Ванька-ротный - Александр Шумилин

Если ротный, идущий впереди, не прибавляет шага, значит, идти ещё далеко. Обычно дальние переходы войска преодолевают, не торопясь, экономят силы, распределяя их на весь маршрут.

Опытный командир сразу после выхода задает неторопливый и размерный шаг. Хотя на марше строй быстро нарушается, но всё равно кто-то идёт впереди, а кто-то, шаркая ногами, тащится сзади. Я шёл сзади и следил, чтобы никто не отстал. Мне было поручено смотреть за отстающими солдатами. Я снимал груз с плеч отставшего солдата, сажал его на телегу и возвращался в конец строя. Через некоторое время отдохнувший солдат отправлялся догонять своих товарищей, а его место в повозке занимал новый обессилевший.

Недалеко от дороги, с правой стороны, показалась деревня. Серые крыши, крытые дранкой, прилепились друг к другу. Избы стояли без всякого порядка и строя. Когда мы поравнялись с домами, то заметили, что нет петушиного крика, совершенно не слышно лая собак, бабы с ведрами нигде не мелькают, кринок на заборах нигде не висит, всё оцепенело в молчаливом рассвете. Казалось, что деревня вымерла от какой-то страшной болезни.

Скорее всего, подумал я, жителей деревни эвакуировали. Что это? Война близко? Или линия фронта проходит где-то рядом? По моим расчётам мы успели пройти километров тридцать. За деревней снова показался лес, а за лесом поле. Дорога свернула круто влево и пошла лениво вниз. Мы пошли по наваленному хворосту, огибая болото, и вошли в редкий лес. Кусты и трава, грязь и земля, широкие полосы снятого дерна, следы повозок, лошадей и машин, кучи брошенного строительного мусора, песка и гравия, подмокшие мешки с серым цементом — всё это были следы каких-то строительных работ. Здесь рыли, а здесь копали, здесь клали, зарывали бревна и ставили столбы, лили бетон, засыпали песок, ровняли землю, укладывали дерн, прибивая его деревянными колышками. Здесь проходила линия обороны. Мы пришли на передний край укрепрайона[28]. После недолгого совещания со взводными, командир роты объявил:

— Карты района у вас на руках не будет, командирам взводов не положено. Пойдём знакомиться с местностью, обойдём пешком весь район обороны.

И он повёл нас по переднему краю роты. Мы гуськом пробирались сквозь густые заросли кустов и деревьев, пригибались и перепрыгивали траншеи, неотступно следуя за ним. Мы взбирались на насыпи, перемахивали через хода сообщения и за короткое время обошли весь район обороны роты. Теперь, уточнив границы взводов, сектора обстрела и наблюдения, мы должны были развести по окопам своих солдат.

Приказа занять оборону ещё не поступало, поэтому благоустройство и дооборудование позиций было не наше дело. Взводам нужно было рассредоточиться по всей линии участка и ждать боевого приказа сверху. Мы заняли небольшую землянку, я выставил охрану, назначил смены часовых и объявил распорядок дня. На всё это уйдёт не так уж много солдатского времени. Солдаты в армии всего неделю, к полевой жизни на открытом воздухе не приучены. Всё они делают не так и очень медленно, часто рассуждают и дают ненужные советы.

Четверо солдат во время перехода потерли ноги, неумело и наспех завернули портянки. До учебных занятий и боевой плановой подготовки дело не дошло, сейчас было важно приучить солдат к ритму жизни в полевых условиях. Некоторые к вечеру стали поглядывать на дорогу, полагая, что ночевать их поведут в деревню. Они не рассчитывали вот так на земле остаться на ночь и лежать в сыром окопе на дне. Они и не думали, что их дом и постель отныне будет только земля.

Окопная жизнь началась для них как-то сразу, без всяких вступлений и подготовки. В землянке весь взвод разместиться не мог, часть людей осталась на ночь в открытых окопах без крыши. Каждый мог на место ночевки принести себе охапку хвороста или соломы, если где-то под боком была возможность её найти.

Ещё вчера, лежа в вагоне на сухих шершавых не струганных досках, они потягивали из горлышка сладковатый портвейн, курили папиросы и беззаботно пускали табачный дым под потолок. Сегодня, устав от марш-броска, они попали в сырые липкие окопы. От непривычки руки и ноги потяжелели, хребет и шея болели, а снять с себя что-нибудь и сбросить на землю солдату было не положено. В чём есть солдат на ногах, в том и ложись! Да ещё винтовку свою покрепче прижми. Это тебе не с бабой в мягкой постели в обнимку валяться!

Тут трёт ремень, тут тянет лямка противогаза, врезаются в плечи постромки вещмешка, и режет плечо ремень винтовки и их нельзя ни сбросить, ни снять. Всё, что надели и повесили на солдата, — это как родинки на теле у него, их не снимают на ночь когда ложатся спать. А тут каска, противогаз, винтовка, патронташ, набитый патронами, поясной ремень, саперная лопата, заплечный мешок, фляга, кружка, котелок, пара гранат, НЗ сухарей, запасные портянки, кусок мыла и другое барахло. Всё это солдат должен носить на себе вместе с сапогами, шинелью и собственным телом, пока не убьют, пока не протянет где-нибудь ноги. В этой упряжке отныне он должен ходить, есть, спать, стоять, сидеть, бегать, ползать, стрелять. Солдат должен всегда пребывать в полной выкладке даже оглушенный, пробитый пулей, разорванный бомбой на мелкие куски. Солдата могут освободить от амуниции и груза, [только] когда его убьёт. Вот когда они ему будут мешать, и можно сказать, без них он вполне обойдётся. [Но] всё это было у солдат впереди, а этот день был только началом.

А сейчас, солдаты валились от усталости на дно сырых окопов и траншей. Они желали только расслабиться. Им безразлична была окружающая природа, цветущая осень, горящие багряным огнём макушки деревьев и синие дали. Нас в училище маршами и бросками гоняли беспощадно, что-что, а физически на ногах мы стояли крепко. Для меня пройти тридцать вёрст — одно удовольствие, никакой усталости. Я ходил, как на пружинах.

С утра я солдат включил в работу. Они, ничего не понимая, копались в земле. Я знал по опыту, что солдат надо сразу втянуть в работу и в суровый режим. Главное сейчас не дать солдату разомлеть и расслабиться. Впереди будет немало тяжких переходов, и каждый раз после них нужно иметь запас сил. В этом, вероятно, мудрость физической закалки солдата. Теперь, когда рота вышла на рубеж обороны, обстановка могла измениться каждую минуту, об этом меня предупредил командир роты.

Мы стояли на скате высоты, а впереди в заболоченной низине, виден был расцвеченный осенью лес. За лесом в любой момент могли появиться немцы, но пока там, впереди, всё было спокойно и тихо.

Вечером, когда меня вызвали к командиру роты, я слышал там разговор на счёт немцев. Прибывший из штаба батальона офицер рассказал, что они были верхами впереди километров двадцать и слышали на западе артиллерийскую стрельбу. Орудия били залпами. Настоящая канонада! Слово "канонада" в рассказе офицера звучало солидно и весомо. Я сам никогда не слыхал гула артиллерийской канонады и мог её только представлять по сюжетам кино. А этот незнакомый офицер слышал её в отдалении. Ему исключительно повезло! Он успел побывать на линии огня и фронта[29].