Колокола весны - Анатолий Никифорович Санжаровский

Гордей устало сложил руки на груди. Скорбно уставился на Валерку.

— Не переживай вчерняк, — корильно ответил Валерка. — На той неделе я привозил вам из Воронежа на пятнадцать рубчонков колбасы. Да и в прошлые разы привозил. Набежало полста долга. Но мать пока так и не отслюнила мне мой пятихатник. Обещала отдать потом. В твой аванс. Так что если что — та полташка твоя.

— Не возражаю, — уступчиво согласился Гордей. — В пятницу был аванец. Мой авансишко со мной. Всё забываю выложить из кармана свои шелестелки.

— И сколько ты грабанул аванса? — спросил Валерка.

Гордей поднёс палец к своим губам:

— Тс-с… Большие деньги любят тишину.

Гордей достал новенькую четвертную, с минуту игриво пообмахивался ею, как веером, и, вздохнув, холодно похрустел денежкой, прощально подал Ростику — Ну-ка, карманной слободы тяглец,[16] давай мухой в "Улыбаловку!

— За шампусиком? — спросил Ростик.

— За пятью грузинскими звёздочками! Ну!.. Чеши фокстротом. Живо же! Сотрись с экрана!

Не ставя ногу на педаль, Ростик с бегу напрыгнул на Валеркин велосипед и поехал.

— Куда вы его послали? — недоуменно спросила Раиса у Гордея, показала на Ростика, — удалялся по плотине.

— А-а… Это мы по-свойски навеличиваем так кафе наше "Улыбка".

4

Когда Гордей связал Валерке руки, Валерка как-то внезапно обмяк. Присмирел и сиротой обвёл всех долгим взглядом.

Были в том взгляде укор и мольба, вызов и кротость, тоска и беспокойство.

В замешательстве стихал весёлый базар.

Все почему-то почти разом почувствовали себя неловко. При них, при живых свидетелях, засевалось злое дело, и ни одна душа не подумала отвести беду!

Валерка тяжело посмотрел на Гордеев узел у себя на запястьях. Посмотрел на воду.

Ему вдруг стало страшно.

Опало подумалось: ну пойди он сам босиком в воду, может уколоться травой, может поскользнуться, может упасть, и уже тогда ничто не сподвигнет его, суеверного, плыть к тому берегу.

— Для полноты счастья вы б меня метнули, что ли… — будто самому себе глухо пробормотал Валерка.

С диким улюлюканьем, с воплями толпа подхватила его за руки, за ноги, раскачала и, невольно сделав с ним короткую пробежку к воде, бросила.

Бросали его лицом вперёд. Но тех коротких мгновений, покуда он был в воздухе, ему, как кошке, хватило на то, чтоб в страхе повернуться всем телом назад. К берегу.

Все решили, что он, как только вынырнет, непременно рванёт назад.

Но время шло.

А Валерка всё не прорезался из воды.

Bce тревожно запереглядывались.

— Хор-рошо лапоть плавает, лишь пузыри прядают! — дуром гаркнул кто-то. — Во! Вон!..

И верно. От берега наискоску уходила дорожка из редких лопающихся на воде пузырей.

— Между прочим, — Раиса с укором глянула на Гордея, — вы хоть знаете, что бывает за подстрекательство?

— Всякое. В данном случае бутылка коньяка.

Равнодушие, с которым это было сказано, зацепило её.

— Его нет почти пять минут! — ударила синим длинным ногтем по часам у себя на руке.

— Лично я не удивлюсь, если его не будет и все девять минут и девять секунд.

— То есть?

— То и есть, что есть. Девять минут и восемь секунд — мировой рекорд пребывания человека под водой. А он у нас на мелочи не разменивается. Мировой рекорд он спокойнушко сорвёт с наварцем! Вот вам успокоительная пилюля. Плавает же он — я тебе дам! Не чета мне или любому кто здесь. Он не то что по дну может целую вечность идти, он и сквозь землю может пройти. Лично я ещё раз не удивлюсь, если он вывернется к нам не из пруда, а из-за бугорка, с поля, — потыкал оттопыренным большим пальцем с плоским ногтем себе за плечо.

— Тогда я умом не достигаю ситуацию. Если он такой пловец, что же вы с ним спорили? На верный проигрыш?

— Не-ет… Уж я-то как-нибудь да знаю и себя, и его. Не тот я дядюка, чтоб-с спорил на проигрыш да ещё на верный.

— Тогда где же ваша логика?

— А вот где моя логика пока.

Слово пока он выделил голосом и, уклончиво хохотнув, указал на Валерку. Наконец-то выдернулся Валерка из воды далече уже от берега.

— У-ух… — посветлела лицом Раиса.

Она почувствовала, что устала стоять, отходчиво, примирительно села на газету рядом с Гордеем, надернув на колени край расклешённой юбки в крупную коричневую клетку. Села преднамеренно так близко, чтоб познакомиться с Гордеем.

Конечно, они познакомились.

На это знакомство Раиса пошла единственно из профессионального любопытства, замешанного на необходимости.

В самом деле.

Покуда герой её будущего очерка гоняется в пруду за бутылкой коньяка ли, за славой ли, за честью ли, за позором ли в случае проигрыша, за смертью ли, что вовсе не исключено, не сидеть же ей сложа лапки. Почему бы не поговорить с тем же Гордеем? Глядишь, какую занятную детальку, фактик из жизни друга и выщелкнет. Разве это помешает делу?

А потом, и это самое главное, её страшно заинтриговало, до какой степени они друзья и друзья ли вообще, коль с такой лёгкостью на невозможных условиях один ставит на карту жизнь другого?

Раиса задумалась, как бы его поделикатней подступиться к Гордею со своими каверзными расспросами, когда Валерка, грозя берегу вместе сложенными кулаками, прокричал во весь рот:

— Что ж вы, козлы, махнули меня в ватных штанах да в одном сапоге?!

Берег мёртво уставился на Гордея. Чего ему, Валерке, надо?

— Мне кажется, — постно сказал Гордей, — он желает обуться по всей форме. Отправьте ему второй сапог.

До Валерки сапог не долетел. Плюхнулся метрах в двадцати от берега и сразу пропал утюгом в темноте воды.

— Мало того, что связали руки, ещё и кинули одетым, — истиха выпевала Гордею Раиса, стараясь не привлекать постороннего внимания. — Это жестоко. И эта жестокость шла прежде всего от вас.

— Ну прилипли тапочки к дивану! Не спешите меня терпужить. Вот мантия!.. Вы ж его не знаете. А про какую-то жестокость… Да при вас, при незнакомке, он бы ни за какие блага не разделся. До такой меры стеснительный. А показать себя на воде незнакомой мармеладке хочется. Каким образом прикажете спустить его на воду?.. Да-а! — вспомнил Гордей. — Он же сам просил бросить! Вот у вас мантия!.. Что интересно, не слышите, а шерстите… А он, — ткнул пальцем в Валерку, — между прочим, не похож на страдалика. Не похож!

5

Цепко всматривалась Раиса в детски-радостного Валерку