Ультиматум Гурова (сборник) - Николай Леонов

Вот и в деле Таранова Лев Абрамович сыграл немаловажную роль. Именно он подсказал Конышеву, что купленный три месяца назад нижний этаж бывшей фабрики по производству технического стекла, пока что являвшийся бесхозным, замечательно подойдет для Александра Юрьевича в качестве бильярдного клуба. Интересно, как воспримет Гольдман новость о том, что Таранов по непонятной причине вдруг отказался от сделки?

Не успел Конышев об этом подумать, как дверь отворилась и в кабинет бесшумно, своей плавной кошачьей походкой вошел сам Лев Абрамович. Кажется, у него было чутье не только на клиентов, но и на непосредственное руководство.

– Доброе, доброе утро, драгоценнейший Виктор Станиславович! – безбожно картавя, поприветствовал он Конышева.

– Проходите, Лев Абрамович, – стараясь скрыть свое настроение, проговорил тот. – Не могу, увы, разделить вашу радость, ибо утро для меня не слишком-то доброе. Впрочем, для вас тоже!

– Что такое? – Гольдман с театральным испугом нахмурил брови.

– Таранов отказывается покупать ваше помещение! – Конышев сделал акцент на слове «ваше», хотя это ничего не меняло: владельцем пресловутого объекта был именно он, Виктор Станиславович, и срыв сделки бил в первую очередь по его карману.

Лев Абрамович был изумлен таким развитием событий. Он потер вспотевший лоб, поморгал глазами и растерянно переспросил:

– То есть как?

Конышев раздраженно махнул рукой, не желая отвечать на показавшийся ему бестолковым вопрос.

– Но по какой причине? – продолжал допытываться Гольдман. – У них что, какие-то претензии? Как они объясняют свой отказ?

– Да никак не объясняют! Планы изменились, и все! Стандартная, ни к чему не обязывающая отмазка! Никаких претензий не предъявляют, просто не хотят покупать, и все! Но нам с вами от этого не легче, поскольку, сами понимаете, теперь это помещение нужно кому-то втюхивать!

Гольдман нервно забарабанил ладонью по бедру. Маленькие проницательные глазки его при этом бегали из стороны в сторону, он явно что-то сосредоточенно обдумывал.

– Ну, есть парочка вариантов… Не слишком, правда, перспективные… Может быть, все-таки удастся переубедить Таранова?

– Может быть. Хотя я в этом не уверен. Со мной он отказался разговаривать, возможно, у вас что-то получится, учитывая ваши способности психологически воздействовать на людей. Вот вы, Лев Абрамович, и займитесь этим вопросом. Не сейчас, а спустя немного времени. Но сильно не затягивайте! – поднял палец Конышев. – Скажем, завтра-послезавтра.

– Понял, понял, – закивал Гольдман. – Постараемся сделать все, как говорится, в наилучшем виде. Можно, к примеру… – Он закатил глаза к потолку, уже обдумывая, чем и как завлечь Таранова, но Конышев перебил его:

– Обдумайте это позже. Сейчас есть ряд текущих моментов, которые нужно решить немедленно. На сегодня у нас намечены еще две сделки по квартирным вопросам, одна квартира на Большой Никитской, другая – на Строгановском проезде.

– Помню, помню, там все документы готовы – комар носу не подточит! – заявил Гольдман.

– Отлично, тогда поделите их с Красницким и действуйте. Он, кстати, на месте?

– Пока не было. Но он предупреждал, что может задержаться. Обе сделки намечены на два часа, так что, по его словам, раньше ему тут и делать нечего.

Конышев досадливо поморщился. Алексей Владимирович Красницкий, его заместитель, отличался любовью к дорогой технике, аксессуарам и парфюмерии, всегда был стильно одет и гладко выбрит, безукоризненно вежлив и услужлив, особенно когда дело касалось дам. Отличный вкус и безупречные манеры делали его весьма приятным и в общении с клиентами: Алексей Владимирович всегда разговаривал на «вы», избегал панибратства и уж тем более не позволял себе хамского обращения. Женщинам – как сотрудницам, так и клиенткам – он всегда говорил комплименты, замечая в каждой индивидуальные достоинства. В дни рождения и Восьмого марта не скупился на цветы и шоколадки, частенько предлагал подвезти какую-нибудь милую коллегу до дома. За это его любили и ценили, хотя порой ухаживания Красницкого приобретали характер откровенного волокитства.

Но был момент, который в глазах руководства, то бишь Виктора Станиславовича Конышева, напрочь убивал все достоинства Красницкого: к работе он относился с ленцой, не слишком утруждал себя поисками подходящих объектов и клиентов, частенько приезжал в контору к обеду и при этом никогда не задерживался дольше положенного по графику времени. Кроме того, он отличался некоторой рассеянностью, и в подготовленных им документах порой встречались погрешности. Зная об этом, Конышев частенько поручал Гольдману перепроверить документацию Красницкого, дабы вовремя исправить допущенную им оплошность. Алексей Владимирович был холост, проживал один в небольшой, но шикарно отремонтированной квартирке недалеко от центра, которую приобрел на предыдущем месте работы, также в риелторской конторе, откуда ушел по причине не слишком высокой зарплаты.

С Гольдманом все было по-другому: тот свою работу знал и выполнял на «отлично», готов был носом землю рыть в поисках выгодных сделок, на клиентов не жалел ни личного времени, ни дара убеждения. Сделки, заключенные лично им, никогда не разваливались, а документы можно было даже не читать, не сомневаясь, что там все в порядке. Он не допускал огрехов в виде объявившихся, как снег на голову, неожиданных наследников или прописанных в проданной квартире детей или иных родственников. Клиенты его были психически здоровы и вменяемы, а если и выяснялось, что это не так, Лев Абрамович пресекал подобные сделки на самом начальном этапе.

Однако при всех этих весомых достоинствах и Гольдман не мог считаться идеальным сотрудником. Лев Абрамович грешил тем, что, зная о своих возможностях, порой позволял себе совершать сделки в обход конторы Конышева. Разумеется, минуя при этом кассу и кладя весь доход себе в карман. Виктор Станиславович знал об этом, но не спешил увольнять Гольдмана – слишком ценен он был для него как сотрудник. Поначалу Конышев еще пытался вызывать Льва Абрамовича и высказывать ему, что такое поведение, вообще-то, не приветствуется ни на одном рабочем месте. Лев Абрамович широко распахивал свои карие глаза с длинными загнутыми ресницами, картинно хлопал ими, прикладывал руки к груди и божился, что он честный человек и никогда не позволит себе никакой нечистоплотности по отношению к такому уважаемому человеку, как Виктор Станиславович.

Доказать факт левого дохода Гольдмана было непросто: клиенты, которым сделки в обход кассы тоже были выгодны, помалкивали. Конечно, при желании, приложив определенные усилия, Виктор Станиславович мог бы добиться своего и вывести Гольдмана на чистую воду, однако не делал этого. Обдумав все в очередной раз, прикинув с разных сторон, он неизменно приходил к выводу, что, как ни крути, а прибыль от сделок Гольдмана он получает куда бо́льшую, чем убыток. Посему Виктору Станиславовичу оставалось лишь вздыхать и снисходительно относиться к мелким грешкам своего наиболее ценного сотрудника. А Гольдман в этом смысле был ценнее Красницкого.

Кроме того, что немаловажно, Лев Абрамович весьма индифферентно относился к дамам. Нет, он, конечно, тоже умело сыпал комплиментами, если это требовалось в интересах сделки, но при этом никогда не волочился ни за сотрудницами, ни, упаси бог, за клиентками. Он давно овдовел, у него были две замужние дочери и внуки, жившие отдельно от него, но вот личная жизнь его, если таковая и имелась, была покрыта глубоким мраком. Лев Абрамович при всей своей словоохотливости был человеком скрытным, и если не хотел чего-то афишировать, вытянуть из него это было невозможно.

Помимо упомянутых Гольдмана и Красницкого, у Конышева работала секретарь Людмила, главный бухгалтер Ирина Семеновна, парочка-тройка часто меняющихся мелких риелторов нижнего звена, а также приходящий юрист, которого вызывали по мере надобности его услуг. Словом, штат небольшой, каждый сотрудник находился на своем месте, и, несмотря на отдельные недостатки каждого из них, в глубине души Конышев был уверен – он не хочет ничего менять. Для него, как человека, ценящего стабильность, даже текучка среди младшего состава была неприятным моментом. Он подумывал над тем, чтобы увеличить доход начинающих риелторов, но потом решил, что это не эффективно: как ни крути, а новичкам не обойти таких опытных работников, как Красницкий, и уж тем более таких мастодонтов, как Гольдман. А амбиции молодых никуда не денешь, они мечтают о перспективах, стараются использовать свой возраст по максимуму, чтобы достичь высокого социального статуса и желательно побыстрее. Вот и не задерживаются в компании Конышева, где им в ближайшее время никак не светит занять высокое положение.

Вот с месяц назад опять ушла девушка, проявившая себя весьма толковой и активной, и на ее место пришлось брать новенькую. На первый взгляд вроде бы эта Надя и ничего, с работой справляется, клиентов находит, две сделки успешно заключила. А дальше – кто его знает… Если окажется, что бестолковая, то держать ее – себе в убыток, придется расставаться. Если же проявит себя успешной, сама уйдет через какое-то время. Словом, куда ни кинь – всюду клин. Пока что Конышев не видел возможностей изменить положение, и приходилось мириться с ситуацией.