Снежный пожар - Филлис Уитни

Он не двинулся с места, глядя на меня золотистыми, подернутыми янтарем глазами, но едва я сделала шаг по направлению к нему, кот презрительно зашипел и сиганул в кусты.

Теперь я пошла еще медленнее, чувствуя, что провоцирую какую-то неприятность, но дальше снег лежал нетронутым. Я знала, что приближаюсь к углу, где ранее на первом этаже располагалась веранда, впоследствии, после автомобильной катастрофы, переоборудованная в спальню Марго. Я чувствовала, как от возрастающего беспокойства напрягаются мои мышцы. Я боялась этого места — места, где она умерла, — и не хотела его видеть, но знала, что должна. Только осмотрев его, я могла лучше понять, что тогда произошло, ведь я пришла сюда именно за этим — за полным знанием, за правдой.

Справа от меня, в глубокой извилистой лощине, протекала маленькая речка, еще не замерзшая посередине: на высоком противоположном берегу стояла дюжина деревьев, пораженных какой-то болезнью. Все они были мертвы, их голые, искривленные ветви угрюмо тянулись к небу. Река бежала между высоких заснеженных берегов и, миновав деревья, устремлялась под грубо сколоченный мост. За мостом, недалеко от подножия ската, которым была оборудована комната Марго, двор сужался и там была установлена ограда. Она предназначалась для предотвращения именно такого несчастного случая, какой здесь произошел.

Я подошла к решетчатой ограде, чтобы как следует ее рассмотреть. Она была сделана из оструганных брусьев, и в ней выделялась более светлая секция, где древесина еще не обветрилась; очевидно, кресло Марго пробило ее именно в этом месте. Я стояла там, не в силах унять дрожь, и представляла себе тот день: видела кресло на колесах, несущееся по скату, врезающееся в ограду — и Марго, выброшенную из него прямо на торчащие из воды камни. Вокруг все было тихо, но ко мне вплотную подступал страх. Я ощущала себя участницей этой трагедии, потому что в нее был вовлечен мой брат, и переживала так, словно несчастье происходило со мной.

Но мой мозг не переставал работать. Я потрогала рукой ограду, попыталась ее раскачать, испытывая на прочность. Она оказалась крепкой и устойчивой. Чтобы ее проломить, потребовался бы удар страшной силы; как могло нанести такой удар кресло на колесах? Нет, что-то тут не так.

Некоторое время я простояла в полной тишине, пытаясь разгадать тревожившую меня загадку, но внезапно тишина была нарушена.

К дальней стороне дома подъехала и просигналила машина. Я испуганно слушала, как хлопают дверцы машины, кого-то приветствует детский голосок, что-то произносит более низкий мужской голос. Наверное, сторож отворил дверь, потому что послышались еще более громкие приветствия, эхом отозвавшиеся внутри дома. Снова раздался детский голос; скорее всего, это была Адрия. Затем прозвучал высокий, несколько жутковатый смех, который, несомненно, принадлежал Шен, сестре Джулиана. Со слов Стюарта я знала, что во всем ее облике было нечто, внушавшее опасения.

Мак-Кейбы вернулись домой.

Я попыталась оценить обстановку. Конечно, не хотелось бы, чтобы меня обнаружили. Но ведь к дому ведут мои следы, которых вновь прибывшие не могли не заметить. Они знали, что к дому подошел человек, которому здесь нечего делать. Пока я обдумывала, как бы мне подостойнее удалиться или просто сбежать, задняя дверь дома отворилась и захлопнулась. Кто-то быстро шел по моим следам. Я обернулась и оказалась лицом к лицу с Джулианом Мак-Кейбом.

Стюарт прожужжал мне все уши рассказами о Джулиане, и я его сразу узнала. Он был именно таким, каким и описывал его Стюарт. С изящно вылепленной головой, с густыми черными волосами, преждевременно тронутыми сединой. Он всегда тренировался с непокрытой головой, надевая шапочку только на соревнованиях, как говорил мне Стюарт. Я увидела глубоко посаженные, необыкновенно голубые глаза, окаймленные сетью морщинок, какие бывают у людей, вынужденных щуриться, глядя на снег и солнце. Особый оттенок загара говорил о том, что в Мэне он ходил на лыжах. Его нос был прямым, подбородок несколько выдавался вперед, жесткая линия рта выражала недовольство и не предвещала мне ничего хорошего. Вся неприязнь к Джулиану Мак-Кейбу, едва ли не окончательно загубившего жизнь моему брату, пробудилась во мне с новой силой; комок застрял у меня в горле, я словно окаменела.

— Вы из Сторожки? — отрывисто спросил он. Я с усилием выдавила из себя:

— Меня зовут Линда Ирл. Мистер Дэвидсон на этой неделе пробует меня на должность горничной…

Я боялась, что мое имя покажется ему знакомым, но, по-видимому, оно ни о чем ему не говорило. Моя нелюбовь к лыжам и к Джулиану, заставлявшая Стюарта воздерживаться от разговоров о сестре, сослужила мне на этот раз хорошую службу.

— Понимаю. — Его недовольство моим вторжением было очевидным. Я решила, что он прикажет Дэвидсону уволить меня еще до того, как я успею приступить к работе. Но он сдержал свою неприязнь к непрошеному гостю и даже проявил некоторое подобие вежливости. — Я Джулиан Мак-Кейб. Мы увидели ваши следы, идущие к дому, вот я и вышел посмотреть, кто к нам пожаловал.

Рядом со мной он казался очень высоким; настроен он был крайне недружелюбно.

— Надеюсь, вы не возражаете, — проговорила я, разыгрывая святую невинность. — Я слышу о Грейстоунзе всю свою жизнь. Мне захотелось посмотреть, как он выглядит.

— Ну и как он выглядит? — Вопрос прозвучал довольно издевательски.

Я отказалась от роли простушки — она мне не шла.

— Он выглядит так, словно населен призраками. Ваш дом меня пугает.

Меня напугали собственные слова. Это было худшее из всего, что я могла сказать.

— Тогда не лучше ли вам вернуться в Сторожку, где вы будете чувствовать себя в безопасности? Я покажу вам короткий путь. Клей должен был предупредить вас, что дом находится вне пределов Сторожки. Мы сочли необходимым… отказаться от излишнего гостеприимства.

Я не должна была подводить Дэвидсона.

— Он предупреждал меня, но я…

— Вы, разумеется, проявили любопытство. Итак, я покажу вам дорогу.

Он повел меня к тому роковому углу, где кресло на колесах съехало по скату. Я видела окна комнаты Марго, дверь, ведущую на маленький балкон, и сам скат, покрытый снегом и довольно крутой. Я дышала с трудом и ни к чему особенно не присматривалась. Результат моей экскурсии оказался плачевным: меня просто выгоняют и уж конечно больше никогда сюда не пригласят. И я ничего не могла придумать, чтобы изменить ситуацию.

Вдруг мужчина, шедший рядом со мной, издал восклицание, глядя на балкон, находившийся сейчас прямо над нами. Я увидела, что дверь в комнату Марго открыта и что маленькая девочка с распущенными длинными и такими же черными, как у отца, волосами, выходит на балкон. На ней все еще было красное пальто и лыжные штаны; перед собой она толкала кресло на колесах. У меня перехватило дыхание.