Московский выбор. Альтернативная история Второй мировой войны - Дэвид Даунинг

В Кремле недооценили ту угрозу, которую несло наступление корпуса Манштейна. В течение нескольких дней там велись споры о том, куда с наибольшей вероятностью будет прорываться противник. Мнения разделились с вероятностью 50/50 — либо по Московскому шоссе, либо в секторе Брянск — Орел; все внимание сконцентрировалось на этих участках. На сообщения о мощной танковой атаке в районе оз. Ильмень поначалу не обратили особого внимания — в Кремле решили, что противник продолжает выжимать все возможное из поражения 34-й армии, и доклады командиров частей о масштабе атаки сочли необоснованно раздутыми.

К 25 августа опасность была видна невооруженным глазом, но к тому времени у Ставки возникла иная проблема. На рассвете этого дня группа армий «Центр» — около миллиона человек и две тысячи танков — перешла в наступление. В районе Белого и вдоль основного шоссе на Москву танки Гота мощным ударом прорвали советскую линию обороны. 57-й танковый корпус направился на северо-восток, в направлении предполагаемой встречи с Манштейном, а 39-й танковый — на восток, на соединение с Гудерианом. Танки последнего прорвались сквозь советские укрепления на дороге Рославль — Юхнов; один из корпусов вклинился глубоко в тыл сосредоточения советских войск у Ельни. Малоподвижные части Красной Армии продолжали яростно сражаться против медленно накатывающейся волны 4-й армии, но ничего не могли поделать с клещами окружения, замыкавшимися у них в тылу. К 28 августа 3-я танковая дивизия Моделя установила контакт с передовыми подразделениями 7-й танковой у Лозимо, и кольцо замкнулось. Большая часть трех советских армий оказалась в котле.

Такие же клещи начали охватывать пять других армий в районе Осташкова. К вечеру 27 августа пал Ржев, и между смыкающимися зубцами оставалось 65 миль. Местность и отвратительное качество дорог оставались основной головной болью для немцев, поскольку противник был полностью занят боями с пехотными соединениями и тыл был оголен. Танки катились по пустынной сельской местности. «Это было, как во Франции, только больше леса и меньше дорог», — вспоминал позже один капитан танковых войск. 31 августа кольцо замкнулось в пяти милях южнее Торжка. Две трети советских войск, защищавших Москву, оказались заперты в Осташковском и Ельнинско-Вяземском котлах.

Первую неделю сентября немецкие части сжимали кольцо окружения, подавляя попытки прорыва и направляя сдавшихся русских солдат на запад. Окруженные территории были огромны, и большое число красноармейских подразделений смогло как-то выскочить из кольца, либо прорвавшись сквозь тонкое оцепление, либо растворившись в густых лесах. Но особой роли они уже не играли и повлиять на немецкое наступление не могли. Дорога на Москву была открыта.

2 сентября главнокомандующим силами, защищавшими Москву, был назначен Жуков. Он делал все возможное, изыскивая резервы и затыкая ими бреши в тонких линиях обороны столицы. Но их было мало, и, что самое главное — у них был приказ, в случае отступления отходить на север либо на юг от столицы, но не к ней. Падение Москвы начинало становиться неизбежным. 4 сентября Сталин принял в Кремле английского посла Стаффорда Криппса. По словам Криппса, Сталин был выведен из равновесия тем огромным грузом ответственности, лежавшим на нем. Он то обвинял нас и американцев за то, что мы его оставляем одного, то подчеркивал важность поставок алюминия, которые мы продолжали делать. Информировав меня, что с падением Москвы до самой Волги не остается никакой линии обороны, он тут же с энтузиазмом начал рассказывать о планируемом контрнаступлении на юге. От его холодной твердости, которая, казалось, всегда ему была присуща, не осталось и следа.

Среди населения также росли тревожные настроения. Сообщение о том, что «войска ведут тяжелые бои на Калининском направлении», для тех, кто привык читать между строк официальной пропаганды, значило только одно — Калинин пал и враг был в ста милях от Москвы. Когда в «Правде» было объявлено об «огромной опасности, грозящей стране», москвичи поняли, что это значит. Были и другие тревожные признаки, помимо газетных сообщений. По всему городу промышленные предприятия демонтировались либо минировались; в кремлевском дворе жгли бумаги, и черный дым подымался в небеса.

За вторую неделю сентября враг продвинулся еще ближе. Корпус Манштейна захватил мост через Волгу в Калинине нетронутым, и немецкие части пробивали себе путь к Клину.

39-й танковый корпус Шмидта вломился в Можайск. Заняв Сухиничи, танки Гудериана пошли на Калугу. На севере, в центре и на юге немецкие танки все ближе и ближе подходили к столице.

10 сентября было объявлено, что Советское правительство, дипломатический корпус и определенное количество научных и культурных учреждений эвакуируются в Куйбышев. Нигде не упоминалось о том, где находится Сталин, но вскоре стало известно, что забальзамированное тело его предшественника было вынесено из Мавзолея и увезено в неизвестном направлении.

Граждане расценили эти меры как первые признаки того, что Москва будет сдана, и некоторых из них, в частности те, кто не мог себе позволить эвакуироваться, искали иные пути самосохранения, не всегда достойные. Опасаясь голода, москвичи грабили магазины, рядовые граждане переворачивали грузовики с продуктами и выгребали содержимое. Приближение немцев заставило многих сжечь свои партбилеты, на стенах откуда-то появились листовки, призывающие избавляться от коммунистов и евреев. Со стен исчезли портреты Сталина.

Правительство реагировало соответствующим образом, стараясь подавить эти мятежные настроения в зародыше. Москва была объявлена частью прифронтовой зоны, было введено чрезвычайное положение. По городу разъезжали отряды НКВД, пристреливавшие мародеров и паникеров на месте.

Среди этого нарастающего хаоса командование предприняло последние отчаянные попытки усилить оборону столицы. Стариков, женщин и детей вывезли за пределы города и приказали копать земляные сооружения; молодежь «добровольно» сгоняли в рабочие батальоны, предназначенные для защиты основных дорог, ведущих в столицу. В Александровском саду, у Кремлевской стены, служащие изучали приемы штыкового боя. Автомобили и автобусы, реквизированные для нужд армии, везли подкрепления на запад, навстречу надвигающейся буре.

К 14 сентября Можайская линия была взломана по главным направлениям, и немцы обошли ее с севера. Даже начавшиеся осенние дожди, тормозившие продвижение немецких колонн на часы, а порой и дни, не могли остановить неотвратимую лавину. Будь немцы подальше от намеченной цели, кто знает, может быть, настрой армии опустился бы из-за этих препятствий, но сейчас, когда до Москвы было подать рукой, чтобы остановить их, требовалось нечто более мощное, чем холодный ливень.

На южном фланге танки Гудериана вышли на берега Оки, ударив по фронту Калуга — Серпухов, и двинулись далее на восток, в направлении между Подольском и Пролетарским. Единственная проблема возникла 15–17 сентября, когда армии все еще крепкого Брянского фронта Тимошенко ударили по немцам в районе Кирова. Но эта атака была жестом отчаяния, соответствующим образом спланированная. Наступавшие части Красной Армии, включая кавалерию, были разбиты вдребезги моторизованными частями, располагавшимися на флангах Гудериана. Для самого архитектора «танкового молота», который находился в ста милях восточнее, во главе удара, эта атака была из разряда текущих проблем, с которыми без труда справятся подчиненные. Гудериан рвался к Ногинску, лежащему в 40 милях к востоку, — на встречу с Манштейном.

На северном фланге мост через Дубну был захвачен молниеносным ударом. Оборонявшиеся приняли колонну немецких танков, во главе которой было несколько захваченных советских, за отступавшие части Красной Армии. Затем 8-я танковая дивизия прошла вдоль восточного берега канала Москва — Волга до Яхромы, а оттуда повернула на Загорск с целью перерезать шоссе Москва — Ярославль. Теперь в восточном направлении от Москвы отходили только две незанятые противником дороги.

Вечером 18 сентября Жуков прибыл на доклад к Сталину. Несмотря на слухи, постоянно блуждавшие по городу, советский лидер все еще находился в Кремле. Жуков доложил Ставке, что город не удержать, и предложил отвести войска на линию Ярославль — Рязань. Сталин согласился с этим.

Во время встречи Жуков обратил внимание, что Сталин вернулся в свое обычное спокойное состояние. Сталин скрепя сердце признал, что сохранить Красную Армию более важно, чем удержать Москву. Но глава Советского Союза подчеркнул, что борьба должна продолжаться на территории города. Батальоны НКВД и части рабочего ополчения должны устроить немцам небо с овчинку на каждой улице.

Ситуация на Украине обсуждалась более детально. В итоге постановили, что в дальнейшем отступлении необходимости нет. Оправданием для отвода войск может служить только угроза окружения. Также было решено, что Ставка переезжает в Горький, пока еще есть возможность это сделать. Возможность капитуляции не обсуждалась в принципе. Члены Ставки покинули совещание в 3.15 19 сентября и направились домой, собирать вещи.