Телепат - Алексей Хапров

Я знал ответ на этот вопрос. Но, чтобы не травмировать своего соседа по палате, произносить подсказку сразу не стал, и предварительно спросил.

— О чем Вы снова задумались, Степан Тимофеевич?

— Да вот, не могу никак сообразить, — откликнулся он. — Слушай. Сдельная зарплата за сверхплановую продукцию, начисляемая по возрастающим расценкам. Первая "п". Сразу говорю, "премия" не подходит. Здесь двенадцать букв.

— Прогрессивка, — сказал я.

— Точно, — обрадовался Степан Тимофеевич. — Конечно же, прогрессивка. Как же я сам не догадался. Ведь двадцать лет на заводе проработал. Вот что значит десять лет на пенсии. Все позабыл.

Степан Тимофеевич продолжил разгадывание кроссворда, а я поднялся с кровати и вышел в коридор. Неторопливая прогулка по коридору привела меня в бурный восторг. Мне удавалось узнать, о чем думает каждый, к кому я приближался. Старичок, сидевший на тахте с костылем в руке, и задумчиво глядевший перед собой, вспоминал свою молодость. Он прокручивал в мыслях какую-то давнюю вечеринку в парке культуры и отдыха, где он, совсем еще юный, танцевал в обнимку с белокурой девушкой под типичный вальс довоенных лет, и получал от этого огромное удовольствие. Шедший мне навстречу детина с царапиной на лбу и с загипсованной рукой, волновался, не найдет ли его супруга заначку в тысячу рублей, которую он прятал от нее в зимнем ботинке, стоявшем в домашней кладовке. Сидевшая на посту медсестра, опершись головой о кулак, с удовольствием вспоминала прошедшую ночь. Воспоминания были очень интимными и очень личными. Мне стало совестно, и я постарался пройти мимо нее побыстрее. А вот мысли санитарки, мывшей в коридоре полы, мне не понравились. Они меня даже возмутили. Санитарка ждала, когда из процедурного кабинета выйдут две болтавшие о чем-то медсестры, чтобы, проникнув туда якобы для уборки, тайком отлить медицинский спирт в уже приготовленную стеклянную баночку из-под майонеза, которая лежала у нее в кармане халата. Во мне вдруг вспыхнул азарт защитника правопорядка, и я демонстративно уселся на тахте, стоявшей как раз напротив процедурной. Санитарка с недовольным видом покосилась на меня.

— Что ты здесь расселся? — проворчала она. — Ступай в свою палату и не мешай мне.

Я насмешливо посмотрел на санитарку и спокойно сказал:

— Где хочу, там и сижу. И я Вам не мешаю. А то, что Вы воруете спирт в процедурной, уже все отделение знает. Иван Иванович во время обхода лично просил нас за Вами присмотреть.

Санитарка густо покраснела.

— Ничего я не ворую, — пробормотала она.

— Конечно, Вы берете взаймы, — иронично заметил я. — А для чего Вам баночка из-под майонеза, которая лежит в кармане Вашего халата?

Санитарка открыла рот, но не смогла больше ничего сказать. Она со страхом посмотрела на меня и принялась быстро домывать полы, старательно поворачиваясь ко мне спиной.

Я был в восторге. В тот момент я, наверное, чувствовал себя самым счастливым человеком на земле. Неожиданно открывшаяся во мне способность читать чужие мысли давала мне в руки очень сильное оружие. Я впервые в жизни ощутил, что значит иметь превосходство над другими людьми. Я пока еще не знал, как распорядиться этим превосходством. Я пока не представлял, как оно может повлиять на мое более чем скромное положение в обществе, на материальное благополучие, и на многие другие факторы, составляющие мой образ жизни. Но в то мгновение у меня промелькнула мысль, что этот дар может дать мне все. Абсолютно все, чего я только пожелаю.

Мои приятные размышления прервал голос медсестры, раздавшийся с другого конца коридора:

— Воробье-е-ев!

Я поднял руку, давая понять, что я ее слышу.

— К завотделения!

Я поднялся с тахты и направился в ее сторону, где располагался кабинет заведующего отделением.

Иван Иванович сидел за своим рабочим столом, и вместе с медсестрой, которая стояла с ним рядом, задумчиво разглядывал рентгеновский снимок. Кивком головы он предложил мне сесть на стул. Я сел. Иван Иванович снял очки и посмотрел на меня.

— Я внимательно изучил Ваш снимок, — сказал он. — Никаких нарушений костного покрова Вашей головы я на нем действительно не вижу. Поэтому, принимая во внимание Ваши жалобы, я хочу Вас осмотреть. Люда, сними с него бинт. Только осторожно.

Медсестра подошла ко мне и принялась аккуратно разматывать повязку на моей голове. И тут вдруг до меня отчетливо донеслись мысли Ивана Ивановича. То, о чем он думал, меня просто поразило. Иван Иванович явно переживал вторую молодость. А может, даже уже и не вторую, а третью, четвертую, пятую. Он мысленно раздевал Люду, поочередно снимая с нее все детали одежды, и рисовал в своем воображении, как она будет выглядеть без нее. Вот вам и Иван Иванович! От кого-кого, а уж от него я такого не ожидал. Пожилой человек, убеленный сединой, казавшийся мне ярым поборником пуританских правил, на самом деле был не лишен некоторого легкомыслия. Что ж, верно говорят, седина в бороду — бес в ребро.

Я не смог сдержаться, и прыснул. Люда отстранилась и вопросительно посмотрела на меня.

— Щекотно, — объяснил я.

— Щекотки боитесь? Ай-яй-яй! — иронично покачала головой медсестра и продолжила снимать с меня бинт. Интересно, как бы она отреагировала, если бы узнала, что действительно меня рассмешило?

Закончив возиться с повязкой, Люда отошла в сторону, предоставив меня заботам заведующего отделением. Иван Иванович выбросил из головы свои эротические фантазии, подошел ко мне и принялся осторожно щупать мою голову. Надо отдать ему должное, он делал это со всей тщательностью и добросовестностью. Все его мысли теперь были направлены на изучение моего черепа.

— Если будет больно, даже чуть-чуть, обязательно скажите.

Должен признаться, что в тот момент меня охватила некоторая нерешительность. А стоит ли мне помогать Ивану Ивановичу искать эту трещину, если именно благодаря ей у меня появилась способность к телепатии? Что будет, если эта трещина зарастет? Смогу ли я после этого читать чужие мысли? Терять этот внезапно открывшийся дар мне не хотелось. Я уже успел почувствовать, какую он может принести мне пользу. Но что будет, если эту трещину скрыть? Не приведет ли это к какому-нибудь серьезному осложнению?

Я метался в поисках верного решения, а Иван Иванович, тем временем, поочередно ощупывал все участки моей головы. Но все его нажимания и поглаживания мне никакой боли не причиняли. И только когда он дошел до здоровенной шишки, располагавшейся чуть ниже ко лбу от темени, я почувствовал дискомфорт и отстранился.

— Кроме этого места больше нигде не больно? — спросил Иван Иванович.