Гончаров попадает и притон - Михаил Петров

– Есть шанс получить генерала?

– Но-но, ты не очень-то. Разговорился. Какие планы?

– Первым делом вместе с Длинным Вованом хочу посетить бассейн.

– Оригинально.

– Попутно узнаю, где он находился во время убийства. А вас попрошу выяснить, каково финансовое положение его фирмы.

– Лады. Докладывать мне лично.

– Хорошо. Но и к вам вопрос. Существовали ли личные связи между убитыми Крутько и Юшкевичем?

– Этого нам установить не удалось.

– А были ли контакты у Полякова с убитыми?

– Если и были, то в этом он не сознается.

– Зубник должен был вести журнал регистрации.

– Его не было.

– Странно.

– Мне тоже. Не прощаюсь, береги тыкву. Тебя подвезти?

– Не надо, хочу кое-что проверить.

Он уехал, а я расположился в скверике возле управления, собрался глубоко и плодотворно думать. Удавалось это с трудом, потому что до тошноты болела голова. И едва мысли выстраивались в стройную цепочку, образуя подобие версии, тут же и рассыпались под натиском этой самой боли.

Но начнем снова. С главного. Исчезнувший первого августа Длинный Гена уже через пять дней превращает зубного техника в отбивную котлету, зачем-то оставляя следы и отпечатки собственного пребывания в комнате убитого. Причем оставляет не случайно, не по неосторожности, а явно. Можно сказать, с рекламной целью. При этом пропадает журнал регистрации, но остается орудие убийства, дубинка (хорошо бы на нее взглянуть). Золотой запас зубника исчезает тоже, и тут есть над чем подумать. Насколько я представляю себе зубных врачей и протезистов, людей этих голыми руками не возьмешь. И конечно же их золотой телец на открытом месте не лежит, но запрятан глубоко и сокровенно. А значит, либо убийца тайник этот знал, либо под пыткой заставил Юшкевича о нем рассказать. А может быть… Такая мысль мне в голову пришла впервые, но отвязаться от нее я уже не мог. Вполне допустим и такой вариант, что металл и по сей день лежит в тайном месте, убийцей не обнаруженный. Это необходимо проверить.

Теперь продумаем вариант Крутько. Он аналогичен первому убийству, с той лишь разницей, что в нем замешана еще и женщина. Не повезло бедняжке. Но из этого может следовать то, что убийца не был близким знакомым нумизмата, ибо не знал о существовании любовницы, которая появилась, судя по всему, для него неожиданно. Однако в обоих случаях убийца знал, что на данный период его жертвы ведут холостяцкий образ жизни. И у обоих в доме находится крупный капиталец.

Еще момент, который я чуть было не упустил из виду. Насколько мне известно, нумизматы, как и прочие коллекционеры, скрупулезно ведут некий реестр-дневник, куда в тиши одиночества сладострастно вписывают свои новые реликвии. Когда, у кого и за сколько куплена или выменяна та либо иная монета. Где же он сейчас, этот самый дневник? И где, наконец, жены убитых? Были ли они на похоронах своих супругов? Какого черта возле подъезда Крутько вчера торчал сержант через десять дней после случившегося? Я похож на крота, что солнечным днем что-то ищет на футбольном поле. Никакой системы.

Офис коробейника Полякова охраняли два стандартных мальчика в непременном камуфляже. При виде меня они молча заслонили собою проход, ненароком демонстрируя массивные рукоятки пистолетов.

– Вам куда?

– Нам туда.

– Вам кого?

– Самого.!

– Владимир Петрович сейчас не принимает.

– Тогда мне нужен юрист Семушкин. Скажите, что пришел Гончаров.

– Санек, узнай. А вы присядьте пока. Там сигареты, минералка, пепси.

– Это же надо, сам Константин Иванович к нам пожаловал, – высовываясь из узкого бокового коридорчика, промурлыкал Блевако. – Почет и наше вам уважение. Мальчики, пропустите господина Гончарова. Сейчас и впредь всегда ему зеленый свет. Чем могу быть полезен, Константин Иванович? – пропуская меня в кабинет, медоточился Семушкин. – Какие-нибудь новости? Есть результаты?

– Нет, пока вопросы.

– Постараюсь помочь.

– Вам никогда не приходила в голову мысль, что убийц было двое?

– Нет, да и экспертизой установлено, что действовал один человек.

– Возможно, возможно. Скажите, братья Поляковы не были знакомы с убитыми лично?

– Этот вопрос следователь задавал нам не раз. Нет, нет и еще раз нет.

– Почему такая уверенность? Вы ведь не Поляков?

– Да, конечно. Стопроцентной уверенности у меня быть не может. Но в фирме я работаю два года и ни разу их имен не слышал. Ни в одном документе их фамилии не фигурировали.

– Но возможно, братья обращались ранее к Юшкевичу и Крутько по вопросам чисто личного характера. Например, установка коронки, моста? Или их объединяло хобби Крутько – нумизматика.

– Оставьте. У них лошадиные зубы, а нумизматическим объектом мог служить только доллар.

– Хорошо, кто ведет следствие?

– Официально прокуратура, следователь Кедров Сергей Анатольевич, а неофициально пытается пристроиться начальник милиции, зачем не знаю. Возомнил себя великим сыщиком.

– «Осел останется ослом…» Туп, как азиатский сурок…

Невольно я хмыкнул и, не желая заострять внимание на этом вопросе, переменил тему:

– Владимир Яковлевич, во всей этой истории или историях вы ничего не рассказали мне о супругах наших мертвецов.

– Банально. Жена Юшкевича, тридцатилетняя мадам Кати, явилась в день похорон прямо на кладбище, когда гроб уже закопали. С воем она упала на могилу и задрыгала голыми ляжками. Хватило ее минут на пять. На поминках она уже вовсю веселилась и пела скабрезные частушки.

– Кати? Она что, француженка?

– Ага, с Ивановского текстильного комбината. Катька Жукова, проститутка районного масштаба.

– Зачем же он женился на ней?

– Когда вам будет шестьдесят, такого вопроса вы не зададите.

– Наверное. Дочка у нее от Юшкевича?

– Вы посмотрите на нее сами, – сдерживая улыбку, ядовито посоветовал адвокат. – Тогда мои комментарии не понадобятся. Вот ее адрес, наверное, поговорить вам с ней будет полезно. Очень мне подозрительны подобные браки. К хорошему они не приводят. Кстати, во втором случае, в случае с Крутько, брак аналогичен. Тоже пятидесятилетний хрен, возжелав молодого мясца, привел в дом двадцатилетнюю девочку-шлюшечку. А та на похороны не явилась вообще. Приехала дней пять назад и сразу начала напрягать следователя на предмет богатейшей коллекции мужа. Вынь да положь ей мужнины сокровища. До генерального прокурора обещалась дойти.

– Во сколько оценивалась коллекция?

– Мне этим интересоваться непозволительно и нетактично, а вам стоит побывать в обществе нумизматов.

– Конечно. Могу ли я увидеть Владимира Полякова?

– Вне всякого сомнения, пойдемте. Извините, все не решаюсь спросить, почему у вас такое необычное лицо. Лоб забинтован…

– Потому что по нему вчера поздним вечером стукнули дубинкой, и, сдается мне, сделал это уже знакомый нам тип.

– Батюшки, могли ведь убить!

– Почему – могли? Почему во множественном числе? Вы только что уверяли, что убийца работает один? Значит, у вас есть какие-то основания?

– Ничего у меня нет, – резко оборвал юрист. – Просто с языка сорвалось, вот и все, идем к Владимиру Петровичу.

Странно, думал я, проходя мраморным коридором, странно, чтобы у адвоката с колоссальной практикой что-то просто так срывалось с языка.

– Кого я вижу… – протянул Длинный Вован, чуть оторвав тощий зад от кресла. – Ну и видок. Подходяще тебя обработали.

Он с удовольствием рассматривал мою физиономию, а я его брюки. Но как бы я ни ловчился, заглянуть ему за спину не мог. Однако, вне всякого сомнения, на нем красовались все те же вчерашние брюки цвета морской волны.

– И где это тебя так массировали?

– А то ты не знаешь.

– А что я тебе, ясновидец, Ванга какая-нибудь? Тогда бы я обошелся без твоей помощи. Где уделали?

– В собственном подъезде.

– А кто?

– Судя по описаниям, ты сам или твой братец, у тебя есть его фото?

– Значит, и ты в это поверил?

– Что же, по-твоему, я не должен верить своим глазам?

– Опиши внешность.

– У тебя есть темные очки?

– Есть.

– Надень, пожалуйста.

– Такие пойдут? – Он натянул раскосые солнцезащитные очки.

– Пойдут, теперь подойди к зеркалу и внимательно на себя посмотри.

– Ну и что? – Обернувшись к зеркалу, он продемонстрировал совершенно целые зеленые брюки.

– Ничего. Нападающий выглядел точно так.

– Ты мне брови не закручивай, а то действительно получишь в лоб, и не палкой, а кое-чем похуже.

– Топориком, например?

– Каким топориком, ты че, обкурился?

– Топориком, которым ты вчера раскроил череп четырнадцатилетнего пацана, когда понял, что он может расколоться.

– Мужик, тебе, наверное, вышибло мозги. Яковлевич, позови парней, пусть его вышвырнут на хрен.

– Подожди, Владимир Петрович. Я пока не сошел с ума, нападающий действительно был похож на тебя. Причем точно в таком же костюме.