Торжество на час - Маргарет Барнс

— Когда я проходил мимо, то приказал вашим людям за ночь упаковать вещи, — объявил Генрих.

По его нарочито резкому тону Анна с удивлением отметила, что и королю не чужды родственные чувства.

— Вы будете готовы к рассвету? — спросил Саффолк более мягко.

Король подошел к огню погреться, а Чарльз Брендон, улучив момент, участливо посмотрел на Мэри. Но она не заметила его, взгляд ее был устремлен на брата, на его широкую прямую спину.

— Я сделаю все, что от меня потребуется, — ответила она.

Если Генрих и заметил в ее голосе какое-то напряжение, то не подал вида. Очевидно, он полагал, что если в этот ответственный момент повернуться спиной, то страданий сестры он не увидит, и все пройдет гладко. Можно также попытаться сменить тему разговора.

— Мне доложили, что те два корабля разбились о мол, — сказал он со вздохом. — Шестьдесят моих моряков пошли ко дну. Надо сказать этому исполнительному Уолси, чтобы послал вдовам денег.

— Их-то вам жаль! — вырвалось у Мэри.

После этих бунтарских слов в комнате воцарилось неловкое молчание. Король резко повернулся. Это было так не похоже на его спокойную сестру — говорить с таким вызовом. Ладно, если бы это была Маргарита Шотландская с ее острым языком…

— Что я могу сделать? — спросил он недовольно, делая ударение на последнем слове.

И все же всем было видно, что он тоже очень переживает.

Еще глубже забравшись в тень, Анна затаила дыхание: не так часто приходится слышать, как кто-то перечит королю. Но никакой ссоры не последовало. Принцесса, очевидно, знала, что только так и следовало разговаривать с ним, если только хватит смелости, конечно.

— Вы знаете, что я был вынужден согласиться на этот брак ради союза с Францией, — оправдывался Генрих с достоинством. — Вы же не думаете, что всем нам тут так легко расстаться с вами?

— Вас будет так не хватать в Гринвиче на Рождество, — вставил Саффолк.

— Мы все будем скучать, — пожаловался Генрих и, вспомнив о больной жене, посетовал и на свою собственную нелегкую судьбу: — Я тоже женился, подчиняясь обстоятельствам, только тогда это была не Франция, а Испания.

— О, Генрих, я знаю! — В голосе Мэри послышалось участие. — Но ведь Екатерина с детства была участницей наших игр. Уже тогда она была нам как сестра. А Людовик так стар…

— Быстрее умрет, — выпалил Генрих, подходя к столу, чтобы взять книгу с французскими стихами.

— И тогда вы снова вернетесь к нам, — пытался как-то загладить сказанное Саффолк.

Он снова попробовал привлечь внимание Мэри и на этот раз был удостоен долгим ответным взглядом. Зная друг друга много лет, они понимали все без слов. Мэри посмотрела на брата, который, полистав страницы, уже был весь поглощен чтением какого-то сонета, и гордо подняла голову. Было видно, что она на что-то решилась.

— Генрих! — начала она осторожно.

В ее голосе было столько силы и чувства, что он оторвал свой взгляд от книги, заложив пальцем нужную страницу.

— Да?

— Мне очень тяжело расстаться с вами. Вы всегда были моим любимым братом. Конечно, я понимаю, что эта свадьба необходима. Но прежде чем мы расстанемся, я бы хотела попросить вас выполнить одну мою просьбу, всего лишь одну.

— Все что угодно, моя дорогая.

Мэри медлила, изучающе глядя на него.

— Если вы меня любите, Генрих…

Слова ее были едва слышны, и король с недоумением силился их разобрать. И вдруг Мэри упала перед ним на колени, ее парчовая юбка вздыбилась над ней и задела его руку.

— Вы знаете, что я сделаю все, что от меня требуется, и для вас, и для Англии. Я пройду через все с честью, не запятнав имени Тюдоров. Людовик будет мною доволен. Завтра я покорюсь своей судьбе. Только позвольте мне увезти с собой надежду. Надежду на то, что, когда он умрет и я буду свободна, вы позволите мне сделать выбор самой. Умоляю вас, Генрих!

Король ответил не сразу, и, пока он молчал, Мэри стояла на коленях, держа его за руку. Анне показалось, что в глазах Генриха блеснули слезы.

— Что ты скажешь об этом, Чарльз? — спросил он у Саффолка, ища поддержки.

Этот вопрос застал герцога врасплох.

— Что ж, это вполне здравая мысль, — пробормотал он себе под нос так тихо, что казалось, слова его запутались в модно подстриженной бородке.

«Пресвятая Дева Мария, сделай так, чтобы они позволили ей!» — молилась про себя Анна, пытаясь представить, что должна чувствовать женщина, дважды являясь предметом купли-продажи.

К ее облегчению, король нагнулся и поднял Мэри с колен.

— Ну что же, плутовка, я обещаю! — ответил он, призывая Чарльза в свидетели, и, будучи человеком, который не любил делать что-либо наполовину, громко расхохотался, как бы подводя черту этому тяжелому разговору.

— Вы слышите, Чарльз, как великодушен наш король! — оживилась Мэри, смеясь и плача одновременно. — О, Генрих! Теперь мне будет гораздо легче угождать Людовику!

Она подбежала к маленькому столику, собственноручно наполнила вином три бокала и с очаровательной улыбкой поднесла каждому из них. Все с почтением выпили за la nouvelle reine Marie[3].

— А когда вам надоест этот старый муж, то уж вы, пожалуйста, не заигрывайте с его молодым и красивым племянником-дофином, — пытался развеселить ее Генрих.

Уже почти совсем стемнело, и церковный колокол зазвонил к вечерне.

— Что ж, завтра нам надо рано вставать, — сказал король, зевая, и поставил на место пустой бокал. — И хоть наш друг Людовик и стар, а выспаться вам, сестрица, перед встречей не мешает, — посоветовал Генрих и, проходя мимо, игриво дернул Мэри за роскошные волосы, а Саффолка ткнул под ребро.

— Я знаю, что говорю, не правда ли, Чарльз?

И он засмеялся, довольный собой, ожидая, пока герцог Саффолк поцелует поданную на прощанье женскую ручку.

— Я поднимусь на борт, чтобы проводить вас обоих, — пообещал он и, обняв своего друга за плечи, вместе с ним удалился.

Не успели они выйти, как Анна обнаружила, что герцог оставил свой красивый опушенный мехом плащ на спинке стула, но она не осмелилась крикнуть вдогонку или побежать за ними. Мэри тоже стояла отрешенная посреди комнаты, как будто жалела о чем-то. Горевшие на столе свечи красиво оттеняли ее рыжие волосы и нежную розовую кожу.

И тут вдруг перед глазами удивленной фрейлины развернулась быстрая молчаливая драма. Дверь резко распахнулась, и, извинившись перед кем-то за ней, в комнату вошел Чарльз Брендон и взял свой плащ. Мэри не двинулась с места, а он, проходя мимо, притянул ее к себе и, не сводя глаз с полуоткрытой двери, страстно поцеловал в губы. Захваченная врасплох, Мэри старалась освободиться от его объятий и предупредить, что они не одни. И хотя между ними не было сказано ни слова, Саффолк, повинуясь ее предупреждающему взгляду, повернул голову и убрал руки с тонкой девичьей талии.