Оборона Дурацкого Брода - Эрнест Суинтон

Теперь огонь был таким плотным, что головы нельзя было поднять над землей, чтобы не схватить пулю. Прижавшись к земле и даже не пытаясь целиться, но лишь высовывая винтовку через край траншеи, чтобы выстрелить, мы короткое время обходились без потерь. Но передышка долго не продлилась, и вдруг солдаты в правой половине траншеи непостижимым образом стали валиться наземь, хотя они были хорошо защищены и никуда не высовывались. Мало-помалу я обнаружил причину. Несколько снайперов забрались на вершину Обережного холма и теперь стреляли вниз, прямо по правой половине нашей траншеи. Пули щелкали чаще и чаще, так что число стрелков явно росло.

А это, подумал я, должно быть то, что называется «продольным огнем с фланга»[13].

И так оно и было.

Без малейшего приказа, на чистом инстинкте мы все бросили правую половину траншеи и сгрудились в левой, которая, к нашему большому счастью, не могла быть обстреляна продольным огнем ни откуда бы то ни было с южной стороны реки, ни с севера благодаря рельефу местности — если продлить эту линию, то в вельде на северном берегу еще километра на три не было позиции выше нашей, а это превосходило дальнобойность вражеских винтовок.

Хоть мы и сгрудились там, беспомощные, словно крысы в ловушке, но немного утешала та мысль, что противнику нечего с нами сделать, кроме как броситься врукопашную. Мы примкнули штыки и мрачно ждали. Если буры нападут, то у нас штыки есть, а у них нет, и в этой свалке мы дорого продадим свои жизни.

Увы! Я снова был обманут. Холодной стали шанса не представилось — вместо этого мы услышали далеко вдали, в вельде к северу, будто кто-то барабанит по жестяному подносу, и стайка маленьких снарядов впилась в землю неподалеку от траншеи; два из них при этом разорвались. За пределами дальнобойности винтовок, там, посреди открытого вельда на севере я увидел отряд буров, белого коня и машину на колесах… И тогда я все понял. Но как они умудрились так точно выбрать позицию, чтобы накрыть нашу траншею продольным огнем, еще до того, как вообще узнали, где мы?

«Пом-пом-пом-пом-пом-пом!» — раздавалось вновь и вновь, и маленькие стальные дьяволы пропахали прямо по нашей, обернувшейся ловушкой, траншее, покалечив семерых. Я с проницательностью мастера оценил наше положение: теперь мы оказались под продольным огнем с обоих флангов. Но знание это явилось слишком поздно и не могло уже нам помочь, потому что:

«Мы беззащитны, капитан.По нам, как в тире, бьют.И остается лишь одно:Безропотно идти на дноПод вражеский салют»[14]

Это была последняя капля; нам ничего не осталось, кроме как сдаться или быть уничтоженными с большого расстояния. Я сдался.

Буры, как обычно, выскочили со всех сторон. Мы продержались три часа и потеряли 25 человек убитыми и 17 ранеными. Из них только семеро были поражены шрапнелью и фронтальным винтовочным огнем. Все остальные были убиты или ранены с флангов, где врага должно было быть мало, или с тыла, где его вообще не должно было быть! Этот факт убедил меня в том, что сложившееся изначально представление о фронте и его опасности в сравнении с другими сторонами света нуждается в серьезной корректировке. Все идеи, за которые я так держался, были безжалостно сметены, и я погрузился в море сомнений, силясь нащупать хоть что-то определенное, за что можно уцепиться. Мог ли Лонгфелло, когда писал бессмертные строки о том, что «есть тайный смысл всему», очутиться в таком же, как я, положении?

Разумеется, наш полный разгром привел выживших в некоторое уныние — ведь всё у нас в «щелке» так хорошо начиналось. Говорили они об этом по-разному. Так, один солдат сказал пытающемуся перевязать раненое ухо тряпкой капралу: «Ну и дрянь же этот продольный обстрел, скажу я вам. Никогда не угадаешь, откуда тебе влепит. Допекли просто». На что тот угрюмо ответил: «Продольный? Ну естессно, нас накрыли продольным. Эту траншею надо было вырыть немножко волнистой, и тогда было бы хоть как-то получше. Да, волнистой — вот как надо было!» Тут влез третий: «Да, и придумать что-нибудь, чтобы эти гады не гвоздили нам в спину, тоже было бы неплохо».

Да, сколько же было материй на земле, которых я и не касался в своих философствованиях!

Пока мы под конвоем отряда буров шагали на север, мою душу терзало множество мыслей, но одного я никак не мог понять: почему мы не застали врага врасплох? Ни мужчин, ни женщин, ни детей, ни каффиров — не было никого, кто знал о нашем появлении и мог бы предупредить буров. Как они так быстро обнаружили наше присутствие — ведь явно обнаружили, когда остановились и начали совещаться тогда утром. Лишь когда мы проходили мимо Инцидентамбы, мне случилось обернуться, и, увидев обстановку со стороны противника, я обнаружил, как просто открывался ларчик. Там, на ровном желтом склоне, прямо к югу от брода, виднелась коричневато-красная полоса, такая же заметная, как «Великан из Уилмингтона»[15] в старом добром Сассексе, словно кричащая: «Эй, британские позиции здесь, не пропустите!» Я представил, как торчу в этой траншее, всем видимый, словно цирковой силач на афише, и надеюсь еще кого-то застать врасплох, и горестно усмехнулся.

Помимо того, что нас обстреливали продольным огнем и ударили в тыл, мы опять оказались в уязвимом положении по сравнению с укрытым от глаз и стреляющим с близкого расстояния противником, поскольку для того, чтобы выстрелить, нам надо было появляться в определенном месте.

В итоге я сделал следующие выводы:

11. Когда маленький изолированный аванпост обороняется от активного противника, нет ни флангов, ни тыла, или, иначе говоря, фронт у него со всех сторон.

12. Берегитесь удара с тыла; когда размещаете и обустраиваете оборону, позаботьтесь о том, чтобы, пока вы перестреливаетесь с врагом перед траншеей, его дружок не подкрался и не выстрелил бы сзади.

13. Берегитесь продольного огня. Это крайне неприятно и с одного фланга — и гораздо хуже с обоих. Помните также, что даже если вы развернете позицию так, чтобы вас не могли обстрелять продольным огнем из винтовок, вы можете быть уязвимы для него с дальнего расстояния, из пушек или «помпомов». Мало найдется прямых траншей, которые нельзя было бы накрыть продольным огнем хоть с какой-нибудь позиции, стоит лишь противнику туда добраться. Иногда этого можно избежать, разместив траншею так, чтобы никто не мог попасть на продолжающую ее линию и обстрелять сверху, или можно много раз «выгнуть» траншею, чтобы она не была прямой, или соорудить траверсы, или вырыть отдельные окопы для каждых двух-трех человек.

14. Не размещайте траншею возле высоты, за которой вы не можете наблюдать, и которую не можете удержать.

15. Не набивайте всех солдат в одну маленькую траншею, как сельдей в бочку. Дайте им воздуха.

16. Как и прежде — укрыться от глаз часто ценнее, чем укрыться от пуль. При стрельбе с близкого расстояния из незамаскированной траншеи покрытые бойницы дают преимущество. Покрытие должно быть пуленепробиваемым и не должно торчать, бросаясь в глаза, над бруствером, притягивая таким образом огонь, иначе будет только еще опаснее.

17. Застать врага врасплох — значит, получить большое преимущество.

18. Если вы хотите получить это преимущество, замаскируйте позицию. Хвастаться своей позицией хорошо на светском ужине, а не в обороне.

19. Чтобы определить, замаскирована или нет ваша позиция, осмотрите ее с точки зрения противника.

Сон пятый

«Несчастье это — мелочь и пустяк

В сравнении с уже тебя постигшим».

«Шагая в ночи по долине к холму,

Мороз прошептал: «Путь такой я возьму,

Чтоб было меня не видать никому,

Пока я не скроюсь вдали».

И снова я приступил к той же задаче, со свежим умом и свежими надеждами, и все, что осталось при мне от предыдущих попыток — это девятнадцать уроков.

Отрядив описанным уже образом отряд на Обережный холм и два дозора, я, пока солдаты разбирали припасы и прочее, потратил минут двадцать на то, чтобы пройтись вокруг и, в свете полученных мной уроков, выбрать позицию, которую мы займем.

Я пришел к заключению, что глупо стоять возле вершины холма и при этом не на самой вершине. Да, я разобью лагерь на вершине Обережного холма, где надо мной на расстоянии винтовочного огня не будет возвышаться ни одна точка, и который, как я мыслю, будет «командной высотой». Я не вполне понимал, что значит «командная», но знал, что это важно — ведь так написано в учебнике, да и на всех маневрах, в которых я участвовал, и на всех тактических схемах, что я видел, «оборона» всегда размещалась на вершине холма или горного кряжа. Задача совершенно ясна: Обережный холм выглядит единственной позицией, которая бы не противоречила моим девятнадцати урокам, значит, нам туда дорога. Когда я остановился возле одной из хижин, мне прямо через горб холма открылся великолепный вид на брод и южный подход к нему, и я мог хорошо обозревать реку далеко на восток и запад. Сперва я думал, не посносить ли глинобитные хижины, из которых, помимо пустых жестянок из-под керосина и куч костей и мусора, состоял каффирский крааль; но, поразмыслив, я решил, что проявлю хитрость, а этот самый невинно выглядящий крааль очень даже поможет мне замаскировать мои укрепления. Я разработал детальный план, мы быстро перенесли на вершину холма свои запасы и принялись за работу.