Если завтра случится - Анна Джолос

— Если сидел, то всё, не человек? — резко её перебиваю.

Директриса снимает очки, потирает переносицу и обращает на меня усталый взор.

— При всех своих недостатках ты неплохой парень, Климов. Не хотелось бы, чтобы ты повторил судьбу Егора. Так яснее?

— Идти могу? — выжидающе на неё смотрю. Даю понять, что наш разговор окончен. Свою семью обсуждать с ней я не намерен.

— Иди, — вздохнув, открывает одну из папок. — Где метлу завтра взять помнишь?

— Помню.

Я и метла — это нетленка. Вон даже на доске фотка есть.

Выхожу в коридор, останавливаюсь и внимательно читаю информацию, указанную в электронном билете. Запоминаю дату, время, номер поезда.

— Ну и че там, Дань? — Маринка подходит ко мне, лениво пожёвывая жвачку. — Билет? — заглядывает в бумажку. — Охереть, ты уезжаешь через две недели?

— Да.

Складываю листок и убираю в карман.

— Ммм, — запрыгивает на подоконник и, вытянув ноги, отворачивается к стеклу.

— Зуева видела после вчерашнего?

— Нет, не видела, — цедит сквозь зубы.

— А в столовке что на обед было?

Она молчит.

— Швец, ты чего? — стискиваю лодыжку. — Красные дни пришли?

Обычно именно в этот период у девчонок без причины срывает крышу.

— Дурак! Отвали! — её голос дрожит.

— Эу, алё, чё моросишь?

— А ты не понимаешь? — поворачивается и отталкивает меня, психанув.

— Нет, поясни.

Её истерика озадачивает. Я никогда не видел Марину плачущей… Хотя может, просто не обращал внимания?

— Ты укатишь в этот свой Хреноморск, а я? — выдаёт вдруг обиженно.

— Подожди. Суть претензии?

— Тебе вообще всё равно? — выпаливает зло.

Вон оно что.

— Мари, ты классная, и всё было круто, — вытираю большим пальцем влагу с её щеки.

— Было круто и…? — явно ждёт какого-то продолжения.

— И я думаю, ты с лёгкостью найдёшь мне замену.

Сколько себя помню, столько Швец умело крутит не только задницей, но и пацанами.

— Конечно найду, не сомневайся! — шмыгает носом. — Я в Москву поеду, ясно?

— С такими данными только туда и дорога, — поддерживаю на полном серьёзе.

— Найду себе богатого мужика и буду жить припеваючи! Даже не вспомню про всю эту нищету и вас, оборванцев! — обещает ядовито.

— Твои слова да Богу в уши, Марин, — щёлкаю по носу.

Смотрим друг на друга. Улыбаюсь.

— Ждать тебя сегодня после отбоя на чердаке или прямо сейчас расстанемся? — обнимает меня за шею и хитро заглядывает в глаза.

— Ждать, — подмигиваю ей.

— Козёл ты, Даня, — качает головой. — Но по тебе и твоей змее я буду скучать больше всего.

Ржу, зарываясь пальцами в её волосы.

— Я про твою татуху, придурок, — тоже прыскает от смеха, но перестаёт хохотать, когда наши губы встречаются.

Забираюсь под юбку, поглаживаю бедро. Маринка крепко сжимает мой торс ногами и отдаётся поцелую со свойственной ей страстью.

— КЛИМОВ! ШВЕЦ! — доносится до нас разгневанный голос директрисы. — Совсем стыд потеряли? Отставить разврат!

Медленно отлипаю от девчонки.

— Попрощаться-то с ним можно? — Маринка одёргивает юбку.

— Напрощаетесь, чувствую. Оставит тебе на память Клима-младшего. Что будешь делать? Понесёшь в дом малютки?

Швец матерится и раздражённо цокает языком.

— Ничему вас жизнь не учит! — возмущается Сергеевна.

— Ой, вам не надоело нудить? — Маринка взбивает пальцами шевелюру. — Идите домой к мужу, займитесь с ним чем-нибудь полезным. Давно пора своих детей воспитывать, а не чужих.

Громко хлопает дверь.

— На хрена ты…

— А нечего меня затрагивать! И вообще, ты на моей стороне или на чьей? — со всей дури лупит в плечо.

— Давить на больное необязательно, Марин. Ты же знаешь, что у них проблемы в семье.

— А насрать мне! — кричит на весь коридор. — Ей же насрать! Она с лёгкостью напоминает нам о том, что мы — люди второго сорта. Так почему я должна молчать? — хватает свою сумку с подоконника и фурией несётся к распахнутой настежь двери.

По опыту знаю, лучше сейчас её не трогать. Пусть перекипит, поостынет, успокоится.

Иду на улицу следом, присаживаюсь на ступеньки и снова достаю билет. Кручу его в руках. По новой перечитываю. Дважды.

Через две недели я буду дома. Через две недели начнётся новая жизнь…

***

В день отъезда просыпаюсь очень рано. Долго лежу, тупо уставившись бесцельным взором в потрескавшийся потолок. Предпринимаю попытку уснуть, но у меня, естественно, не получается. Причина идиотская. Слишком много мыслей и переживаний, мне не свойственных.

Как сейчас выглядит мой брат? Узнаю ли я его? Будет ли он рад мне? И как вообще пройдёт наша встреча?

Задержав дыхание, поднимаюсь с постели. Едва сдерживаю стон. Прикрываю глаза на несколько секунд и стискиваю зубы до хруста. Смиренно жду, когда утихнет боль.

Да уж. Отпинали меня накануне старательно. Зуеву, спасибо. Отомстил чужими руками-ногами на совесть. Пятеро на одного. Какие-то местные амбалы, уж не знаю, откуда он с ними знаком…

Тогда, потерпев поражение в неравной борьбе, я очутился на земле. В какое-то мгновение даже подумалось, что больше не встану и дом родной так и не увижу. Очевидно, это и случилось бы, если бы не вышеупомянутый Зуев. Тот ведь ссыкло, каких поискать. Потому и тормознул вовремя свою «крышу». Наперёд зная о возможных последствиях…

Прижимая ладонь к ноющему ребру, тянусь за шмотками, висящими на спинке стула. Одевшись и обувшись, покидаю спальню, в узких стенах которой храпом ведут диалог Ивонин и Никифоров. Спускаюсь вниз и выхожу на улицу.

Хорошо… Свежо.

От прохладного утреннего ветра открытые участки кожи моментом покрываются мурашками.

Зеваю, потирая глаза. Сонно приветствую Иваныча. Тот, по обычаю, активно трудится, подметая двор.

— Чего выперся ни свет, ни заря? — интересуется он, не отвлекаясь от процесса.

— Не спится, — признаюсь честно.

— Выглядишь дерьмово. Метлу не предлагаю.

Да уж. Я и сам, к собственному удивлению, рад бы отвлечься и принести пользу обществу, но работник из меня сегодня так себе.

— Уезжаешь, говорят? — спрашивает между делом.

— Да. Поезд в десять сорок.

— То-то Сергевна слёзы льёт третий дней подряд.

— Из-за меня, серьёзно? — уточняю, выгибая бровь.

— А из-за кого ж, — смещается чуть правее. — Вы с неё кровь литрами пьёте, а она за каждым потом убивается, как за своим.

Ощущаю укол совести. Проблем Глотовой я принёс действительно немало.

— Чё, Дань, не терпится на волю?

Неопределённо веду плечом. Странно себя чувствую… Крайние лет десять я жил по расписанию и чётко знал, чего мне ожидать от дня грядущего. И вот, когда ты осознаёшь, что это закончилось, ощущаешь необъяснимую тревогу в груди. Потому что вообще не понимаешь, что будешь делать дальше.

— Главное, на зону не загреметь, Дань.

— Ты, Иваныч, на пару с Ольгой Сергевной решил