Том 2. Стихотворения 1909-1917 - Валерий Брюсов

<1912>

В ресторане

Вспоминаю под жалобы скрипки,В полусне ресторанных огней,Ускользающий трепет улыбки —Полудетской, желанной, твоей.

С тихим вальсом, знакомо печальным,В темный парк ускользают мечты.Липы дремлют в наряде венчальном,И во мгле улыбаешься — ты.

Этот вальс, этот зов, эти звуки —Возвращает и годы и дни.Я целую дрожащие руки,Мы — во сне, мы — в тени, мы — одни.

Вижу вызовы дерзкого взгляда,Вижу алые губы, как кровь…Ах, не надо, не надо, не надо,Душу снова качает любовь.

Неподвижны у стойки лакеи,Искры брызжет вино и хрусталь…Мы идем по вечерней аллееВ непостижно-прозрачную даль.

Все безжалостней жалобы скрипки,Все безумней взлетают смычки…Ивы темные нежны и гибкиНад лукой потемневшей реки.

1911

После ночи…

После ночи свиданья любовного,Тихой улицей, тающей тьмой,В упоеньи восторга греховного,Возвращаться неспешно домой.

Проходя тротуарами темными,Помнить, в ясном сиянии грез,Как ласкал ты руками нескромнымиГорностай ее нежных волос.

Чуя в теле истому палящую,Слыша шаг свой в глухой тишине,Представлять ее, дремную, спящую,Говорящую «милый» во сне.

И, встречая ночную прелестницу,Улыбаясь в лучах фонаря,Наблюдать, как небесную лестницуВ алый шелк убирает заря…

1904

По торжищам

По торжищам влача тяжелый крест поэта.

Романс

Ты приходил ко мне, холодный,С жемчужным инеем в усах.В вечерний час, со смертью сходный,Твой лоб, твои глаза и щеки

Я грела в маленьких руках.О, как мы были одиноки,Вдвоем, и в мире и в мечтах!Ты приходил ко мне, весенний,

Обвеян запахом листвы.И в час, когда прозрачны тени,Я целовала абрис милыйТвоей склоненной головы,

А древняя луна скользилаПо кругу древней синевы.Ты приходил ко мне, усталыйОт зноя, в пыльный летний день.

Твой рот, страдальческий и алый,Я целовала, берегла яТвою тоскующую лень.Пока, все думы погашая,

Не проникала в окна тень.Настала осень; дождь протяжныйШумит в ленивой тишине,А ты, весь радостный, весь влажный,

Осенних астр цветную связкуНесешь кому-то, но не мне…И вечер грустно шепчет сказкуО невозвратном, о весне…

<1910>

Портрет

Ей лет четырнадцать; ее глазаКак на сережке пара спелых вишен;Она тонка, легка, как стрекоза;И в голосе ее трав шелест слышен.

Она всегда беспечна, и на всехГлядит прищурясь, скупо, как в просонках.Но как, порой, ее коварен смех!..Иль то — Цирцея, спящая в пеленках?

Она одета просто, и едваТерпимы ей простые украшенья.Но ей бы шли шелка, и кружева,И золото, и пышные каменья!

Она еще ни разу алых губВ любовном поцелуе не сближала, —Но взгляд ее, порой, так странно-груб…Иль поцелуя было бы ей мало?

Мне жаль того, кто, ей вручив кольцо,В обмен получит право первой ночи.Свой смех она ему швырнет в лицо,Иль что-то совершит еще жесточе!

1910

На горячем песке

На горячем песке, пред ленивым прибоем,Ты легла; ты одна; ты обласкана зноем.Над тобой небеса от лучей побледнели.Тихо миги проходят без цели, без цели.За тобой на откосе спокойные сосны.Были осени, зимы, и вёсны, и вёсны…Море мирно подходит с ленивым прибоем.Этим морем, мгновеньем, покоем и зноемХорошо упиваться без дум, без загадок.Час дремотный на взморье так сладок, так сладок.Быть как волны, как солнце, как миги, как вёсны…Полдень жжет, море вкрадчиво, пламенны сосны,Небеса в высоте от лучей побледнели…Жизнь неслышно проходит, без цели, без цели…

Декабрь 1909 — январь 1910

Дождь в городе

Дождь окрасил цветом бурымКамни старой мостовой.Город хмур под небом хмурым,Даль — за серой пеленой.

Как в стекле, в асфальте влажномСтены, облака и я.Чу! бежит, с журчаньем важным,Пенно-желтая струя.

Глухо пусты тротуары,Каждый дом и нем и глух…Дождь над миром деет чары,Дождь заклятья шепчет вслух.

Как черны верхи пролеток,Лакированных дождем!— Промелькнули двух кокотокШляпы под одним зонтом.

<1912>

Прощание

(На пристани пустынной бледный мальчикГлядит, как гаснет огненный закат…)— Плыви, наш пароход! свой тонкий пальчикЯ положила на канат.

(Тень меж теней, по гладким глыбам молаБродить он будет, молча, до зари.)— Моя душа! печальная виола!Плачь и о прошлом говори!

(Он вспомнит, вспомнит, как над морем буйнымСидели двое, ночью, на скале!)— Я прикоснусь обрядом поцелуйным,Как он, к своей руке во мгле.

(Проглянет утро. Пламенный румянецНебес — коснется чьих-то бледных щек…)— Пляшите, волны, свой безумный танец!Наш путь невесел и далек.

<1911?>

У колонны

Среди детей, на мраморной ступени,Она сидела, голову склоня.Ложились на седые косы тени,Дрожал на пальцах алый отблеск дня.Он тихо подошел, стал у колонны,И робким голосом промолвил: «Мать!»Не покачнулся лик ее склоненный,Лишь губы что-то начали шептать.Он, наклонясь, сказал ей: «НеужелиТы сына не узнала? это — он!»Ее как будто щеки побледнели,И шепот расслыхал я: «Тот же сон,Желанный сон. Мой милый, мой далекий!Будь, будь со мной, хотя бы лишь во сне!»И дальше в ночь пошел он, одинокий,А гор вершины были все в огне.

6 ноября 1909

Улица

Окна зеркальные,Крики нахальныеЯрких плакатов.Улица движется,Пестрое нижетсяЛиц ожерелье…Скорбь и весельеВ праздничной смене…Много закатов,Пышно и ало,В стеклах сияло,Разные тениСпали покорноВ нишах строений.Сколько столетийСтарцы и детиЗдесь же, все здесь жеБудут томиться,Плакать, молиться…Люди упорноИщут хоть малойИскорки блага…Пышно и алоСтекла зардели;.Звездочка брезжит;Сумерки бродят…Где-то запели:С шумом проходитПьяная ватага.

<1912>

В игорном доме

Как Цезарь жителям АлезииК полям все выходы закрыл,Так Дух Забот от стран поэзииВсех, в век железный, отградил.

Нет, не найти им в буйстве чувственном,В вине и страсти, где врата.И только здесь, в огне искусственном,Жива бессмертная Мечта!

Опять сердца изнеможенныеВосторг волненья узнают,Когда в свои объятья сонныеВбирает их Великий Спрут.

Незримыми, святыми цитрамиЗаворожая души их,Обводит он главами хитрымиДесятки пленников своих.

И те, мгновеньем зачарованы,Лелеемы заветным сном,Не знают, что давно окованыСвоим недремлющим врагом.

Белеют шторы. Призрак утреннийГлядится жалобно в окно.Но все объяты негой внутреннейМечты, утраченной давно!

<1912>