Обреченные на месть - Федор Зуев

…Уставшие и опустошенные, мы лежали с Линой на огромной кровати. Солнце пробивалось тонкими полосами сквозь задернутые шторы.

— Слава, ты сумасшедший, — прошептала она мне.

— Ты тоже.

Ее разбросанные по подушке темно-каштановые, почти черные, с бронзовым отливом волосы выглядели каким-то фантастическим костром или невероятным разметанным взрывом. На матовой коже щеки светился румянец, или это только мне казалось, а на самом деле было отражением розового шелка наволочки? Я понял, что с первой встречи безумно желал ее, но не давал этому чувству проявиться, выйти из глубин моего подсознания. И уже тогда, в той бешеной погоне по набережной Яузы был обречен покориться этой страсти и ни за что на свете не согласился бы добровольно уйти и оставить Лину с опасностью, которая ее преследовала. Тогда это еще не была любовь, скорее — страх возможной потери. И надежда, на что — я и сам пока не знал. Наверное, на любовь, и может быть, взаимную… Я слишком долго был один, и, глядя в огромные, бездонные, как Вселенная, глаза Ангелины, я чувствовал, что она понимает меня и читает мои мысли. Думая обо всем этом, я незаметно задремал, блаженно ощущая на своем лице ее дыхание. Последней моей мыслью перед тем, как провалиться в сон, было: неужели все это возможно?..

Глава VI

Очнулся я от невероятного дикого крика. Рядом никого не было. Буквально впрыгнув в джинсы, я босиком бросился из спальни на звук непрекращающихся рыданий. В гостиной, в кресле у огромного экрана телевизора я увидел Ангелину с искаженным от страха лицом, сжавшуюся в комок. Все ее лицо было в слезах и размазанной туши с ресниц. Руками она зажимала уши.

— Что?! Что случилось?! — заорал я, сам не свой от нахлынувшего безумного страха за нее, не понимая, что происходит.

— Они!.. Они их убили! — кричала, захлебываясь в рыданиях, Лина.

— Кого — их? — Я почувствовал, как короткий ежик волос на моей голове зашевелился. — Кого, к-кого? — повторил я, заикаясь, но почти зная ответ.

— Дядю Рому и Павлика…

— Не может быть, — поневоле вырвалась у меня беззащитная глупая фраза.

Но Лина только показывала на экран. Диктор бесстрастным тоном вещал: «По предварительной версии, это вновь начатый передел собственности криминальных структур. На выезде из Москвы, за кольцевой автомобильной дорогой, расстреляна иномарка с двумя мужчинами. Водитель с пулевыми ранениями в критическом состоянии отправлен в ближайшую больницу. Он выпал или сумел выпрыгнуть из отлетевшего далеко на обочину автомобиля. Пассажир скончался на месте. Пожарные, приехавшие быстро, потушили автомобиль». На заднем плане, за диктором продолжала дымиться уже не сиреневая «акура». В машину «скорой помощи» грузили носилки с накрытым белой простыней телом. «Видимо, пристегнутый ремнем безопасности, пассажир потерял сознание и в дыму задохнулся, если, конечно, не был поражен одной из пуль, выпущенных из автомата Калашникова», — продолжал рассуждать репортер. В очередной раз назвав имена и фамилии потерпевших и сообщив их возраст, ведущие перешли к следующей информации.

Я выключил телевизор. Обняв Ангелину, гладил по голове и плечам, пытаясь как-то успокоить — получалось неловко. Думал я в это время совершенно о другом — о том, что оказался с ней в одной лодке, которая неслась к стремнине водопада… Только благодаря случаю я находился сейчас здесь, а не на операционном столе вместо Павла. Вообще-то неизвестно, кому из нас повезло больше… Вслух я произнес, что вряд ли смог бы раненый так «катапультироваться» из машины, как Паша, — я ведь не служил в десанте.

— Зато ты более опытен и внимателен, как водитель, — возразила Лина. — Может быть, удрал бы от них, как в прошлый раз, тем более не на «Жигулях»…

— Может, и так. Только от тридцати пуль «Калашникова» вряд ли можно скрыться или удрать, — тихо сказал я ей.

И уж точно у меня ничего бы тогда не произошло с Линой… Боже, Боже, чудны воистину дела Твои!

Я продолжал успокаивать плачущую Лину, говоря какие-то ласковые, добрые слова, и в это время зазвонил телефон. Чисто машинально взяв трубку, я услышал чей-то знакомый голос:

— Слава, это ты?

— Да, я. А кто вы?

— Алекс, отец Ангелины. Срочно уезжайте из Завидова! Ты на машине?

— Нет, она в мастерской осталась.

— Берите любую попутку и срочно возвращайтесь в Москву. Я звоню с госпитального таксофона. Передай трубку Лине.

Я выполнил его просьбу и услышал:

— Да, папа, — и рыдания вновь разразились… — Хорошо, я уже не плачу, — ответила она, вытирая покрасневшие глаза. — Хорошо, возьму самое необходимое. Ладно…

Затем, растерянно повернувшись ко мне, произнесла:

— Разъединили.

— Да нет, это автомат — жетон обычно на три минуты рассчитан. Что он тебе сказал?

— Срочно собираться и уезжать в Москву, здесь небезопасно. Он позже еще позвонит. И еще сказал, что может ходить, но из госпиталя не отпускают пока.

«Да уж, — подумал я, — с трубкой в боку прогулки до туалета и обратно, хотя туалет у него в палате наверняка есть». Но вслух ничего не сказал.

Уже через пятнадцать минут с одной небольшой, но увесистой сумкой мы спешили через лесок к автостраде Питер — Москва. «Вот тебе и шашлыки на даче, и больничный, будь он неладен», — лезли мне в голову сумбурные мысли. В сумку, кроме самых необходимых вещей, я бросил кое-какие продукты из купленных вчера в супермаркете. Я держал Лину за руку и быстрым шагом поспешил на звук шумевшей невдалеке скоростной магистрали. Лина еле успевала за мной. Ремень сумки врезался в плечо. Погони никакой не было, но что-то гнало нас на новом повороте судьбы, и это что-то было осязаемой опасностью, толкавшей нас в спину…

Глава VII

На последнем утреннем осмотре лечащий врач сказал Алексу, что через пару дней отключит аппарат пневмоторакса, легкое почти чисто и расправилось. Дня через два-три окончательно зашьют рану и еще через неделю-полторы при заметном улучшении выпишут из госпиталя.

Муторно тянулось время, одолевали навязчивые мысли. Бездействие тяготило. Пару раз заезжал Роман, о делах и проблемах своих всего не говорил, многое умалчивал. Петля затягивалась все туже и туже, и непохоже было, чтобы эта, с криминальным беспределом опухоль рассосалась сама по себе. Последний раз он сказал, что собрал деньги и документы, но места надежного для их хранения пока не нашел. Алекс тогда посоветовал ему отвезти все временно на дачу, а после выхода из госпиталя он сам найдет более надежное укрытие.

Деньги были собраны для отступного за Ангелину, но сумма раз от раза все увеличивалась. Было ясно — все они в заложниках, и никто их из цепких лап выпускать не собирается. Да и вряд ли он сам остался бы в живых, если бы в тот злополучный вечер не надел защитный жилет американского полицейского. Первые две пули были задержаны бронежилетом на уровне груди, но, когда он бросился в темную подворотню проходного двора, каких много в старых московских переулках, еще две пули, в бок и бедро, догнали его. Одна вошла между лепестков бронежилета, пробила ребра и осталась в легком. Ее достали. А вторая, видимо, срикошетив от стены, чиркнула по бедру, вспоров кожу.

Алексу все было абсолютно ясно: схем тут не было никаких, была примитивная задача убрать преграду в виде его и Романа, а с Ангелины, как с прямой наследницы, получить все. Без надежной защиты человек становится беспомощным. Если бы тогда он не стал стрелять в ответ в темноту двора, вряд ли бы остался жив.

После утреннего осмотра Алекс позвонил брату, сообщил о возможно скором выходе из госпиталя. Роман собирался на важную встречу, машина должна была заехать за ним с минуты на минуту. Сказал, что произошли решительные перемены и бизнес, хозяином которого он был, теперь практически в других руках. Главный собирается за границу, в Израиль, якобы навестить родню, но скорее всего не вернется вовсе. Все нерешенные проблемы свалились на Романа, и эта встреча должна решить все. Советовал как можно скорее отправить Ангелину в Штаты, подальше от беды. Обронил, что все бумаги уже в Завидово со вчерашнего дня. На этом и закончили разговор, договорившись увидеться через день…

И вот сегодня — это жуткое сообщение в телевизионных новостях, а теперь от «коллег» по бизнесу. Петля захлестнулась, кто следующий? Он или Ангелина? Ясно одно: кто-то из них должен остаться в заложниках, наверное, дочь… Сначала попытались убрать его, с братом получилось «удачнее». Все к этому и шло.

…Он тогда бросил все — Джорданвиль, друзей и соблазнился перспективами, нарисованными ему Романом. Открыл офис в деловом даун-тауне Манхэттена «Лаки Реалстейт» — так было обозначено в документах. Все шло в гору, и шло более чем хорошо. Он не догадывался — знал точно: что отмывается черный нал. Страну грабили все, кому не лень. Роман говорил о хозяйственном бизнесе с регионами — газ, нефть, лес, цветные металлы… И он тогда во все это поверил. Правду он узнал только теперь, страшную и мерзкую. Деньги добывались сатанинским бизнесом — трансплантацией органов. И не исключено, что именно сейчас со злобным удовлетворением новые хозяева этого «душегубного бизнеса» органы его брата отправляют куда-нибудь в Турцию, Эмираты или Израиль. Хотя, как говорил Роман, они отняли у китайцев часть японского рынка…