Разговоры беженцев - Бертольд Брехт

И поскольку не обнаружилось сверхчеловека, способного разобраться в этой запутанной экономике, и уже раздавались голоса, предлагавшие коренным образом перестроить и упростить ее, дабы она стала доступной изучению, обозримой и управляемой, то в этой ситуации приобрели влияние люди, решительно требовавшие вообще не принимать экономику во внимание.

Вот тут-то и выскочил на свет божий этот Какевотамм.

На протяжении многих лет сей выдающийся муж неустанно демонстрировал перед всевозможными мелкими буржуа, жителями провинциального города, знаменитого живописью и первоклассным пивом, необычное в нашей страде красноречие, доказывая, что наступает великая эпоха.

Несколько лет он подвизался в цирке, потом сумел завоевать доверие рейхспрезидента, небезызвестного генерала, проигравшего первую мировую войну, и получил полномочия готовить вторую.

Но я еще в молодости изведал великую эпоху, а потому тотчас же нашел себе работу в Праге - и давай бог ноги, покинул Германию".

Уже несколько раз Калле пытался прервать чтение, но уважение к

письменной речи останавливало его.

Калле. А когда вы впервые услышали о фашизме?

Циффель. Много лет назад - как о движении, которое ставило своей целью покончить с бесконечным опозданием поездов на итальянской железной дороге и восстановить былое величие Римской империи. Говорили, что члены этой организации носят черные рубашки. Мне казалось заблуждением, будто бы на черном не видно грязи, коричневые рубашки, по-моему, куда практичнее, ну, да впрочем, коричневорубашечники появились позднее и, разумеется, смогли использовать опыт своих предшественников. Но тот Имярек пообещал итальянцам жизнь, полную риска и опасностей - vita pericolosa, - в этом, как мне казалось, и была собака зарыта. Итальянские газеты писали, что это вызывает у населения неистовый восторг.

Калле. Вас, я вижу, пугает перспектива великой эпохи. Вы никак не хотите, чтобы вас подвигли на героические деяния.

Циффель. Я приобрел себе для личного потребления несколько добродетелей помельче, ничего особенно выдающегося, ну да на худой конец и это - товар. К примеру, я позволил себе не согласиться с великим Штилте в одном из вопросов атомной теории, рискуя тем, что он меня сотрет в порошок как ученого; чтобы понять степень моего героизма, представьте себе новичка, впервые штурмующего вершину Маттерхорна. Вы наверно, считаете меня человеком, стремящимся к благополучию, но вы не видели меня на работе.

Калле. Вас послушать, так, чего доброго, вас примешь за мелкого буржуа, которому лишь бы собственное благополучие в тихой заводи.

Циффель. Я понимаю, каких людей вы имеете в виду. Но им главное - чтоб их не потревожили в их благополучном болоте. А для меня благополучие заключается в том, чтобы никто не ограничивал моих научных интересов, чтоб никто не мешал мне заниматься чем я хочу, скажем, атомной физикой. Приобрести господство над воздухом совсем не то же самое, что завоевать господство в воздухе.

Калле. Великим людям с вами нелегко.

Циффель. Вот и хорошо: пусть потрудятся.

Калле. Если человек материально независим, тогда, конечно, он может себе позволить затруднить им работу, - во всяком случае, до поры до времени. Неимущим такая роскошь недоступна.

Циффель. Потому-то они и делают ставку на неимущих, то есть на народ. Фашистские движения повсюду выступают под флагом народных движений. Они даже не жалеют крепких выражений для имущих, особенно для тех, кто, пренебрегая собственной пользой, отказывается поддерживать своими деньгами партийную кассу. Впрочем, я уверен, что их кассу создают как раз взносы маленьких людей. И чем суровее они разговаривают с имущими, тем больше поток взносов, приносимых маленькими людьми в их партийную кассу, и тем их касса богаче. Но во имя этой цели им приходится проявлять немалую активность. Вообще от великих людей в наше время слишком многое спрашивается. И нечего удивляться, если они не в состоянии удовлетворить чрезмерные требования. От них требуется, например, полная и безусловная самоотверженность. Хотел бы я знать, как это возможно и почему они должны так поступать? Но им приходится заявлять публично, будто нет им иной корысти от своей деятельности, кроме забот, печалей и бессонных ночей, а этому Какевотамму приходится лить слезы в три ручья, чтобы приняли за чистую монету его искренность. И народ только в том случае последует за ним, если Какевотамм затеет войну ради высоких идей, а не корысти ради.

Калле. Несколько лет назад он объявил с трибуны о том, что нет у него ни поместий, ни текущего счета в банке. Его слова были приняты холодно. Одни были глубоко уязвлены, потому что сами захватили себе поместье, а то и два, другим не нравилось, что он построил для них концентрационные лагеря. Люди никак не могли взять в толк, на что же он живет. Наконец сообразили, что ему немного нужно. Почему? Да потому, что в оперу у него контрамарка. В конце концов он решил, что пора заткнуть всем глотку, и нашел выход из положения, придумав себе профессию. Он избрал профессию писателя. Занимая пост рейхсканцлера, он отказался получать жалованье, потому что эта служба для него одно удовольствие, но, с другой стороны, он велел купить у него его произведение "Моя борьба", вследствие чего его борьба обернулась для него полным триумфом. На гонорар он купил себе рейхсвер и дворец рейхсканцелярии и стал жить вполне прилично.

Циффель. Забавно, как они изо всех сил пытаются доказать, что вполне безвозмездно истребляют миллионы людей, угнетают и духовно калечат целые народы и что им от этого никакого профита.

Калле. Они должны показать, что занимаются не пустяками. Они решают великие проблемы, и все низменное им чуждо, когда они готовят войну.

На этом их беседа закончилась, они попрощались и разошлись - каждый в

свою сторону.

6

Перевод под редакцией Е. Эткинда.

Печальная судьба великих идей. Гражданское население становится проблемой

Циффель мрачно смотрел на пыльный газон перед Министерством иностранных дел, где им нужно было продлить вид на жительство. Только что в одной витрине он

видел шведскую газету с сообщением о продвижении немцев во Франции.

Циффель. Все великие идеи гибнут из-за того, что есть люди.

Калле. Мой шурин согласился бы с вами. Ему отхватило руку трансмиссией, и тогда его осенила идея открыть табачную лавку и заодно продавать там всякую мелочь для шитья, иголки, нитки и штопку, потому что теперь почти все женщины курят, но не всякая зайдет в табачную лавку. Но идея эта погибла из-за того, что он не получил лицензии. Это было не так уж и важно, ему все равно негде было взять денег.

Циффель. Я не это называю великой идеей. Великая идея - это, например, тотальная война. Вы читали, что сейчас во Франции гражданское население испортило всю тотальную войну? Пишут, что оно расстроило все планы командования. Оно тормозит ход военных операций, потоки беженцев забили все дороги и мешают продвижению войск. Танки увязли в людях - и это после того, как наконец были созданы такие типы машин, которые не вязнут даже в глубокой трясине и могут повалить лес. Голодные люди уничтожали все запасы продовольствия, необходимые для войск, так что гражданское население оказалось хуже саранчи. Один военный обозреватель с тревогой отмечает, что гражданское население стало серьезной проблемой для военных властей.

Калле. Для немцев?

Циффель. Нет, для своих; французское население для французских военных властей.

Калле. Это саботаж.

Циффель. Во всяком случае, по своим последствиям. Как бы дотошно ни разрабатывали штабы свои планы, что толку в них, если народ все время путается под ногами и создает ненормальные условия на театре военных действий? Тут, как видно, не могли помочь ни приказы, ни предупреждения, ни угрозы, ни призывы к благоразумию. Стоило самолетам противника появиться над каким-нибудь городом и сбросить несколько зажигалок, как все - давай бог ноги! Никому и в голову не приходило, что тем самым нарушается нормальный ход военных операций. Безответственные жители спаслись бегством.

Калле. Почему же так получилось?

Циффель. Нужно было своевременно подумать об эвакуации Европейского континента. Воевать рационально, до конца используя современные виды вооружения, можно лишь тогда, когда плацдарм будущей войны полностью очищен от проживающих на нем народов. Причем их следовало бы эвакуировать надолго, потому что современные войны вспыхивают мгновенно, и если плацдарм не будет должным образом подготовлен, то есть расчищен, то все пропало. Лучше всего эвакуировать весь мир, потому что войны распространяются с молниеносной быстротой и никогда не знаешь, откуда ждать удара.

Калле. Эвакуировать весь мир, да еще надолго? Это потребует четкой организации.

Циффель. Генерал Амадеус Штульпнагель выдвинул концепцию, которую можно было бы принять за основу хотя бы на первых порах. Генерал предлагает перебросить гражданское население своей страны за линию фронта, на территорию противника, используя для этого транспортные самолеты и парашюты. Таким образом был бы достигнут двойной положительный результат. Во-первых, на своей территории создается оперативный простор - передвижения войск будут осуществляться без всяких помех, а все запасы продовольствия пойдут для нужд армии; во-вторых, это внесет хаос в тыл противника. Все его подходы и коммуникации будут блокированы.