Бунт обреченных - Уильям Бартон

Время идет, проходит год за годом, и все больше и больше людей разбредается по дальним уголкам Вселенной. Мне помнится, как одиноко мы, юные, необстрелянные рекруты, чувствовали себя в иных мирах, находясь среди равнодушных или враждебных существ. Но после нас приходили другие, защищая интересы людей, затем интересы господ и их слуг.

Иногда мне приходит в голову мысль — кем бы я стал, если бы надумал дождаться конца колониальной программы завоеваний или отправился бы на другие планеты наложником-механиком.

Неожиданный металлический скрежет, как ножом по стеклу, раздался в воздухе — корабельное устройство оповещения «Эй-Ай» издало сигнал для поппитов, встревожив их. Шрехт тут же опустилась на колени, затем на живот, вытягиваясь во всю длину на пластиковом полу, упираясь носом в полоску, держащую транслятор.

«Чирк, чирк, чирк», — три предупреждения.

Все вокруг нас пришло в движение — люди и представители иных миров быстро укладывались на полу. Я лежал на спине, немного раскинув ноги, вытянув руки вдоль туловища ладонями вверх, расслабив пальцы. Такое положение будет наиболее удобным.

Ускорение в 10g подобно сну рядом с китом: одно его движение — и вся громадная масса животного подомнет тебя под себя.

Предупреждения больше не было, только раздался звук, автоматически закрываемой двери. Если какой-нибудь несчастный не успеет зайти в отсек или, наоборот, выйти оттуда, то двери разрежут его пополам или превратят в лепешку. Воздух внутри помещения, и без того тяжелый и спертый, стал еще тяжелее. Послышался одинокий отдаленный вой механизмов, помогающих включиться и набрать обороты основным двигателям — оборудование демонстрировало свою силу, играло мускулами. Вой сменился более громким биением сердец мощных турбин, и все услышали, как водородное горючее побежало по трубопроводам.

Глухой стук, затрясшийся корабль и появившееся из сопла ракеты флюоресцирующие свечение свидетельствовали о тoм, что включилось зажигание и реактивные турбины судна заработали на первой скорости. Затем я был размазан по полу навалившейся на меня тяжестью.

Где-то пронзительно закричал человеческий ребенок, и его дикий крик почти заглушил протестующее ворчание, испуганный шепот боромилитян, в большинстве своем прежде никогда не летавших на космических кораблях. Когда ракета легла на заданный курс, у меня заложило уши.

От перегрузки ладони расползлись по полу, костяшки пальцев, как мне казалось, вдавились в пластик.

Рев реактивной турбины перекрыл шум вспомогательных двигателей, от него сотрясались стены и перекрытия — ракета выходила из тропосферы планеты. От работы турбин и перегрузки в 10g грузовые контейнеры издавали настоящую какофонию звуков — скрежет, скрип коробок и ящиков друг о друга, натужное пение веревок и канатов, которыми они были закреплены. Сюда добавлялись жалобные стоны пассажиров, похожие на вой раненых собак.

Шрехт неподвижно лежала рядом со мной, тяжело дыша, пыхтя, как поврежденный двигатель. Боковым зрением я смутно мог видеть ее голову и закатившиеся глаза.

Наверно, давление на ее ребра было огромным, ей приходилось гораздо тяжелее, чем мне, но хруфф никогда не будет жаловаться, даже если эти ребра сломаются.

Между нами на полу распластался поппит размером с ладонь, похожий на маленькую голубую звездочку. Открыв рот, он всеми своими восемью красными глазами смотрел на меня.

Давление несколько уменьшилось, уровень шума резко понизился. Мы наконец выбрались из тропосферы. Голубое пламя реактивного двигателя погасло само собой в разреженной стратосфере Боромилита, стартовые сопла закрылись. Ускорение составляло 6g.

Мы двигались к орбите планеты.

Где-то все еще плакал ребенок, его мать пыталась успокоить свое ненаглядное дитя, что-то нежно ему мурлыкая. Наверно, вместе со мной летит семья какого-нибудь важного работника одного из межпланетных сервисных бюро, какого-нибудь техника-контрактника, выбившего из своих работодателей определенные привилегии: «Моя семья поедет со мной, и мы можем вернуться домой в любой момент, когда захотим, когда кончится работа». Неужели это зависть, что я испытываю к ним? Да нет, наверно, не зависть.

Немного погодя даже эти звуки умрут, наступит тишина, нарушаемая только отдаленным рычанием турбин, несущих нас к ждущему звездному кораблю, где сила тяжести тоже составляет 10g, но в условиях космоса она будет переноситься легче, и пассажиры смогут встать на ноги. Как мило и заботливо с их стороны. С их, машин. Надо же, машина с душой!

Скоро мы уже находились на звездолете. В наших «каютах» шум турбин был едва различим. Путешествие проходило относительно легко и спокойно, если только перелет через звезды можно назвать безопасным.

Посадка всегда бывает суматошна. Стыковка проходит при тусклом освещении в шлюзах, в невесомости. Сталкиваются пассажиры, грузы, мелькают поппиты, похожие на летающих пауков.

Название корабля, который принял нас на борт, оказалось «7мб4субСХ», а в главном его узле расположился господин, только что созданный своими собратьями и, следовательно, не имеющий пока большого веса в своем машинном мире.

Моя каюта, подобная тысяче других, созданная из соединенных вместе грузовых контейнеров, оборудованная минимумом приспособлений, могла выдержать нагрузку в 6g и выше. Находилась она на полдороге к фюзеляжу. Это помещение предназначалось для пассажиров. Большую часть отсеков занимал груз, находившийся на нижних палубах в не оборудованных каютах, отдаленных от жилых отсеков на метр.

Я старался не спускаться ниже. Меня смущал запах рвоты и испражнений, которыми негуманоиды реагировали на шок подъема и перегрузки.

Я поднялся выше на площадку на уровне фюзеляжа, где сила тяжести была l1g — норма для поппитов. Вид из иллюминатора поразил меня. Сев за маленький столик в ресторане, недалеко от главного поручня на одном из балконов, я принялся рассматривать громадное скопление народа. Представители различных цивилизаций толпились внизу, глядя в иллюминаторы.

Они — выдающееся творение машин, огромная, изогнутая поверхность великолепного стекла, в сотню метров высотой и вдвое большей шириной. Конечно, у людей такого просто не может быть.

Внешний корпус судна, как, впрочем, и все, прежде виденные мной звездолеты, представлял собой ничем не выделяющееся, замкнутое пространство из сверкающего металла, сделанного бог знает из чего. Под нами работали турбины, однако рев их почти не был слышен, и работа двигателей позволяла нам перемещаться, ходить и любоваться звездами в роскошные иллюминаторы. Удивительное зрелище…