Три истории. Повести - Александр Зуев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что побудило Володьку так осмелеть, набраться храбрости и наглости тоже, в упор, как говорят, взять «быка за рога» и пригласить Зину прямо к себе домой – никто не знает, как и сам Хохолков. Нет, ни на чай, а выпить немного вина, его любимого портвейна. Посидеть и поболтать, душу друг другу излить, пожаловаться на судьбу. Таська уехала, на лестничной площадке соседей тоже нет – на даче все. Не заметят и не заложат, как говорится. И пригласил. И Зинаида не отказалась. А что? Суббота. Выходной день даже у нее, продавщицы. Ну, и выпили – посидели…
Проснулся Хохолков в хорошем настроении. Портвейна влил в себя не то что бы много, но и не мало, так, в самый раз. Голова посему не болела. Утро не томило похмельем. Опять же, надо знать, что пить и с кем. И чем, конечно, закусывать.
– Да, вот это ноченька! Зинуля просто огонь! На грудь ее сколько раз глядел, все представлял, какая она! Надежды оправдались – упругие шарики! Размер – само то, в ладонь как раз помещаются. А соски? Как говорят и в книжках пишут – тугие бутончики нераспустившихся роз! Во как! Точно! О Таисии теперь вообще забыть придется, по случаю с Зинкой спать буду и все тут!
Потягиваясь, смачно и вкусно зевнув во весь рот, посмотрел на будильник – еще рано, шесть часов утра. Зинаиду вот только надо разбудить. Все хорошее кончается, эта ночь тоже. Будем ждать ноченьки следующей.
Хохолков осторожно обнял лежащую рядом теплую мягкую сонную Зиночку, поцеловал в лоб и висок, стал гладить ей волосы, игриво пришептывая нежные слова:
– Зина-Зинуля, солнышко мое, пора вставать, хватит спать. Вдруг моя ненаглядная женушка надумает раньше вернуться от матери и застукает нас здесь вдвоем, да еще в кровати, да еще и голыми. А пожить еще хочется, а?
Но она никак не реагировала на его попытки разбудить ее.
– Вот ведь чертовщина какая, как крепко спит, жалко, а надо будить, – подумал Хохолков. – И как только он упомянул черта, Зина, резко открыв глаза и оторвавшись от подушки, тряся головой, села на кровать и запричитала: «Вовочка, дорогой и любимый мой, это ты? Точно, ты, а не он? Мне это приснилось, причудилось или как? Я думала, что сошла с ума. Тронулась окончательно. Ты мне в свое пойло ничего не подмешивал, чтобы согласная я стала с тобой в кровать залечь? Признавайся, гад», – зло стала выговаривать Зина своему плохо соображающему ночному партнеру.
– Ты что такое несешь, дорогуша? Совсем сбрендила? Ничего я и никуда не сыпал, просто ты много выпила и вот… что-то и привиделось во сне. Кстати, а что было то, расскажи, – спросил Хохолков, чуть задумавшись и с сомнением глядя на испуганную и взъерошенную Зину.
– Что вот чуть раньше тебя я проснулась, повернулась к тебе, обняла и целовать потихоньку стала, а потом глянула в сторону, а там, в кресле, вдруг увидела незнакомого мужика. Правильнее сказать, субъекта. Как потом оказалось, волосатого, с бородкой и рожками. Спрашиваю как полоумная, мол, кто ты? А он отвечает мне спокойно так и буднично: «Как кто? Не узнала разве меня? Дьявол я. Людишки часто меня вспоминают в разное время по разным поводам и причинам…», – ну, как бы поговорил со мной немного, а я со страху и брякнулась в обморок.
– А о чем говорил?
Хохолков задал вопрос не задумываясь, чисто автоматически, так как не верил словам подруги своей.
– О жизни моей, о судьбе моей, что, мол, многое не так делаю. Ошибки допускаю большие и маленькие. По его разумению, это как бы и нормально. По другому не бывает. Промахи там и другие неприятности – это по его части. Но должен же быть какой-то там баланс между плохим и хорошим, иначе жизнь не такая яркая, не такая драматичная, безынтересная – вот примерно так мне впаривал мысли свои странные и порой мне не совсем понятные и разумеемые мною. Господь милосердный, о чем это я? Но это так и было: как гипнотизер, смотрит прямо в глаза и говорит-говорит… Так вот, он за это и выступает. Вертеться и кружиться все должно в жизни земной! Вихрем! Клубками добра и зла! За этим, говорит, и следит оттуда, сверху. И с Ангелами, этими ребятами-добряками, дебаты соревновательные по части понимания философии этой устраиваем. Так прямо и сказал – дебаты. Вот такими словами бросался. Спорят, спорят, но к единому мнению не придут никогда. Такая у них, видишь ли, миссия. Во! Напомнил так же, что день особый сегодня. Воскресенье. Не просто обычное воскресенье, а празднично-торжественное и очень ответственное. И она должна поступить по совести своей. Да, так и говорил про совесть и еще про сомнения какие-то, которые терзают. Кого же терзают, а? Забыла… Нет, вспомнила. Людишек терзают эти самые сомнения. И раз есть она, совесть, то пусть она и решает – на откуп все ей отдадим. А он проследит и выводы для себя сделает – прав был или нет в спорах и в этих самых дебатах. Короче говоря, полностью голову мне задурил своей дьявольской философией. Интересует его, кто же викторию одержит! А он со стороны наблюдать будет. А нас не людьми, а людишками считает – вот так, пренебрежительно! Иного мы, с его слов, и не достойны!
– Не понял, – ответил Володька. В чем необычность? День как день, выходной.
– Голосовать надо сегодня идти непременно! Точнее, решить для себя вопрос – идти к урнам вообще или нет? Говорит,
