Смех сквозь слезы - Саша Чёрный

1916

На Литве

«На миг забыть – и вновь ты дома…»

На миг забыть – и вновь ты дома:До неба – тучные скирды,У риги – пыльная солома,Дымятся дальние пруды;Снижаясь, аист тянет к лугу,Мужик коленом вздел подпругу, —Все до пастушьей бороды,Увы, так горестно знакомо!И бор, замкнувший круг небес,И за болотцем плеск речонки,И голосистые девчонки,С лукошком мчащиеся в лес…Ряд новых изб вдаль вывел срубы,Сады пестреют в тишине,Печеным хлебом дышат трубы,И Жучка дремлет на бревне.А там, под сливой, где белеютРубахи вздернутой бока, —Смотри, под мышками алеютДва кумачовых лоскутка!Но как забыть? На облучкеТрясется ксендз с бадьей в охапке;Перед крыльцом, склонясь к луке,Гарцует стражник в желтой шапке;Литовской речи плавный стройЗвенит забытою латынью…На перекрестке за горойХристос, распластанный над синью.А там, у дремлющей опушки,Крестов немецких белый ряд, —Здесь бой кипел, ревели пушки…Одни живут – другие спят.

Очнись. Нет дома – ты один:Чужая девочка сквозь тынСмеется, хлопая в ладони.В возах – раскормленные кони,Пылят коровы, мчатся овцы,Проходят с песнями литовцы —И месяц, строгий и чужой,Встает над дальнею межой…

1920

Аисты

В воде декламирует жаба,Спят груши вдоль лона пруда.Над шапкой зеленого грабаТопорщатся прутья гнезда.

Там аисты, милые птицы,Семейство серьезных жильцов…Торчат материнские спицы,И хохлятся спинки птенцов.

С крыльца деревенского домаСмотрю – и как сон для меня:И грохот далекого грома,И перьев пушистых возня.

И вот… От лугов у дороги,На фоне грозы, как гонец,Летит, распластав свои ноги,С лягушкою в клюве отец.

Дождь схлынул. Замолкли перуны.На листьях – расплавленный блеск.Семейство, настроивши струны,Заводит неслыханный треск.

Трещат про лягушек, про солнце,Про листья и серенький мох —Как будто в ведерное донцеБросают струею горох…

В тумане дороги и цели,Жестокие черные дни…Хотя бы, хотя бы неделюПожить бы вот так, как они!

1922

Чужое солнце

«Сероглазый мальчик, радостная птица…»

Сероглазый мальчик, радостная птица,Посмотри в окошко на далекий склон:Полосой сбегает желтая пшеница,И леса под солнцем – как зеленый сон.

Мы пойдем с тобою к ласковой вершинеИ орловской песней тишину вспугнем.Там холмы маячат полукругом синим,Там играют пчелы над горбатым пнем…

Если я отравлен темным русским ядом,Ты, веселый мальчик, сероглазый гном…Свесим с камня ноги, бросим палки рядом,Будем долго думать каждый о своем.

А потом свернем мы в чащу к букам серым,Сыроежек пестрых соберем в мешок.Ржавый лист сквозит там, словно мех пантеры,Белка нас увидит, вскочит на сучок.

Все тебе скажу я, все, что сам я знаю:О грибах-горкушах, про житье ежей;Я тебе рябины пышной наломаю…Ты ее не помнишь у родных межей?

А когда тумана мглистая одеждаВстанет за горой – мы вниз сбежим свистя.Зрей и подымайся, русская надежда,Сероглазый мальчик, ясное дитя!..

1921

Мираж

С девчонками Тосей и ИннойВ сиреневый утренний часМы вырыли в пляже пустынномКривой и глубокий баркас.

Борта из песчаного крема.На скамьях пестрели кремни.Из ракушек гордое «Nemo»[2]Вдоль носа белело в тени.

Мы влезли в корабль наш пузатый.Я взял капитанскую власть.Купальный костюм полосатыйНа палке зареял, как снасть.

Так много чудес есть на свете!Земля – неизведанный сад…«На Яву?» Но странные детиШепнули, склонясь: «В Петроград».

Кайма набежавшего валаДрожала, как зыбкий опал.Команда сурово молчала,И ветер косички трепал…

По гребням запрыгали баки.Вдали над пустыней седойСияющей шапкой ИсаакийМиражем вставал над водой.

Горели прибрежные мели,И кланялся низко камыш:Мы долго в тревоге смотрелиНа пятна синеющих крыш.

И младшая робко сказала:«Причалим иль нет, капитан?»Склонившись над кругом штурвала,Назад повернул я в туман.

1923

Весна в Шарлоттенбурге

Цветет миндаль вдоль каменных громад.Вишневый цвет вздымается к балкону.Трамваи быстрые грохочут и гремят,И облачный фрегат плывет по небосклону…И каждый луч, как алая струна.Весна!

Цветы в петлицах, в окнах, на углах,Собаки рвут из рук докучные цепочки,А дикий виноград, томясь в тугих узлах,До труб разбросил клейкие листочки —И молодеет старая стена…Весна!

Играют девочки. Веселый детский альтСмеется и звенит без передышки.Наполнив скрежетом наглаженный асфальт,На роликах несутся вдаль мальчишки,И воробьи дерутся у окна.Весна!

В витрине греется, раскинув лапы, фокс.Свистит маляр. Несут кули в ворота.Косматые слоны везут в телегах кокс,Кипит спокойная и бодрая работа…И скорбь растет, как темная волна.Весна?

1920 или 1921

«Здравствуй, Муза! Хочешь финик?»

Здравствуй, Муза! Хочешь финик?Или рюмку марсалы?Я сегодня именинник…Что глядишь во все углы?

Не сердись: давай ладошку,Я к глазам ее прижму…Современную окрошку,Как и ты, я не пойму.

Одуванчик бесполезный,Факел нежной красоты!Грохот дьявола над безднойНадоел до темноты…

Подари мне час беспечный!Будет время – все уснем.Пусть волною быстротечнойХлещет в сердце день за днем.

Перед меркнущим каминомЛирой вмиг спугнем тоску!Хочешь хлеба с маргарином?Хочешь рюмку коньяку?

И улыбка молодаяЗагорелась мне в ответ:«Голова твоя седая,А глазам – шестнадцать лет!»

1923

Русская помпея

«Прокуроров было слишком много…»

Прокуроров было слишком много.Кто грехов Твоих не осуждал?..А теперь, когда темна дорогаИ гудит-ревет девятый вал,О Тебе, волнуясь, вспоминаем, —Это все, что здесь мы сберегли…И встает былое светлым раем,Словно детство в солнечной пыли…

Между 1920 и 1923

«Ах, зачем нет Чехова на свете!..»

Ах, зачем нет Чехова на свете!Сколько вздорных – пеших и верхом,С багажом готовых междометийОсаждало в Ялте милый дом…

День за днем толклись они, как крысы,Словно он был мировой боксер.Он шутил, смотрел на кипарисыИ прищурясь слушал скучный вздор.

Я б тайком пришел к нему, иначе:Если б жил он, – горькие мечты! —Подошел бы я к решетке дачиПосмотреть на милые черты.

А когда б он тихими шагамиПодошел случайно вдруг ко мне —Я б, склонясь, закрыл лицо рукамиИ исчез в вечерней тишине.

1922

Стихотворения

1905–1913 гг., не вошедшие в сборники сатир и лирики

Чепуха

Трепов – мягче сатаны,Дурново – с талантом,Нам свободы не нужны,А рейтузы с кантом.

Сослан Нейдгарт в рудники,С ним Курло́в туда же,И за старые грехи —Алексеев даже.

Монастырь наш подарилНищему копейку,Крушеван усыновилСтарую еврейку.

Взял Линевич в плен спьянаТри полка с обозом…Умножается казнаВывозом и ввозом.

Витте родиной живетИ себя не любит.Вся страна с надеждой ждет,Кто ее погубит.

Разорвался апельсинУ Дворцова моста —Где высокий господинМаленького роста?

Сей высокий человекЕдет за границу;Из Маньчжурии калекОтправляют в Ниццу.

Мучим совестью, ФроловС горя застрелился;Губернатор ХомутовСледствия добился.

Безобразов заложилПерстень с бриллиантом…Весел, сыт, учен и мил,Пахарь ходит франтом.

Шлется Стесселю за честьОт французов шпага.Манифест – иначе естьВажная бумага…

Иоанн Кронштадтский прост,Но душою хлипок…Спрятал черт свой грязный хвост, —Не было б ошибок!..

Интендантство, сдав ларек,Всё забастовало,А Суворин-старичокПерешел в «Начало».

Появился Серафим —Появились дети.Папу видели засимВ ложе у Неметти…

В свет пустил святой СинодБез цензуры святцы,Витте-граф пошел в народ…Что-то будет, братцы?

Высшей милостью трухаХочет общей драки…Всё на свете – чепуха,Остальное – враки…

1905