Невеста принца - Линда Миллер

Рафаэля не убедили его слова. «Спокойно» было и перед тем, как убили Джорджиану.

— Нигде никаких беспорядков? — недоверчиво переспросил Рафаэль.

Фон Фрейдлинг и Баттерфилд переглянулись.

— Одно небольшое происшествие в поместье мисс Ковингтон, ваше высочество, — нехотя выдавил из себя Баттерфилд.

Он тоже оглянулся на Анни.

Рафаэль подался вперед, чувствуя, как от страха у него сжимается сердце. Фелиция Ковингтон целый год после убийства Джорджианы была его любовницей, и хотя их отношения давно переросли в самую безобидную дружбу, он очень тепло к ней относился. Если с Фелицией что-нибудь случится, если ее убьют, он этого не вынесет.

— Какое происшествие? — еле слышно переспросил он, страшась узнать правду. Фон Фрейдлинг заерзал в кресле.

— Какие-то, наверное, мятежники хотели ворваться к ней. Однако их не пустили люди мистера Барретта. Мисс Ковингтон не пострадала.

Но Рафаэля это не успокоило. Если бы он как следует позаботился о безопасности Джорджианы, она бы не погибла.

— Пусть ее немедленно привезут сюда. Конечно, под соответствующей охраной.

Министры ему не возразили, однако уголком глаза он увидел, что Анни подалась вперед. Г ордой мятежницы как не бывало. Он видел перед собой испуганную и растерянную девочку.

Неожиданная мысль пришла Рафаэлю в голову, от которой ему стало не по себе.

Анни поразили выражение лица Рафаэля и его голос, когда он со своими министрами обсуждал проблемы неведомой мисс Ковингтон. Она не сомневалась, что эта женщина небезразлична принцу, по крайней мере, окончательно перестала сомневаться в этом после того, как он приказал привезти ее в замок Сент-Джеймс.

Мисс Ковингтон скоро приедет. Наверняка она красивая и умная. Судя по его страстному тону, Рафаэль был с ней в близких, может быть, самых близких отношениях, какие только возможны между мужчиной и женщиной.

Анни хотелось плакать, хотя она понимала, что удивляться нечему. Для такого мужчины, как Рафаэль, вполне естественно иметь любовницу, хорошо, если одну. В этом не было ничего особенного. Почти все мужчины ее круга имели любовниц. Одна Шарлотта Треваррен обещала своему мужу долгую и мучительную смерть, если он посмеет нарушить брачные обеты. Несомненно, муж ей поверил, потому что, насколько Анни могла судить, ее родители не огорчали друг друга.

Чтобы скрыть от Рафаэля свое лицо, если он вдруг надумает посмотреть в ее сторону, Анни встала с кресла и, повернувшись к нему спиной, принялась оглядывать комнату. Стены голые, без картин, гобеленов и золотых украшений, какие обычно висят в подобных комнатах. Да и мебели тоже, хотя комната очень большая, почти нет. Единственное чего здесь оказалось вдоволь, — это книг. Всяких книг, и очень старых с потрепанными корешками, и совсем новеньких.

Замерев возле окна, Анни стала смотреть на залитый солнцем сад. Она кусала себе губы и боролась с глупыми слезами, неожиданно подступившими к глазам из-за того, что Рафаэль заботится о мисс Ковингтон.

Какая же она дурочка, что влюбилась в него, да еще думала, будто такой мужчина может жить без женщины.

И дело не в том, что она ждала, вот она приедет в замок Сент-Джеймс и Рафаэль увидит в ней женщину, потому что как раз этого она не ждала.

Для него она была всего-навсего беспокойной подругой его сестры и самой старшей и неуправляемой дочкой четы Треварренов, и некого в этом винить, кроме себя самой, особенно после вчерашнего. Если подумать, то она поступила даже не глупо, а по-детски.

Анни вспомнила Жанну д’Арк, которую обожала, и постаралась взять себя в руки. Она знала, что ее любовь к Рафаэлю навсегда останется безответной, и приучала себя к мысли, что ей придется остаться старой девой. Единственное, о чем она мечтала, собираясь в Сент-Джеймс, — это поднакопить приятных воспоминаний, которые должны были согревать ее в долгие одинокие годы.

Тогда почему ей так больно оттого, что Рафаэль любит некую мисс Ковингтон?

Анни очень обрадовалась, когда совещание закончилось и министры удалились. Наверное, теперь Рафаэль отменит свой приказ и отпустит ее, не дожидаясь вечера. Никакого явного или тайного удовольствия она уже не испытывала.

Больше всего на свете ей хотелось остаться одной, лучше всего в одном из садов, чтобы немножко успокоиться и привести мысли в порядок.

Почувствовав на себе взгляд Рафаэля, она оглянулась и, сама того не желая, посмотрела ему прямо в глаза.

— Анни… — хрипло проговорил он.

Запустив руку в волосы, он покачал головой, по-видимому, отвечая на какие-то свои собственные вопросы…

— Мы с Люсианом хотели пофехтовать…

Анни гордо подняла голову.

— Может быть, — сказала она, набрав полную грудь воздуха, — я буду иметь удовольствие присутствовать на поединке?

Рафаэль рассмеялся, и возникшего было напряжения как не бывало.

— Может быть, — ответил он, беря ее под руку и ведя в залу. — А тем временем посмотрим на ваше поведение.

Она рассердилась.

— Вы судите меня слишком строго, ваше высочество, — проговорила она, стараясь не отставать от него. — В конце концов, я совершила всего только одну ошибку, а по-вашему получается, что у меня целый шлейф ошибок.

Рафаэль изогнул бровь и коротко усмехнулся.

— Федра часто писала мне из вашей Академии святой Аспазии, — продолжал он, не укорачивая шаг. — Как правило, она просила денег, но довольно часто писала и о вас, о, естественно, с обожанием, но писала, будто вы головная боль всех монахинь этого почтенного заведения.

Анни оставалось только надеяться, что она не заполыхала румянцем от его слов. Ничего, она еще встретится с Федрой и все ей скажет насчет тайн, которыми делятся между собой подруги, но которые негоже пересказывать чужим. Во всяком случае, в своих письмах домой Анни ни разу не обманула доверие принцессы и ни разу не написала о ее приключениях. А их тоже, если посчитать, окажется немало.

Они спустились по широкой лестнице и молча пересекли большую залу. Едва они оказались во дворе, как увидели поджидавшего их и улыбающегося Люсиана, который позаботился о рапирах. Рафаэль сказал:

— Садитесь и не двигайтесь, пока я не разрешу.

— Послушай, Рафаэль, — лениво вступился за Анни младший брат принца, ты слишком суров, ты так не думаешь? Смотри, а то еще крестьяне потащат тебя на гильотину, как бедняжку Людовика Французского!

Рафаэль сбросил сюртук и остался в одной свободной рубашке, какие очень любил отец Анни. Улыбку, которой он ответил своему брату, теплой назвать было трудно.

— Это одна из моих привилегий, — заявил он после недолгого молчания. — В конце концов, я принц Бавии, и, к счастью, моя судьба — не твоя забота.