Стрелок (сборник) - Жан-Патрик Маншетт

В лицее Мартен водился с буржуйскими сынками – те одолжили у него скутер. Благодаря мопеду он попал в компанию богачей и тут же по уши влюбился в Анну Фре, которая носила дорогую одежду, тончайшие капроновые чулки и душилась «Герлен».

Все хотели Анну Фре, но та только смеялась, встряхивала волосами, ускользала и не давалась никому. Мартен за немалые деньги купил заочный курс бодиболдинга. Но у девушек обеспеченного класса он не пользовался успехом, они считали Терье немного вульгарным. Он наверстывал на стороне, даже вступил в связь со сборщицей с предприятия Фре. Но его страсть не могла довольствоваться такой девицей.

Однажды субботним вечером Анна попросила Мартена проводить ее до дома после вечеринки, где все танцевали под Майлза Дэвиса, и они страстно поцеловались. Потом Терье сказал: Анна выбрала его в качестве сопровождающего, чтобы не приставали другие. Она бурно воспротестовала. Мартен заметил, что стесняется своего низкого происхождения, и Анна снова горячо возразила, мол, она считает: Мартен совсем не такая дубина, как остальные, и именно по причине его социального происхождения. Другие – избалованные мальчишки. А он – нет. Мол, Мартен знает о трудностях реальной жизни, летом работает, а не ездит отдыхать, он вынужден бороться, чтобы попасть наверх, и все это делает его человеком зрелым и глубоким, – заключила Анна.

Но когда Мартен языком раздвинул ей губы, она казалась удивленной, а когда он попытался прижаться к ней, – высвободилась. Анна бросила «спокойной ночи» и убежала, немного раскрасневшись, в тот фешенебельный особняк, в котором позже появится антильская консьержка.

В следующую субботу Мартен сказал Анне, что любит ее. Потом все пошло своим чередом. Во время летних каникул Анна не часто отвечала на письма Мартена, оставшегося в Нозаке работать. Но в новом учебном году она целовалась уже охотнее и соглашалась на более смелые ласки.

В начале декабря изумленный Мартен получил приглашение на ужин в семейство Фре. По такому случаю он надел галстук и позаимствовал у отца рубашку с запонками. За столом, под перекрестным огнем вопросов со стороны родителей Анны, он отвечал неудачно и путался в столовых приборах. Захмелев от выпитого поочередно белого и красного вина, Терье стал болтливым и больше не контролировал лексику.

После ужина папаша Фре увел парня в свой кабинет. Он дал понять молодому человеку, что того ждет совсем не блестящее будущее, Анна же должна со временем выйти за человека своего круга. В заключение он потребовал от Мартена прекратить встречаться с дочерью и выпустил мальчика на улицу с черного входа.

В ту ночь, обезумев от ярости и унижения, Мартен чуть не подрался с отцом, потому что Шарль Терье был пьян и придирался к сыну по поводу взятой рубашки и запонок. К счастью, у отца случился очередной приступ до того, как дело приняло дурной оборот.

В последнее время Шарль Терье снова стал пить. Дружки Мартена как-то угостили его спиртным в пивной, где Шарль работал официантом. Последовавшие затем изменения в его поведении сильно их позабавили. Затем они стали поить его снова и снова, дразнили Шарля Терье шавкой.

Когда официанту из-за неприличного поведения дали расчет, пристыженные и озадаченные балбесы встретились с Шарлем Терье и вместе с ним затеяли поход по барам. Напившись, Шарль опять начал паясничать. На рассвете у него случился приступ дикого гнева. Оставшиеся оболтусы веселились. Шарль Терье шатался по пустым улицам и кричал, что отсюда надо валить. Потом он угнал чужой мотоцикл, на первом же повороте потерял равновесие и разбил череп о поребрик.

– Я вернусь и убью их, они у меня дерьмо жрать будут, – пообещал на рассвете Мартен семейному приятелю, Деде.

Перед этим Терье поцеловал Анну Фре, и она поклялась ждать его десять лет.

Даже если б отец не умер, Мартену нечего было сказать ему на прощанье. В то утро он, не дожидаясь похорон, сел в поезд, доехал до Тулузы и записался в армию.

И еще он помнил вот что…

– А вы что, ничего не скажете? – спросила итальянская журналистка.

Терье пожал плечами.

– Ничего такого, что было бы вам интересно.

Двое других белых солдат только что долго трендели про свои корни, про бойцовский характер и еще – после некоторого нажима – про идеологические убеждения, мол, надо же кому-то встать на пути проникновения коммунизма в Африку. Один был англичанином, другой немцем. Они, Терье, журналистка и сопровождавший ее бородатый негр довольно продвинутого вида, одетый в форму правительственных войск без знаков различия, находились в разгромленном салоне каменного отеля. Вентиляторы не работали, окна были выбиты, за баром виднелась куча нечистот, хотя сортир находился в двух метрах от стойки. За осколками стекол лежала улица, пустынная и раскаленная добела. Посреди нее все еще валялся одетый в шорты труп повстанца лет пятнадцати, которого солдаты правительства забили насмерть незадолго до приезда журналистки. В километре-двух периодически слышалась стрельба.

Журналистка с интересом смотрела на Терье, и тот смущенно ответил, что у него вроде такое же прошлое, как и у других, только сначала он отслужил во Франции в армии, в десантных войсках.

– А драться вы любите?

Терье пожал плечали.

– Не особо.

– Почему вы здесь? Из идейных соображений?

Журналистка что-то записывала в маленький блокнот. У нее были короткие светлые волосы и черные глаза. Довольно крупная, полноватая, сексапильная, в камуфляже. Когда она говорила, было видно, как за белыми зубами двигался язык.

– Нет, – ответил Терье смущенно. – Я только ради денег.

– Мне это интересно, – сказала журналистка. – Вы и ваши коллеги всегда начинаете с того, что приехали ради денег. А если копнуть, обнаруживается другое. На самом деле мне хочется найти того, кто прибыл сюда только чтобы заработать. – По-французски она говорила безупречно. – Но я в это не верю. Рисковать жизнью исключительно ради обогащения – бывает ли такое, понимаете? Я спрашиваю себя. – Она постучала карандашом по своим белым резцам.

– Ну, у меня в жизни есть план, – пробормотал Терье.

– План жизни? – Итальянка округлила брови.

– Да ладно, бросьте, – ответил Терье.

Он встретился взглядом с бородатым негром, одетым в форму без знаков различия. Негр чуть улыбался.

– Так что за план жизни? – настаивала итальянка.

– Блин, – сказал Терье. – Хочу накопить денег. Дал себе на это десять лет. Потом завязываю и начинаю новую жизнь.

– Кем?

– Это вас не касается, мадам.

Италянка смотрела на него с улыбкой, ее черные глаза смеялись и, может быть, немного заманивали.

Вдруг распахнулась дверь сортира. Оттуда вылетел тринадцатилетний негр в шортах цвета хаки и в красной каске. Он с воплем открыл огонь по присутствовавшим.

За пять секунд раздалось где-то пятнадцать или семнадцать выстрелов. Когда снова настала тишина, немец, англичанин и итальянка лежали, уткнувшись носом в пол. Снайпер-подросток сидел возле дверного проема в сортир, без красной каски, с дырками в сердце и на лице – мертвый. Терье и негр стояли в безупречной стойке, сжимая обеими руками теплые автоматические пистолеты. Они оценивающе посмотрели друг на друга и обменялись едва заметными улыбками. Те, что лежали, вжавшись в пол, начали подниматься, лица у них были зелеными. Негр в форме без знаков различия расслабился, хлопнул Терье по плечу, подошел к трупу и забрал у него оружие.

– Интересно, какие суки продали им «армалайты»… – заметил он. Негр тоже превосходно говорил по-французски.

Терье хотел что-то ответить, но вдруг правая нога резко согнулась, и он оказался на полу. Потряс головой. Бедро болело, из него хлестала кровь.

– Давящую повязку, – выговорил он с трудом.

Позже, совершенно оглушенный и горящий в лихорадке, Терье лежал в кровати в гостинице. Ставни закрыты, окно за ними – распахнуто. Слышно, как далеко, километров за десять, стреляла артиллерия. Негр Стэнли сидел в изголовье кровати с бутылкой водки и лимонами и, улыбаясь, смотрел на Мартена. Кожа у Стэнли до того черная, что если он не улыбался, в темноте его почти не видно. Между артиллерийскими залпами доносились жуткие стоны откуда-то из отеля. Похоже, пытали пленного. Но если прислушаться, становилось ясно, что это итальянская журналистка трахалась с мужиком.

– Для вас эта война кончена, – заметил Стэнли. – С таким бедром вы меньше месяца не проваляетесь. Есть планы на дальнейшее?

– Нет.

– У меня к вам предложение, – сказал Стэнли. – Ваша реакция сегодня утром была выше всяких похвал.

– Что? – спросил ничего не понимающий Терье.

– Все залегли, – ответил Стэнли.

– А, да, – буркнул Терье. – Да.

– У меня предложение, – повторил Стэнли.

Так Мартена Терье взяли на работу.

Анна Фре, в замужестве Шрадер, отрицательно мотнула головой, когда Терье протянул ей блюдо с фруктами. Она встала из-за стола, отошла, рухнула в кресло в углу комнаты, затягиваясь сигаретой «Кент» и глядя в пустоту. Терье взял апельсин, стал безупречно снимать с него шкурку с помощью ножа и вилки. Феликс Шрадер смотрел на него пристально и добродушно.