Подземная война - Алекс Орлов

– Чего хотят?

– Полагаю, завтра дальше поедут.

– Из откуда и куда?

– В сторону границы… Ах…

Трактирщик картинно зажал себе рот.

– Так вы полагаете, ваша милость, что они…

– Да перестань ты чушь пороть, – одернул его незнакомец. – Или слышал чего?

– Ничего такого, ваше благородие. Плетут себе, чего хотят. Похоже с Пронсвилля прибыли.

– Почему так решил?

– Подшипешивают, когда говорят «подай пирожки». Так говорят на берегу, то есть – портовые.

– Ладно, с ними пока все. Как улягутся, поднимешься к господину и скажешь, чтобы во двор спустился.

– Не поверит, честное слово, мне не поверит. Он на меня, как на инглаского шпиона смотрит, все глазом сверлит, даже мурашки по спине и ниже… Прошу прощения.

– Ты не дослушал, дурак.

– Прошу прощения.

– Ты не дослушал. Скажешь, что вызывает поговорить «гость от тетушки».

– Гость от тетушки?

– Да тихо ты…

Незнакомец зажал трактирщику рот и огляделся.

– Именно так, – сказал он, отпуская трактирщика.

– И что потом?

– Он спустится.

– А мне что делать?

– Спать пойдешь.

– Слушаюсь, ваше благородие.

Около полуночи тайный жилец спустился во двор. Он понял, кто вызвал его на беседу, однако на всякий случай, держал под рукой кавалерийский арбалет и кинжал.

– Рабас, я здесь, – сообщил о себе пришлый, выступая из темного угла.

– Леопольд! – облегченно произнес постоялец, опуская оружие. – Почему так долго?

– Твой курьер нарвался на грабителей, потерял лошадь, кошелек и суму с фальшивым донесением. Но в нательной рубахе доставил твое письмо с задержкой в четыре дня.

– Дерьмовая дорога.

– Да ладно тебе, хорошо, что вообще живым добрался. Тут недавно обоз с рыбой остановили – всех вырезали до единого.

– Что за глупость?

– Для нас с тобой – глупость, а разбойники, таким образом, свою силу показывают. Теперь купцы должны с ним договариваться и выкупить дорогу, чтобы ездить без резни кровавой.

– Только их нам тут не хватало, – вздохнул постоялец.

– Вот именно. Так что езжай осторожно, твой конь издалека ценой заметен. Брал бы лучше казенного, все меньше беспокойства.

– В другой раз так и поступлю.

– Что там за гости у вас?

– Ах эти… – постоялец вздохнул. – Похоже частная экспедиция. В мешках оружие, кольчуги, щиты. Бывалая команда, но здесь у них интереса нет.

– Точно?

– Уверен. Ну я побежал собираться.

– Давай, а я здесь покараулю.

Через полчаса, когда Рабас выехал за ворота, во двор осторожно выбрался хозяин.

– Так что, ваша милость? – спросил он.

– Теперь я твой новый постоялец в той же комнате.

– А…

– Серебряный терций я дал в знак доброго знакомства, если ты об этом. За остальное плачу отдельно.

– Ослика поставить разрешите?

– Разрешаю. Только мешок сюда давай.

Приезжий забрал мешок и оставив осла хозяину, поднялся в комнату своего предшественника.

В углу горел светильник, кровать была заправлена. На столе – кувшин с водой и блюдо с белым хлебом. Еще – сахарница, солонка, льняная салфетка, вот и все напоминание о предыдущем жильце.

Приезжий бросил мешок на пол, достал меч, арбалет и зарядив его, положил на пол – возле кровати. Теперь он заменял предшественника и отвечал за все, что здесь могло произойти.

Заперев дверь на засов, постоялец упал на кровать и прикрыл глаза. Похоже, у него появилось время поспать и придти в себя после этих торопливых сборов и укрощения осла на дороге, когда, пару раз, его хотелось просто прирезать. И вот он здесь, а значит можно выспаться.

Постоялец уже стал погружаться в сон, когда чей-то шепот заставил его проснуться и целиком обратиться в слух.

Если бы кто-то говорил в полный голос, постоялец бы не проснулся, но шепот действовал на него, как удар городского колокола.

– Привет, Тревор…

– Ой, Барабан, ты зачем заявился?

– Проведать тебя.

– У меня все в порядке, уходи давай…

– Кто твои постояльцы, Тревор?

– А я почем знаю? Мое дело радоваться, что люди пошли. Я без доходов полгода сидел – разве не знаешь?

Вскоре разговор прервался, кто-то вышел до ветру и шепот прекратился. Потом хозяин шикнул на ночного визитера, чтобы убирался и стало тихо.

«Надо будет выяснить,» – подумал постоялец, потом приподнялся и удостоверившись, что дверь действительно заперта, уснул.

Утром гости встали с рассветом и пока завтракали, солнце поднялось над горизонтом, отчего задымили, закурились туманом дороги, отдавая накопленную за ночь росу.

– Должен сказать, что пироги здесь стряпню бабы Зены напоминают, – заметил Бурраш, подъедая оставшуюся на тарелке сметану.

– Да, что-то такое есть.

– Это последняя нормальная еда на дороге, дальше будет только фасоль, чечевица и маринованная репа, – сообщил Ламтак.

– Да ладно тебе, – не поверил Мартин.

– Точно тебе говорю. Мы идем к границе ингландцев, а у них это первейшая еда.

– А я слышал, ингланцы мясоеды, – заметил Рони.

– Все мы мясоеды, когда деньги имеются, – поправил его Бурраш. – Но в их тюрьме, поверь мне, ни о каком мясе и не слыхивали.

– Так это, может, только в тюрьме?

– Выходим, грузим мешки! – объявил Мартин, поднимаясь из-за стола. – Эй, хозяин, иди сюда – рассчитываться станем.

Хозяин назвал цену, Мартин стал отсчитывать монеты и подняв голову, застал нового постояльца возле окна. Тот резко подался назад, Мартин уронил монету и когда трактирщик бросился ее поднимать, Мартин спросил тихо:

– А кто у тебя там наверху?

– Я… Это… Не расслышал, – ответил трактирщик, подавая Мартину оброненную монету.

– Теперь в расчете? – спросил тот.

– Тот точно, ваша милость, в полном расчете.

Мартин решил больше ни о чем трактирщика не спрашивать, в конце концов, они уезжали.

Когда он вышел во двор, Рони с Буррашем вязали последний мешок. Вскоре после этого, отряд вышел на дорогу и двинулся в сторону ингландской границы, мимо оставшейся справа в низине деревни.

В сотне шагов от постоялого двора, на обочине дороги лежала огромная стелла, которая стояла здесь в давние времена и тогда же свалилась.

От удара о землю по ней пошли глубокие трещины, однако даже теперь у всех, кто видел ее, возникало чувство внутреннего трепета перед возможностями и могуществом тех, кто мог сооружать такие каменные громады в далекие времена.

– Эта штука была вдвое выше, чем дом самого Овцера, – заметил Бурраш.

– Знаменательная конструкция, – согласился Бурраш.

Неожиданно, из-за оконцовки древней стеллы вышли двое молодцев с кинжалами на поясах.

– Ну-ка стой! – крикнул один, вытягивая вперед руку. Но шедший первым Бурраш даже не подумал остановиться.

– Вы что, не поняли? Это наша дорога и все, кто здесь проезжают, должны платить нам деньги!..

– Мы не будем, – сказал Бурраш и отодвинул наглеца в сторону.

Ламтак захихикал.

– Эй, да вы знаете, с кем дело имеете? Да вас порвут за ближайшим поворотом, мы люди Ландфайтера!.. Я здесь прикрепленный к дороге, я налог собираю!..

– Парень вали, пока тебя не побили, – посоветовал ему Мартин.

И вся группа проследовала мимо разбойников, которые были поражены тем, что их не испугались.

– Это потому, Бражник, что мы слишком добрые, – сказал самый активный из разбойников.

– А что бы ты им сделал, Лютый? Их четверо и орк при оружии. Давай лучше трактир обрушим, там пожрать и выпить точно найдется, а если этого дятла потрясем, так и денег вышибем.

Так они и сделали – ввалились на постоялый двор и вызвав хозяина, для начала, избили его, повалив на землю.

– Ты понял теперь, кто мы? – спросил Лютый.

– Я… Я буду рад принять вас, ваша милость… – пролепетал трактирщик, прикидывая, во что ему обойдется этот визит.

Что касалось оплеух – этого он не боялся. Жить на пустынной дороге и не получать, время от времени, по морде, это роскошь совсем небывалая. Зато, если гости изрядно выпьют, то даже те, кто давал зуботычины, могли начать сорить деньгами и вслед за серебром – бросаться золотом.

Случалось, что после таких разовых пьянок, он потом полгода жил припеваючи.

Но эти были не такими – наглые, грязные и с кинжалами. Скорее всего разбойники из новой банды, которая завелась тут месяца три назад.

– Мы люди Ландфайтера, врубаешься? Тащи нам жрать и выпивки, пока я тебя не изувечил!

Хозяин убежал исполнять приказание, а разбойники довольно посмеиваясь, прошли на террасу и заняли места за столом.

– Вот примерно так, Бражник, я и вижу нашу дальнейшую жизнь, – сказал Лютый, разваливаясь на дубовом стуле. – Скоро нам тут все платить станут и деревенские, и сельские, и посадные.