Дар экстрасенса. Сборник - Анна и Сергей Литвиновы

Костя кивал:

— Согласен. Через два года нам по двадцать пять будет. Самое время для первенца.

«Вечно ты со своими планами-графиками», — раздраженно думала Марина. Но молчала. Она больше не станет его подкалывать, не станет с ним спорить. Потому что дурацкий, явственный, остро-правдивый сон про царевну-лягушку никак не идет из головы…

В последний день отпуска они проторчали на пляже с двенадцати до пяти, в самое жаркое время. Марина пряталась от солнца то в море, то под зонтиком, а Костя, решивший увезти с юга эксклюзивный загар, отчаянно обгорел. О прощальном походе в ресторан пришлось забыть. Костя еле добрел до дома и рухнул в постель. Марина мазала его кефиром и прикладывала ко лбу прохладное полотенце. Но все равно у Кости поднялась температура, кожа заполыхала красными пятнами, он лежал грустный и тихонько постанывал. Марина напоила его чаем со льдом, сунула таблеточку аспирина… И решила: домашние средства здесь не помогут. Косте нужен крем от солнечных ожогов. И она его достанет. Чего бы это ей ни стоило.

В ближнем к дому сельпо о подобных кремах даже не слыхивали. Но одна из покупательниц вошла в положение, напрягла извилины и отправила Марину в центр поселка, к рынку: там, кажется, целый лоток со всякими кремами есть.

Марина бодро прошествовала через Абрикосовку и без труда отыскала на рыночной площади палатку, украшенную крупной вывеской: «ОЖОГАМ ОТ СОЛНЦА — БОЙ!» Отлично, цивилизация, оказывается, докатилась и до Абрикосовки. И французские кремы есть, и польские, и даже эмульсия нового поколения, где-то она про нее читала, что ожоги заживают в момент.

— Мне «Эвелину», и «Амбр Солер», и…

Она подняла глаза на продавщицу и ойкнула.

За лотком стояла царевна-лягушка! Только уже без кокошника и без роскошной косы. Обычные, выжженные югом патлы и довольно-таки толстоватые ноги, обтянутые мини-юбчонкой. И громадные сиськи, так и лезут наружу из-под грошовой маечки. Вот уродина!

Девушки смотрели друг на друга. Марина — ошарашенно, «лягушка» — смущенно.

— Ты… ты…

— Здравствуйте, Марина, — пролепетала продавщица.

Марина, все еще охваченная суеверным ужасом, прошептала:

— Ты кто?

— Я — Костина подруга, — опустила глаза «лягушка».

— В каком это смысле?!

— С детства. Мы играли вместе…

— И что? — наступала Марина.

— Давно не виделись. И вот он приехал. И мы встретились. Случайно. На улице.

— И?!.

— Кофе попили. В кафе. Он меня пригласил. Вспоминали, как мы в детстве в театр играли. Он и попросил меня… — «Лягушка»-продавщица осеклась, опустила глаза. Прошептала: — Попросил… Разыграть вас… — А потом вдруг закричала: — У нас с ним ничего не было! Мы вас просто разыграли, и все!..

— Спасибо за представление, — ледяным тоном произнесла Марина. И резко отвернулась.

Эх, дура я, дура! Стараюсь! Готовлю! Ластюсь! Думала, высшие силы мне предупреждение послали — чтоб любила Костика, берегла, ценила! А вместо сна-вещуна — провинциальная комедия! Но как все срежиссировали хорошо, черти! И я, идиотка, поверила! Ну нет, я вам этого так не оставлю!

Марина властно сказала:

— «Эвелину» мне дай, «Амбр Солер» и эмульсию. Да не суетись ты — не эту! Вон, синяя упаковка…

«Лягушка» послушно и суетливо побросала тюбики в пакет.

— Вот ваши крема… — прошептала она. — Извините, Марина, пожалуйста… Мы же хотели как лучше…

— Кому — лучше?! — выкрикнула Марина.

Отвернулась от горе-царевны и двинулась прочь с рынка.

Устроить Косте скандал — немедленно? Или чуть подождать? До выздоровления?

То ли чудо-эмульсия, то ли ласковые Маринины руки быстро подняли Костика на ноги. В полночь, когда южная луна засияла в полную силу, они уже сидели в гамаке в зарослях винограда. Вдыхали теплые запахи, слушали сверчков, следили за светлячками. Вдалеке по-прежнему шумело море, но шумело уже не для них, завтра с утра они улетают.

— Сказка… Настоящая сказка… — бормотал Костя. Обнимал ее, целовал, гладил.

Марина отдавалась его сильным объятиям. Мысли метались: «Предатель. Но как целуется! Зануда. Иван-дурак хренов. Местечковый шутник…»

— О чем ты думаешь, милая?

— Да так… просто считаю звезды.

«Сказка. Костик придумал для себя сказку. Что ж, завязка у сказки вышла. Только чем она закончится?»

Марина тоже обнимала Костика, и прятала лицо на его сильной груди, и шептала:

— Какой ты красивый и сильный…

И слова ее были правдой. А мысли все равно летят вскачь.

«Это было даже забавно — готовить гренки, пришивать пуговицы. Любопытно хоть раз в году побыть послушной царевной-лягушкой, золушкой-рабыней. Но в Москве он от меня этих глупостей не дождется! Да и вообще — останусь ли я с ним в Москве? Зануда. Хлюпик. Хотя нет, в Абрикосовке он возмужал, раскрылился… И даже почти не нудит. Так что в итоге вышло, что всем хорошо? А что? Я готовку и шитво освоила, а Костик со своим занудством вроде покончил. Прямо хоть новый раздел семейной психотерапии основывай — сказкотерапию» .

— Ты меня любишь, Маришка? — между тем требует Костя.

И Марина, не колеблясь, отвечает:

— Здесь, в Абрикосовке, — люблю.

Она решила: тут, в приморском поселке, сказка закончится, как и положено в сказке, хеппи-эндом. А вот что будет в Москве? Посмотрим.

Может, там водятся другие сказочные персонажи? Ну, например, Гарун аль-Рашид. Или — кот в сапогах.

Или — принц на белом коне. 

Сердцем на восток

Алексей Данилов, художник двадцати двух лет от роду, подъехал к клубу на собственном «Фольксвагене»-«жуке». И автомобиль, примерно вдвое старше Алексея, и сам художник являли собой самое живописное зрелище.

Машина была расписана всеми цветами радуги, так что напоминала клубок перьев жар-птицы. Прежний хозяин уверял, что некогда на автомобиле ездил Джордж Харрисон. Врал, конечно. Но от этого Данилов любил и холил своего «жучка» не меньше.

Художник захлопнул дверцу автомобиля. Сам он выглядел сегодня вечером даже более прикольно, чем «жучок». Нынче Данилов щеголял в серебристом плаще с красным подбоем и в серебристого же цвета штанах. На голове его красовалась маска из папье-маше: точь-в-точь добрый инопланетянин, как их представляют создатели голливудских фильмов, — большие глаза, высокий зеленый лоб, милая улыбка. Маска была выполнена с большим искусством (над ее созданием художник проработал весь прошлый уик-энд), так что случайный наблюдатель, увидевший Данилова, непременно бы воскликнул: «Вот он! Вот он, настоящий, подлинный инопланетный гость! Где же агенты Малдер и Скалли? Где Академия наук?!»

В отличие от «жучка», который носил свое радужное оперение постоянно, Данилов надел маску, равно как и плащ с серебристыми штанами, сегодня первый (и, наверное, последний) раз в жизни. В будни ему приходилось одеваться в водолазки и строгие брюки. Заокеанские хозяева его дизайнерской фирмы ни за что не позволили бы своим сотрудникам посещать присутствие в серебристых плащах с красным подбоем — даже таким талантливым и высокооплачиваемым, как Данилов. Спасибо хоть галстуки не заставляли носить.

Сегодня, субботним вечером, художник вырядился в инопланетянина на карнавал по случаю Хеллоуина. На балу обещали конкурс костюмов, и Данилов заранее предвкушал, как трехлитровая бутыль мартини, что сулили в качестве первого приза, оттягивает ему руку.

В самом радужном настроении Данилов поспешил к клубу. Осенняя прохладная ночь охватила его. Водители-«бомбилы», коротавшие досуг у своих тачек в ожидании клиентов, с изумлением воззрились на него. При виде инопланетянина они, казалось, потеряли дар речи.

— Эй, парень, да на тебе лица нет! — наконец весело выкрикнул один из шоферюг.

— Может, тебе похмелиться надо? — участливо спросил другой.

И все весело заржали.

— Н-га пуэн-га бенго гело пуэн-го, — гортанно проговорил Алексей на разработанном им инопланетном наречии, что, разумеется, означало: «Приветствую вас, жители планеты Земля!»

— Вась, кажись, он тебя обложил, — весело предположил один из водителей, и они снова расхохотались.

Художник сделал группе «бомбил» непонимающе-приветственный жест и поспешил ко входу.

У входа его уже ждал друг-«пират». Дима нацепил черную повязку на глаз, голову укутал красной банданой, мощный торс прикрыл тельняшкой. На плече его сидел попугай — не настоящий, разумеется, а плюшевый, из отдела мягкой игрушки. Натуральная шкиперская бородка удачно дополняла пиратский костюм.

— Н-га пуэн-га, Д’ъима! — приветствовал компаньона Данилов.

«Пират» внимательно рассмотрел его одеяние и с оттенком зависти проговорил:

— А ты хорош, сто якорей мне в глотку!

Вместе они вошли в клуб. С гостей в карнавальных костюмах входной платы не брали, и, несмотря на то, что друзья не испытывали по жизни особых материальных затруднений, эта халява их порадовала. Вместе они поднялись по крутой лесенке в зал. Данилов расправил волосы рукой.