Жертвы обстоятельств - Софья Ролдугина

— Боишься… — в голосе Максимилиана удовольствие мешалось со злостью. — И правильно. Какого демона ты это сделал?

— Сделал — что? — машинально переспросил Дэйри вдруг понял.

«Dess, — пронеслось в голове. — Я в жо… — перед глазами встало мрачное лицо Лиссэ. — …в жуткой ситуации».

Дэриэлл медленно выдохнул, стараясь выровнять сердцебиение. Ладно, он знал, на что шел, когда провоцировал князя. Но не думал, что Максимилиан — вспыльчивый, страстный, непосредственный Максимилиан! — поведет себя так расчетливо. Дэйр ждал ругани, ссоры в присутствии Найты, которая заставила бы ее по-другому взглянуть на драгоценного, непорочного князя… Но не одобрения напоказ — перед ней, и потом — попытки убить.

«Интригана из меня не выйдет, — мрачно размышлял Дэриэлл. — Ладно, за "добрый совет" мы потом с Меренэ сочтемся…»

— Поцеловал ее, шатт даккар! Здесь! И сейчас! Передо мной! Я же …

Он внезапно осекся и остановился в двух шагах от Дэриэлла, прижимая пальцы ко рту, будто хотел затолкать слова обратно.

«Слишком близко для того, чтобы это было комфортно», — подумал Дэриэлл, пытаясь собраться с мыслями. Но ощущение опасности, волнами исходящей от князя, сводило все усилия сконцентрироваться на нет.

— Ты что… ревнуешь? — произнес он осторожно, каждую секунду ожидая удара.

Но его не последовало.

— Шакаи-ар не ревнуют. Я телепат и точно знаю, что чувствовала она, когда… Зачем ты это сделал? — с непонятной мукой глухо протянул Ксиль. Он продолжал стоять, не двигаясь, запрокидывая голову к равнодушному небу. Светились желтым окна квартир, где-то недалеко, на соседней улице, смеялись ребята, поджидая автобус…

Напряжение не спадало.

«Dess, еще немного, и я сам подставлюсь под кулак, только чтобы не ждать постоянно атаки», — отстраненно констатировал Дэриэлл.

Набившийся в ботинки снег постепенно таял, оставляя противное мокрое ощущение. Царапины на лице щипало.

— Зачем ты это сделал? — повторил Максимилиан уже настойчивей, опустив лицо. Из-под угольно-черной челки синие глаза светились, будто таинственные болотные огни.

Те самые, что завлекали путников в трясину.

— Зачем? — Дэриэлл расчетливо тянул время, надеясь на появление поздних прохожих. В присутствии посторонних Ксиль наверняка взял бы себя в руки, а там можно было бы и поговорить спокойно, без истерик. — Я люблю ее. И, естественно, хочу быть вместе с ней…

«И, желательно, единственным в списке», — мысленно закончил он.

Из горла Максимилиана вырвалось глухое рычание.

«Клятый телепат!», — осознание собственного прокола было как кипяток по нервам.

— Я не хотел… — хрипло выдохнул Дэйр, но Ксиль не стал ждать оправданий.

Просто метнулся вперед — аллиец едва успел поднять руки, защищая горло — и повалил в снег, прикусывая плечо, раздирая когтями куртку на животе… Пока — беспорядочно, зло, обиженно, и потому не всерьез — но только до первой крови.

Дэриэлл попытался оттолкнуть его — и не смог. Ему стало не по себе — помирать вот так, глупо, из-за нелепого просчета, слепого следования планам сестры ему не хотелось.

Меренэ хотела, как лучше. И Дэйр тоже.

А глупое чувство вины… Они равны с этим проклятым шакаи-ар! Нэй еще не выбрала!

«Почему я должен уступать? — с неожиданной злостью думал Дэриэлл. — Почему — сразу сдаться? У него есть все, а у меня… у меня… только она…»

Рывок — куртка затрещала.

— Ксиль, успокойся, пожалуйста, — Дэйр надеялся, что это звучит все же не так жалко, как ему кажется. — Ксиль, прости, я не хотел! — «Вранье, конечно, хотел» — Ксиль, я не… ох!

Когти все-таки впились под ребра.

И тут Дэйр испугался по-настоящему, до ступора.

— Йа-а-а… — вырвалось из горла.

И в тот же момент кровь словно огнем обернулась. И — нахлынуло, как волна, ощущение чужого присутствия, будто там, в грудной клетке, билось не одно сердце, а два.

Его и… его.

Невероятное, пугающее, сносящее крышу ощущение продержалось всего мгновение — и схлынуло. А Максимилиан разом обмяк и затих, утыкаясь носом в распустившийся шарф.

— Ксиль? — осторожно окликнул его Дэриэлл.

Рука сама потянулась — огладить по намокшим волосам, ощутить их шелковую гладкость… но деревянные пальцы неловко скользнули по чужому затылку, как протез. Невыносимо захотелось сжульничать — задрать рукав до той границы, где к коже возвращается чувствительность, и… подарить ласку или украсть?

«Я брежу, — отстраненно подумал Дэйр, неловко распутывая свалявшиеся пряди. — Это все идиотские регены. Точно».

— Ксиль?

Максимилиан завозился и повернул голову в сторону, сплевывая на снег клочок куртки.

— Прости, — тихо сказал князь. И прозвучало это не по-княжески — по-мальчишески. — Сорвался. Просто на секунду я почувствовал себя… лишним между вами. И испугался. Я же не смогу ей сказать «Стой». Или удержать, если она захочет уйти. Но не уверен, что сумею справиться с этим.

Дэриэлл почувствовал, что сердце у него сжимается — столько боли и ирреального страха перед потерей было в простых, тихих словах.

«Я люблю ее, — думал бывший целитель. — Но и он тоже. И он».

— Дэйр… я попросить хотел…

«Все, что угодно!» — чуть не ляпнул Дэриэлл, мучаясь чувством вины. Но вовремя прикусил язык, вспомнив, как один раз уже ошибся в князе.

— Слушаю.

— Дэйр… если она выберет тебя… ты ведь не станешь меня прогонять?

Максимилиан приподнял голову и немного подтянулся вперед — так, что они оказались лицом к лицу. Темно-синие глаза все так же сияли — но теперь мягким, беззащитным светом.

«Не стану. Не смогу», — обессилено подумал Дэриэлл, пытаясь отвести взгляд, освободиться, скинуть эти дурацкие шакарские чары.

— Посмотрим, — произнес он вслух.

Губы князя медленно раскрылись в улыбке. Белые клыки влажно поблескивали — ничуть не хищно, нет. Уютно, пожалуй, как мятные новогодние леденцы.

Дэйр судорожно вздохнул — и словно на грани слышимости уловил довольную, по-кошачьи сытую мысль:

«Попался».

И только тогда к Дэриэллу пришла ужасная, пугающая идея: его опять перехитрили.

Где-то рядом болтали и хохотали подростки, деля на всю компанию одну бутылку газировки. Лаяла во дворе собака. В пробке обменивались гудками, как уколами рапир, доведенные до ручки автомобилисты. И никому не было дела до того, что в темном палисаднике, за лысым кустарником, в сени обледеневших то ли дубов, то ли каштанов, лежит в сугробе аллиец. За шиворотом у него снег, в ботинках — уже и вовсе вода, а на груди свернулся и почти мурлычет нахальный, уязвимый и коварный шакарский князь, загадочно глядя из-под приопущенных ресниц.