как их раньше называли, в нашем еще совсем недавнем прошлом, в период так называемого очень "развитого социализма?" Несуны! Во! Это надо же было придумать слово какое: не вор, а несун. Хотя, по сути дела, воровали.
Так вот и жил этот тихий поселок учебой и работой.
Директором школы была Вера Ивановна Прянникова. Руководила этим беспокойным хозяйством давно, уж лет эдак пятнадцать. Строгая, сильная и волевая женщина. Крупная и плотная, не толстушка, а такая вся мышечно-мясистая, напоминавшая спортсменку – метательницу молота или диска. Или толкательницу ядра. В общем, что-то из области тяжелой атлетики. Было ей чуть за пятьдесят. Если точнее, то пятьдесят три. За ее спиной нередко раздавались незлобные шуточки: фамилия явно не подходит ей. Прянникова от слова пряник, ассоциации с чем-то мягким, податливым, вкусным и ароматным. Почему не Чугунникова, Оловянникова или там, скажем, не Столбова. Свою половинку в жизни так и не встретила. Детей не родила. К этому вопросу Вера Ивановна относилась строго и серьезно. По ее убеждению, дети должны рождаться только в законном браке, что бы все было, как положено. Будущий ребенок обязательно должен иметь не только маму, но и папу обязательно. И только такой должна быть настоящая счастливая семья. Были ухажеры, отношения заводила не раз, мужика ведь хочется – это естественно. Были и достойные, с которыми и под венец можно. Только вот официально никто из них предложений руки и сердца не делал. А по другому она не могла. Все эти фактические и гражданские браки не для нее. И выдумали названия какие; не просто сожители, а состоят в гражданском браке. Брак он или есть с регистрацией, или его нет вообще. Поэтому все свое время посвящала родной школе, ее заботам и проблемам. Жила школой. Без нее никак. И считала себя, в общем-то счастливой женщиной – не всем же удается создать семью. А у нее получилась особая –
