Ванька 8 (СИ) - Куковякин Сергей Анатольевич

— Так, это…

— Это, это, межеумки…

Фельдшеры обработали укусы, квалифицированная медицинская помощь нижним чинам не требовалась.

— Ну, ждите, скоро диким волосом начнёте обрастать… — подшучивал над покусанными Родзевич. — После медведя такое бывает.

Солдатам было не до смеха — налицо членовредительство. Они по своей дури боеспособность потеряли, могли их и примерно наказать. У всех кисти рук сейчас были забинтованы, а вдруг стрелять придётся? Какие из них сейчас стрелки?

Медведь этот в полку ещё с Сибири. Там на одной из станций его купили. Проплыл он с нами через моря, на смотре в Марселе участвовал. Чуть ли не символ бригады он сейчас и все его балуют.

Один из солдат даже сейчас поводырем медведя числится. Правда — неофициально, нет такой должности в российской армии.

Мишка во Франции набаловался пить вино. Сами его приучили, а сейчас мучаемся. Только зазеваешься, может и проверить солдатские фляги и испортить их. Не раз уже такое бывало.

Особенно ему нравится белое виноградное вино, а от красного он морду воротит. Гурман, мля…

Медведь по позициям туда-сюда путешествует, то — в одной землянке с солдатами поживёт, то — в другую переберётся.

Знает он прекрасно все ходы сообщения, за вторую, даже за третью линию выбирается. Протоптал даже дорожку к французским артиллеристам и вино у них выпрашивает. Однажды в гостях у союзников он так напился, что миновав первую линию нашей обороны дошагал до проволочных заграждений и запутался в их.

Посреди ночи раздался страшный звериный рев…

Германцы переполошились, с нашей стороны — тоже.

Устроена была чуть ли не войсковая операция по вызволению из колючей проволоки медведя.

С русской стороны германцам орали, чтобы они людьми были и не стреляли. Мол, не атака, это, а наш медведь в заграждениях запутался. Те в наше положение вошли и стрельбу не открыли.

Пришлось резать проволоку и спасать медведя. Тогда он никого не покусал, только поцарапал. Мне и пришлось солдатам ранки обработать.

Сам медведь сильно поранился. С ним мы больше, чем с солдатами провозились. Весь в бинтах он от нас уполз. Впрочем, скоро он их все содрал.

— Вы, Иван Иванович, теперь в цирке можете работать, зверей там лечить, — подсмеивались надо мной позже офицеры.

— Не возражаю, можете хоть сегодня меня в Санкт-Петербург для этого дела откомандировать, — отшучивался я.

— Нет, нет, без Вас мы тут пропадем…

Вот такое дело.

— Ротному не сообщайте, — чуть не на коленях упрашивали меня искусанные медведем солдаты.

Впрочем, им повезло, мы отходили в тыл и их не наказали.

Ну, дуракам везет…

Глава 11

Глава 11 Пропажа ротного

В тренировочном лагере нас разместили в тех же бараках, что и после Марселя.

Кстати, тут под бараком понимали не что-то плохое, а быстровозводимую жилую или ещё какую-то строительную конструкцию. Это когда из уже готовых частей собирали целый дом. Большой, маленький, средний — любой, какой требовался.

Нужен перевязочный пункт — пожалуйста.

Казарма? Соберём.

Штабное здание? Будет сделано…

Склад какой-то — нет проблем.

Удобно? Само-собой.

Если госпитальное здание стало в этом месте не нужно, то его можно аккуратно разобрать и собрать снова в другом месте.

В первую же ночь в лагере из своей комнаты в офицерском бараке исчез командир четвертой роты. Тот, что народ угробил в вылазке за орденом. Это когда наши же проволочные укрепления резать начали и перестрелку с соседней ротой своего полка устроили.

Вечером он в отведенное ему помещение вошел для крепкого и здорового сна, а утром его там не было. Ординарец ротного в положенный час сначала тихонько в дверь постучал, затем — сильнее. Ответа не последовало. Дверь он толкнул, а там — пусто.

День не беспокоились, а вечером уже забегали…

Офицер пропал! Да ещё и в расположении военного лагеря…

Мля…

Всех на уши подняли.

Каждый уголок обыскали.

Ко мне даже в лазарет заглянули.

— Не у Вас ли, Иван Иванович, командир четвёртой роты лечение проходит?

Получив отрицательный ответ, удалились.

Началось расследование. Ротного так и не нашли, но восемь солдат из четвертой роты под конвоем во главе с фельдфебелем Гуком из нашего расположения куда-то увезли.

Слушок пошёл, что это как раз те, что в отношении ротного грозились. Повинен де он в смертях и ранах наших товарищей. Не жить этой образине на белом свете долго…

Говорили разное. Сначала нижние чины, а потом и офицеры к этому подключились.

Рязанцев мне версию выдвинул, что имеются де в ротах специальные солдатики, которые все ненужные и опасные разговоры на карандаш берут, а потом кому положено докладывают. Вот так и про тех восьмерых из четвертой роты стало известно. Ну, что они могут к исчезновению ротного быть причастны.

— Вы, Иван Иванович, тоже иногда бываете не сдержаны на язык. Кто знает, что у Вас за фельдшеры в подчинении… Или санитары.

Никифор Федорович изобразил серьезное лицо. Ещё и указательный палец правой руки в небо направил.

Не знаю, кто там и как расследовал, судил и рядил, но в конце недели подпрапорщик Кучеренко начал выкрикивать охотников. Наших восьмерых солдат из четвертой роты приговорили к расстрелу и потребовались исполнители приговора.

Оба полка бригады наотрез отказались. До бунта дело не дошло, но пошумели. Винтовки в пирамидах остались.

Рязанцев мне позднее рассказал, а он всегда про всё в курсе, что после этого привести приговор в исполнение было предложено французам. Они не согласились это делать.

Прошёл день, другой.

Наконец, нашлись какие-то негры. Их во французской армии полно лукошечко. Они наших товарищей и исполнили.

— Не из нашего лагеря негры. Из другого места их привезли. Здешние-то негры с нашими солдатиками давно спелись, вместе за милую душу вино пьют…

Это опять же информация от Никифора Федоровича.

В тот же вечер, как стало известно про расстрел солдат из четвертой роты, нескольким фельдфебелям и подпрапорщикам по темному времени от неизвестных хорошенько перепало. Били сзади по голове. Кто это делал — не нашли.

Одного ефрейтора вообще зарезали.

— Подозревали его солдаты в наушничестве, — просветил меня бригадный интендант.

Труп ефрейтора я освидетельствовал, а потом его и похоронили без воинских почестей.

На следующий день бараки с нашими полками гудели. Откуда-то стали известны подробности казни нижних чинов из четвертой роты.

— Заставили их самих вырыть себе могилу… Потом наш полковой поп предложил им исповедоваться и причаститься. Они ему матерно ответили. Негры залп дали, но не всех убили, некоторые были только ранены. В яме лежали и стонали. Дали второй залп и стоны прекратились…

Мне так про всё это один из моих фельдшеров рассказал. Не знаю, так ли было на самом деле. Может, и иначе.

Глава 12

Глава 12 Слухи о революции в России

Прошло несколько дней и всё успокоилось.

Как-то само собой рассосалось.

Почему и как, я сказать не могу.

Нижних чинов бригады с утра до поздней ночи загрузили муштрой, так, что дух им перевести было некогда.

Мне от командира полка поступил аналогичный приказ, и сейчас мои фельдшеры и санитары с перерывами на прием пищи бинтовали, накладывали шины, носились как угорелые с носилками. Тогда только и отдыхали, когда их в виде раненого на этих самых носилках и перетаскивали с места на место.

Кормить стали хуже, зато вина было вдоволь.

В ноябре нас вернули обратно на фронт. Нам был выделен участок перед фортом Бремон и деревней Курси. Они были заняты немцами. Позиции германцев были лучше — форт находился на возвышенности и обстреливать противнику нас сверху было весьма удобно.

День тянулся за днём, фронт стоял на месте, ничего выдающегося не происходило.