Охота на медведя - Петр Катериничев

«Кризис США — Япония», «Нефтяной кризис»... Графиков было много, на . них — все кризисы в стране и в мире за минувшее десятилетие. Олег разложил их по полу, замер, словно полководец над картами сражений. Поднял отсутствующий взгляд.

Вместе с бумагами выпал семейный альбом с фотографиями; они лежали между страницами кое-как и теперь рассыпались веером. Олег устроился на полу, перебирая черно-белые снимки. Его родители, совсем молодые, а вот — в компании друзей, вот — на фоне строительства какого-то промышленного гиганта... Словно история страны в фотографиях: снимки были расположены бессистемно, но что-то большое, значимое виделось в них Олегу... Первомайская демонстрация, Олег здесь маленький, в спортивной шапочке, рядом с родителями, его ладошка в ладони отца... А это кто? Ну да, старик, которого он встретил в метро. Здесь он статен и молод, как и родители. Все было, и все прошло. Вместе со временем.

— Забота у нас такая, забота наша простая, жила бы страна родная... И снег, и ветер, и звезд ночной полет... — напел тихонько Олег, повторил почти шепотом:

— Полет.

...Комната, кажется, вся наполнена светом. Отец Олега — словно добрый великан, он подхватывает пятилетнего сына на руки, подбрасывает, ловит, снова подбрасывает, к самому-самому небу, а мама стоит у двери, молодая и совсем-совсем домашняя, и делает вид, что сердится, а полет все выше, смех маленького Олега громче... И вот он — словно летит, и небо спешит ему навстречу перьями облаков...

...Огромный желто-матовый шар несется прямо на Гринева по зеленому полю, похожему на поле для гольфа. Олег едва уворачивается и видит, как шар закатывается в огромную лузу. Он — словно Гулливер среди великанов, на огромном бильярдном поле, по которому с невероятной скоростью несутся шары. Слышен грохот ударов кия, сопровождающийся эхом. Теперь Олег видит у кромки стола Чернова и профессора-немца; они говорят между собой на незнакомом языке, слова их слышатся эхом, как слова исполинов; внезапно Чернов замечает одиноко стоящего на зеленом поле Гринева, указывает на него длинным пальцем, хохочет:

«Пропащий!» Ему вторит профессор-немец: «Финансами я ему заниматься не рекомендовал! Категорически не рекомендовал». Огромный шар летит прямо на Олега, настигает...

Вдруг — словно темнеет все разом, и навстречу несется черная, с хлопьями снега, тьма; лучи света пронизывают ее, но вязнут в ее холоде... Слышен скрежет раздираемого металла, и — вспенившийся снег, клубящийся в холодном неоновом свете фар, будто пух отлетевших ангелов...

...Олег проснулся и осознал, что лежит на кушетке. Спиной к стене, подтянув колени к животу. Как он ложился и как уснул — Олег не вспомнил.

Встал, собрал фотографии, задержался взглядом на одном из снимков.

Плоскогорье, двое усталых ребят в запыленных песчанках и с автоматами.

«Друзья? А у тебя они есть?» — вспомнил Олег слова незнакомки. Подошел к телефону, набрал номер.

— К сожалению, вы меня не застали. Оставьте, пожалуйста, свое сообщение после звукового сигнала... Гринев набрал другой. Длинные гудки тянулись, как телеграфные провода.

Олег ни о чем не думал — просто рассматривал узоры, расчерчиваемые каплями на оконном стекле.

— Я слушаю. — Женский голос был весел и мелодичен.

— Марина, это Олег Гринев.

— Гринев, как неромантично. А заинтриговать? Сказать, что это принц Гамлет? А впрочем... Я узнала. Так что богатым тебе, Гринев, не быть. Ты хочешь быть богатым?

— Я хочу приехать к тебе.

В трубке повисло молчание.

— Марина?

— Я думаю, хочу ли этого я. Приезжай.

Олегу показалось, что он даже увидел, как она передернула плечиками.

— Но через три часа у меня рандеву.

— Я буду раньше.

Олег спустился, сел в автомобиль. Зачем он к ней едет? Чтобы... Чтобы — что? Не оставаться одному?

Олег отжал сцепление и дал газ. Автомобиль сорвался с места под сотку.

Глава 8

...Он несся по шоссе как ветер. Вот только дорога была другая — ночная, летняя, пустынная. После дождя похолодало, пал туман. Свет фар встречных машин дробился в капельках влаги радужным мерцанием, пока они проносились мимо бесплотными тенями, лее вокруг высился сплошной темной стеной... Олегу даже показалось на миг, что машина взлетела над дорогой, что ночные восходящие потоки остывающей земли подхватили его, вознесли и повлекли все выше, над черным редким лесом, туда, за облака, к звездам... Олег почувствовал, что засыпает, чуть пригасил скорость. Теперь лес поплыл за окнами, словно медленно сменяющиеся театральные декорации.

Дальний свет приближающегося автомобиля был неоново-нежным. Кто-то шел за сотку и плевать хотел и на моросящий дождь, и на ирреальность сущего...

Дорога пошла под уклон, да еще и поворот; водитель сзади и не думал притормаживать — машину поволокло вперед и вниз, в какой-то момент она заскользила по мокрому шоссе, как мелок по намыленной доске, ударилась о крыло автомобиля Гринева, развернулась кокетливо и ухнула кормой в неглубокий кювет, устремив немигающий взор неоновых фар в низкое небо.

Олег притормозил, спустился, скользя, по мокрому склону с явным желанием съездить горе-водителю по шее, но дверца распахнулась, показались длинные голые ноги, а потом — и сама их обладательница, девушка с наивным взглядом ясных глаз и волосами, каскадом струящимися по плечам.

Лицо Олега Гринева очаровательно поглупело.

— Ясные светлые глаза вижу я в сиянье дня... — пропел он и протянул девушке руку.

Девушка вложила перепачканную узкую ладошку в его ладонь, произнесла, скривив хорошенький ротик:

— Каналья! — Голос у нее оказался хриплый.

— Ты кто, милая барышня?

— Тебе какая разница?

— Дурное любопытство. — Олег слегка разозлился. — Сначала ты своей рухлядью таранишь приличное авто, потом ругаешься по-пиратски, как в плохом сериале...

— Сигарета есть?

— В машине.

Когда взбирались по откосу, девушка едва не упала, Олег обхватил ее за талию и услышал немедленно:

— Полегче, медведь! Лапы убери!

И только тут Олег заметил, что она здорово набралась. Гринев подал ей пачку, зажигалку, рассмотрел вмятину вдоль борта.

— Ну что, скажешь теперь, я тебе по жизни должна?

— Тебя до города подкинуть?

— А моя машина?

— Она и до этого полета стоила сотен семь... на блошином рынке. А теперь...

— А сколько, по-твоему, стою я? — Девушка приняла вызывающую позу уличной проститутки; свет фар пронизывал ее легкое платьице.

— Сто баксов, — жестко ответил Олег и поморщился: его покоробило вызывающее поведение девушки.

— Все мужики — дерьмо. Особенно те, что ездят на таких вот тачках. — Девушка взглянула на него:

— Еще не раздумал меня подвозить?

— Садись. — Олег распахнул дверцу, сам вытащил мобильник и сказал в него несколько слов. — За твоей колымагой приедут. Куда ее доставить?

— На Соколова. Там автостоянка.

Девушка удобно устроилась на сиденье рядом с водительским, откинулась, демонстрируя свои длинные ноги, но получилось это у нее естественно.

Бесцеремонно открыла бардачок, вытащила плоскую бутылку «Хеннесси», произнесла утверждающе:

— Я угощусь, плейбой? Для снятия стресса? — Отвинтила крышку, хищно втянула ноздрями:

— Божественный аромат! — Сделала несколько глотков, опустила бутылку себе на колени.

— Я не плейбой.

— Но и не бандит. «Страшные лесные разбойники» предпочитают другие тачки.

— Девушка помолчала, добавила мстительно:

— Достойные мужчин. Эта дорогая погремушка не для наших дорог.

— Сейчас увидим.

Музыка сделалась ритмичной, и ритм ее был неудержим. Автомобиль понесся с нарастающей скоростью, и то ощущение полета, что было вначале, захватило, спеленало абсолютно, подчиняя себе волю. Олег свернул с наезженной колеи на грунтовку, из-под днища полетели искры от ударов щебня, какие-то то ли ангары, то ли цеха надвигались в свете фар жуткими ночными громадами и — исчезали в вихревой скорости. Показались огни города. Олег чуть сбросил скорость.

Девушка отхлебнула еще из горлышка, закатилась смехом:

— А ты — ничего, забавный. Развлекаешься, что ли? Катаешься?

— Езжу.

— Ты не ездишь, ты мчишься. Шею свернуть не боишься?

— А ты?

— Я — пьяная. С меня и спрос невелик. — Добавила безо всякого перехода:

— Гуляли на даче у одного оч-ч-чень модного художника. Сам он безобиден, как ракушка от устрицы, но народ к нему наехал наглый. Не становиться же матраской для полудюжины жаждущих «комиссарского тела»... Пришлось бедной девушке прыгать за баранку, трезветь было некогда. Меня зовут Марина, — безо всякого перехода закончила она. — Что значит — морская. А как тебя величать?

— Медведем.

— Вообще-то похож. Большой. Только... очень мечтательный.

— Да?

— Мечтатели жизнь заменяют иллюзиями.

— Это плохо?

— Хорошо. Потому что жизнь без иллюзий — просто театр марионеток. Не замечал?