Корень зла (СИ) - Смородин Кирилл

— Благодарю вас, учитель, — Теоллиг поклонился, вызвав у старшего Творца улыбку. На душе у него стало немного спокойнее.

Глава 4

Венкролл сидел на поваленном, но по-прежнему живом и зеленеющем дереве и смотрел на ручей, медленно текущий внизу. В прозрачной воде пестрели мелкие камешки, сновали серебристые рыбки, чуть заметно покачивались темно-зеленые космы водорослей. Последние особенно привлекали внимание Венкролла: мальчик любил представлять, что они превращаются в щупальца, ловят одну рыбку за другой, чтобы отправить в пасть. Но и у рыбок в воображении Вена было чем ответить — у них оказывались бритвенно-острые зубы, которыми те с легкостью перекусывали склизкие конечности, отчего в прозрачной воде, подобно темному облаку, растекалась кровь. Все происходило в абсолютной тишине, что, по мнению мальчика, придавало жестокой сцене еще большее очарование.

Это всегда успокаивало его, помогало немного ослабить дурное расположение духа, которое неизменно возникало после занятий с Творцом Теоллигом или когда Венкроллу случалось встретиться с Сункворром.

Вспомнив о враге, Вен сжал кулаки, нахмурился и скривил губы. Он понимал, что Сункворр лучше во всем. Теоллиг был доволен его успехами и почти никогда не отчитывал — попросту не находилось поводов. Остальные Творцы относились к Сункворру как к любимчику. Ламирэлья проводила с ним гораздо больше времени, чем с Венкроллом.

Конечно, он ведь гораздо интереснее…

Создает красивые миры…

Да и сам по себе веселый и добрый…

Едва утихшая злость накатила по новой. Венкролл сжал кулаки и несильно ударил по дереву, на котором сидел. Оно тут же вздрогнуло, словно живое существо, ощутившее резкую и сильную боль.

Впрочем, Венкролл допускал, что вполне может сделать дереву больно. Все же он начинающий Творец, сущность, обладающая особой силой. И если ему подвластно искусство создания целых миров, то заставить кого-то страдать — вообще плевое дело.

Мысль приободрила, Венкролл ухмыльнулся. И ударил еще раз, но теперь с явным желанием, чтобы дерево, на котором он сидел, действительно испытало боль.

По стволу вновь прошла дрожь, и мальчик улыбнулся шире.

— А теперь еще разочек… — прошептал он и опять ударил.

Вызвав очередную волну дрожи…

— Зачем ты делаешь это? Зачем мучаешь его?

Теперь Венкролл сам вздрогнул. А обернувшись, увидел Ламирэлью — та с наполненной яблоками корзинкой стояла на берегу, неподалеку от тропы, пролегающей сквозь цветущий кустарник и ведущей к поселению Творцов. Лицо у нее было очень печальное, и Венкролл ощутил нечто вроде страха и досады, словно его застали за чем-то постыдным.

«С ее точки зрения, так оно и есть», — подумал мальчик, и внутри опять колыхнулась злость.

— Ты нашел это место, приходишь сюда каждый день, чтобы успокоиться, — продолжала Лами. Она чувствовала настроение Венкролла, но не боялась: ей было очень грустно. — Это твое любимое место. Так зачем же ты его портишь? Зачем делаешь больно тому, кто позволяет тебе сидеть над ручьем и смотреть на воду?

— С чего ты взяла, что я сделал дереву больно? — пробурчал Венкролл. Он решил изобразить крайнюю степень недовольства. Лами почувствует себя виноватой за то, что нарушила его уединение, и этих ее «зачем да почему» будет меньше. — Я ударил совсем не сильно, а кора у него толстая. Моим кулакам гораздо больнее.

— Дереву больно от твоей силы, я чувствую, — ответила девочка. Подул ветер, взметнув ее рыжие волосы, заставив прищуриться. — Ты захотел, чтобы оно почувствовало боль, и так и случилось. Ты Творец и можешь раз за разом заставлять это дерево страдать. Но вот убить его тебе не удастся.

— Это еще почему? — в голосе Венкролла явственно прозвучали нотки вызова. Больше всего он ненавидел, когда кто-то говорил, что ему что-либо не удастся. — Я Творец, сущность, способная создавать миры, а это всего лишь дерево.

— Да, это всего лишь дерево, — Лами печально улыбнулась. — Но ему очень повезло вырасти здесь. Мы не только используем силу, чтобы помогать Миросозиданию, но еще излучаем ее. Непроизвольно. И все вокруг питается ею. Именно поэтому здесь так красиво, все цветет, живет и благоухает. Ты делаешь дереву больно, но в то же время питаешь его жизнью.

— Надо же, — с оттенком досады произнес Венкролл и мотнул головой. — Откуда ты столько знаешь?

— Просто на занятиях я слушаю учителя Теоллига, а не вынашиваю планы мести Сункворру.

При упоминании о заклятом враге Венкролл тут же помрачнел и скрипнул зубами. Это не укрылось от Лами, но несмотря на желание сменить тему, лишь бы друг не злился, она продолжила:

— Зачем тебе это? Неужели нельзя дружить? Да, успехи Суна заметнее, чем твои, но ведь это не повод для ненависти. Ты мог бы догнать его, если бы относился ко всему иначе, если бы прогнал злость, что мучает тебя изнутри.

— Я никогда не буду дружить с этим самодовольным дураком… — процедил Венкролл. — Пусть он сотворит хоть сколько замечательных и бесконечно прекрасных миров с идеальным балансом и так далее!..

— Хорошо, — мягко ответила девочка, поняв, что сейчас все же лучше не говорить от том, кто вызывает в Венкролле такую ненависть. — Можно мне посидеть с тобой?

— Садись, — ответил Венкролл, стараясь, чтобы голос звучал безразлично.

На самом деле, он был очень рад. Ему нравилось, когда девочка находилась рядом, при ней ослабевала злость, которая почти постоянно бурлила внутри Венкролла и, не имея возможности высвободиться, мучила мальчика.

Лами улыбнулась и ловко вскочила на древесный ствол. Сделала несколько шагов и устроилась рядом с мальчиком.

— Будешь? — она протянула Венкроллу яблоко, и тот, чуть заметно кивнув, взял угощение.

Некоторое время оба молчали, глядя на воду и поедая светло-желтые сочные плоды. Потом Ламирэлья негромко заговорила:

— Знаешь, а ты выбрал очень красивое место, куда можно приходить и побыть одному. Это означает, что в тебе есть чувство прекрасного, просто ты должен научиться пробуждать его на занятиях или когда делаешь домашние задания.

— Наверное, — Венкролл пожал плечами: ему вовсе не хотелось признаваться, что, будь его воля, он поменял бы в своем «укромном месте» очень многое.

Перво-наперво, он лишил бы деревья зеленого наряда, а сами стволы и ветви сделал бы более корявыми, после чего покрыл их лишайником и паутиной. На кустах не росли бы цветы — лишь редкие листья, а стебли и ветки ощетинились бы колючками, возможно, даже ядовитыми.

Вместо щебета птиц Венкролл предпочел бы слушать шипение, стрекот и уханье всевозможных кусачих тварей: непременно многолапых, с чешуей, броней из хитина или же просто склизкой шкурой, вооруженных жалами, клешнями, плюющихся ядом…

По берегам ручья у него бы ползало нечто бесформенное, студенистое, со множеством отростков. Быть может, полупрозрачное, чтобы было видно внутренности. Время от времени к ручью приходили бы создания более крупные и опасные, живущие в лесу. Очень худые, с серой, покрытой язвами кожей и деформированными головами, слепые, но прекрасно ориентирующиеся на слух и с отменным обонянием. Стоило этим тварям засечь добычу, как они впадали в бешенство и устремлялись нагнать, разодрать, сожрать. А ручей служил для них источником питья.

Но питье это несло в себе смерть — от яда. А как может быть иначе, когда вода мутна и покрыта темной дымящейся пленкой, когда от нее несет гнилью? Впрочем, даже в такой воде можно найти жизнь. Но жизнь опасную, причем даже для слепых существ, приходящих на водопой. Сколько их уже погибло, когда из смрадной мути внезапно выстреливали костяные зазубренные пики и пронзали безобразные головы… А потом обладатели пик утаскивали добычу на глубину.

Венкролл понимал, что если бы Лами узнала об этих его мыслях и фантазиях, то в лучшем случае бы просто огорчилась. В худшем — прекратила бы с ним общаться, попросту устав от бесплодных попыток изменить что-либо в сознании мальчика. Ее тянуло к красоте, Вена к уродству, и вряд ли эти две противоположности смогут притягиваться долгое время.