Четыре с половиной - Алекс Норк

Женщине опять не понравилось — эта ли информация или что-то еще...

— Сергей Петрович, может быть, погуляем во дворике на свежем воздухе?

Она, не дожидаясь ответа, встала и будто потянула этим из кресла гостя.

Двое мужчин за столиком переглянулись, Аркадий с напряженной улыбкой поинтересовался:

— Это что за интим?

— Интим-интим, а ты, будь любезен, не переходи в мое отсутствие на крепкое.

Тот пошутил неуклюже вдогонку про несвободу брошенного женою мужа.

Гость, меж тем, встав у кресла и поджидая спутницу, сощурил глаза — то ли оттого что в их поле зрения попало нечто его удивившее, то ли не увиденное глазами, а угаданное мыслью, стало тому причиной — он даже слегка замешкался и последовал за женщиной с опозданием.

Солнце наружи уже разыгралось вовсю, и в зенитном своем стоянии обливала землю лучами, добросовестно выполняя надлежащую ей в это время работу.

— Славная погодка, — произнес человек, поднимая слегка к солнцу голову, — сейчас бы куда-нибудь на воду.

Женщина показала рукой в сторону дома:

— Есть бассейн.

— Нет, на большую куда-нибудь, в плесы.

Он улыбнулся вдаль, невидимому отсюда простору, и поймал в ее глазах понимание — им тоже хотелось куда-то на волю.

Это секундное общее между ними оборвалось, она отвела взгляд в сторону и заговорила.

Быстро, словами-ледышками:

— У меня очень нехорошее чувство, Сергей Петрович, чувство веревки, которой нас всех перевязали и вот-вот куда-то потянут. Тут надо не развязывать, а рассекать. Нужен простой, грубый, но эффективный ход. Нужно избавиться от трупа. Но очень надежно. Пусть подозревают потом, сколько хотят. — Она заговорила громче, опасаясь, что ее перебьют. — Пять миллионов вам, и по два миллиона ребятам. Я выделю из собственной доли. Очень простое объяснение — вчера вечером Олег связался с кем-то по телефону и уехал вскоре на подкатившей к воротам машине. Был пьян, на наши слова не реагировал. Ребята этой ночью закопают где-нибудь труп надежно — вы сами знаете, сколько таких, годами не найденных. Сергей Петрович, надо забыть обо всем и разрубить поганый узел, как Македонский когда-то. Надо, понимаете, надо!

Теперь на него снова смотрели большие, широко открытые ее глаза.

— Вы не верите, что я честно потом расплачусь?

— Верю.

Глаза указали на домик охранников.

— И они поверят.

Он тоже взглянул туда, на пороге появился белобрысый Макар и, заметив их, деликатно повернулся чуть в сторону.

Два миллиона? Да, они не поместятся в эту голову, а когда втиснутся все же туда, остальному просто не будет места. Хотя, что думать о чужой голове — его поезд уже мчится в туннель, и поболтавшись недолго, там скоро исчезнет и оставшийся хвостик.

— Нет трупа — нет факта. Что вы молчите, Сергей Петрович?

— Вспомнил вот Льва Толстого.

— С какой стати? — ее плечи почти негодующе дернулись.

— В молодости, стыдно признаться, до половины только «Войну и мир» прочитал. А в последние годы читаю Толстого, подряд всякое разное.

— В религию его обратились?

— А не было, сударыня, у него никакой религии. Зачем? Он ведь главные истины говорил: не лгать, и жить своим трудом. Пахать при этом вовсе необязательно. Понимаете, когда Толстого долго читаешь, появляется такое, даже зримое ощущение, что стоишь рядом и за его рубашку держишься.

Протестующая волна в ней, готовая взмыть, замедлилась вдруг, в глазах возникло мирное любопытство, и человек навстречу ему обрадованно заторопился:

— Две тысячи лет христианства — огромная работа лучших умов — догматы, диалектика, постижение высших смыслов — все это ради будущего Царствия Божьего. Зачем, когда царствие это в пяти минутах, в одном шаге — не лги и не бери чужого. Вот, — он указал рукой рядом на невидимую черту близко совсем от их ног, — не переступай. Разве для этого нужен распятый Христос?

Она тоже посмотрела туда.

— Предлагаете быть только по эту сторону?.. Ладно, снимаю свое предложение.

Человек даже чуть запыхался от быстрых слов и теперь перевел дыхание, а она, глядя на него, медленно произнесла:

— А еще Толстой говорил: «всякая фальшь есть повреждение жизни».

— Вот-вот. И раз уж мы вспомнили эту фразу, хочу вас кое о чем спросить.

— Спрашивайте.

— В те три, примерно, минуты, что вы с мужем провели вместе с Олегом...

— До прихода Владимира, — подсказала она.

— Да, до его прихода. Вы оба все время сидели вместе за столом?

Она подтвердила едва заметным кивком.

— Никто из вас двоих не вставал, не отходил, например, к бару?

Опять еле заметное, но уже отрицающее движенье. Но глаза блуждают слегка, будто не здесь.

— А непротивление злу насилием, Сергей Петрович, вы тоже воспринимаете?

— Что?.. А, нет не воспринимаю. Тут Толстой страдал крайней наивностью, распространенной впрочем, весьма.

— Какой именно?

— Не понимал, что зло существует как таковое.

— А оно существует?

— Конечно. Я встречал в своей практике людей лишь по внешности, а внутри, — он, вспоминая, удивленно приподнял плечи, — там, скорее всего, нет вот этого самого, что мы называем «внутри».

— Нет самого места для человека?

— Интересно вы сказали, сударыня.

Он собрался продолжить, но отвлек ровный негромкий звук, посторонний совсем.

Оба повернули головы и увидели за раздвигающимися воротами черный большой «Мерседес». Едва получив необходимое для себя пространство, автомобиль нетерпеливо двинулся внутрь.

Алексей дал в их сторону короткий гудок и сразу же повернул к домику для охраны.

— Елена, я еще раз прошу — никому не шастать по дому.

— А вы скоро?

— Минут через двадцать, что-нибудь.

 Когда он подошел к машине, Алексей уже вытащил с заднего сиденья два пакета и кивком дал понять, что задание выполнено, а Макар, вежливо спросивший, чем может помочь, получил в ответ указание отправляться в дежурную комнату.

— Ко мне, Сергей Петрович, на второй этаж?

— Давай к тебе.

Поднялись вверх по небольшой прохладной лестнице.

Гость не был тут раньше, но и осматривать было особо нечего.

А комната Алексея, отличаясь, может быть, чуть меньшим размером, оказалась очень похожей на номера для приезжих в доме.

Стол удобный вполне стоял у окна.

— Ты, Леша, сдвинь его внутрь к серединке. Не люблю я припертых столов, понимаешь.

— Привыкли, что кто-то всегда напротив?

— Да, смейся-смейся.

— А что тут было, пока без меня?

— Есть кое-какие находки.

— В сторону убийства показывают?

— ...да, признаки есть.

— Ох, черт. А как бы не хотелось, Сергей Петрович.

— Да уж чего... слушай, Интернет имеется здесь в помещении?

— Внизу там, в дежурке.

Из пакетов появились две баночки с надписанными от руки этикетками, колба с резиновой пробкой, прозрачный пакетик с белыми небольшими кристалликами, длинная лабораторная пипетка, большая лупа, кисточка, еще какая-то мелочь...

— А где бокал с вином?

— В шкафчике вон, откройте правую створку.

— Ты на нем пальцами не наследил?

— Обижаете, Сергей Петрович.

К предметам на столе добавился бокал, который гость прихватил двумя пальцами через салфетку у донышка, а молодой человек приставил к столу легкое кресло.

— Здесь удобно? А я со стороны посмотрю.

— Спасибо. Ты, Леша, нет, ты другим делом займешься.

— Каким делом?

— Информацию в Интернете разыщешь. Но сначала найди название в описи под одиннадцатым номером...

— Побеседовали?

Двое мужчин посмотрели на вынырнувшую из-за экзотического деревца женскую фигурку, и Аркадий снова спросил:

— Можно все же узнать, о чем?

— Дай сигарету.

— Пожалуйста.

— И прикурить.

— Пожалуйста.

— ...о чем, о чем — о Льве Толстом.

— Вот так, Володь, она шутит.

— Я предложила ему увезти труп и зарыть где-нибудь к чертовой матери.

— Кому?!

— Ну не Льву же Толстому, Владимир. Предложила за это крупную сумму из своей доли.

Мужчина напротив нее застыл с приоткрытым ртом, а муж холодно поинтересовался:

— Лен, ты с ума не сошла? Это ж прямой путь всем в зону.

А слегка пришедший в себя Владимир просипел севшим вдруг голосом:

— Этого нельзя-а...

— Да успокойтесь вы оба, отказался он. Понятно вам, что Сергей Петрович, а не Лев Николаевич? Аркадий, сходи к бару, добавь мне в стакан пузырей.

Муж привстал, подумал, и встал окончательно.

— Фу, как тебе такое в голову пришло, а?

— Как мне, дуре, сразу в голову не пришло договориться об этом с ребятами.

— Еще лучше. Может, тебе покрепче чего?

Владимир еще не избавился от переживаний:

— Леночка, ну как же такое можно, ей богу!

— Дураки вы, простите. Сейчас: «Ушел из дома и не вернулся» больше, чем объявлений «Сниму квартиру». Ну уехал он пьяный куда-то вчера вечером, а мы тут причем? За что нас было бы зацепить? И менты эти алчные быстро сообразили бы — лучше дело не тянуть, а быстрее от нас получить «благодарность». Не понимаете? А сейчас всем куда деваться, когда вон он, — она ткнула большим пальцем себе за спину, — реальный труп.