Сотворение женщины. Повести и рассказы - Светлана Смолина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Наконец-то! – обрадовался Бони, подметая хвостом ковер. – Теперь-то ты увидела… Не знаю, как мне это удалось, но я все-таки смог показать тебе его настоящее лицо. Конечно, ты никогда не знала его таким, как это довелось мне. И синий пузырек, и три ночи в мороз на улице… Брр! Не прощу, никогда не прощу!»
– Может, и правда что-то не в порядке? – прервала она его мысли. – Может, надо сходить к врачу?
«Гнать его поганой метлой! – в ответ яростно залаял пес. – Он нам жизнь отравляет, а ты носишься с ним, как с яйцом! Когда же ты поймешь! Я хочу, чтобы ты не только видела, но и осознала, что твои сны – это и есть настоящее!..»
– Тише, тише, малыш! – Женщина гладила разволновавшегося пса. – Что это с тобой? Ты из-за меня так переживаешь? Хотела бы я знать, о чем ты думаешь…
«А как я бы хотел! – с тоской подумал Бонифаций. – Несправедливо, что ты не понимаешь моего языка, ведь мне так много нужно тебе сказать.»
Почти год он прожил в новом доме. Неожиданно легко забылась его прежняя, неприкаянная жизнь. В конце концов, он перестал беспокоиться о своем будущем и допускать прежнего хозяина в свои сны. У него было все, что нужно псу для полного счастья и даже, наверное, больше, потому что Виктор говорил, что Зоя его избаловала. Бони не знал, что значит «избаловала». Он просто принимал ее любовь и отдавал ей свою без остатка. Вряд ли она стала бы рассказывать его врагу, что в дни его отсутствия собаке разрешалось спать рядом с ее кроватью и будить ее по утрам преданным взглядом и осторожным прикосновением мокрого носа.
Но однажды Виктор вернулся из очередной командировки под утро, когда Бонифаций спал так крепко, что не услышал ни щелканья замка, ни шагов в гостиной. Мужчина остановился возле кровати и, наполнив комнату отвратительным запахом спиртного, громко сказал, обращаясь неизвестно к кому:
– Так вот как ты проводишь ночи в мое отсутствие!
Женщина и пес проснулись одновременно и с сонным недоумением уставились на хозяина дома.
– Уж лучше бы мужика себе завела, чем спать с собакой, – язвительно продолжил он. – Хотя кому ты нужна, такая…
– Что случилось, Витя? – Зоя села в постели, подтянув к подбородку одеяло. – Почему ты так рано? И в таком виде?..
– Значит, ты изменяешь мне с собакой, – не унимался он.
– Иногда он спит здесь, это правда, но ведь в этом нет ничего предосудительного.
– Да ты так влюблена в него, словно он тебя…
– Витя! – почти закричала она. – Зачем ты говоришь такие гадости! Он ведь просто пес.
– И я хочу, чтобы больше его в этом доме не было. Тебе понятно? Я не желаю видеть здесь эту скотину. У меня достаточно проблем и без него!
– Витенька! – Зоя выбралась из-под одеяла и подошла к мужчине. – Успокойся и расскажи, что случилось. Я вижу, что тебе плохо. Я помогу.
– Иди ты к черту со своей помощью!
Виктор швырнул дипломат на пол возле кровати и выскочил в коридор. Зоя поспешила за ним, а Бони остался лежать на прежнем месте, чувствуя, что его присутствие рядом с ней только ухудшит ситуацию в доме.
С кухни доносились громкие голоса. Мужчина кричал, а женщина старалась его успокоить, потом раздался стук падающей табуретки, и Бони вскочил на ноги.
– Как ты мне осточертела со своим кобелем! В последний раз предупреждаю, когда я вернусь, чтобы этой твари здесь не было. Что хочешь с ним делай: подари, усыпи, сдай на живодерню…
Виктор изо всех сил захлопнул входную дверь, и Бони услышал, как женщина заплакала. Понимая, что произошло нечто ужасное, Бонифаций со всех ног бросился на кухню, взгромоздился лапами ей на колени, облизал мокрое от слез лицо.
«Не плачь, не плачь, – надрывно скулил он, – этот человек не стоит твоих слез. Только не плачь, прошу тебя! Я вижу, как тебе тяжело, и все это из-за меня. Ну и был бы я уличным псом! Зато ты могла бы быть счастлива! Отведи меня на другой конец города, далеко-далеко, чтобы я не смог найти обратную дорогу, потому что иначе я все равно вернусь к тебе. Я буду искать тебя всегда! Я родился, чтобы быть твоей собакой, только твоей! Я знаю, тебе не достаточно одной моей любви, а мне нечего тебе отдать, кроме своей преданности. Не плачь, Зайка, не плачь!»
– Бонечка! – Она обхватила его шею руками, крепко прижала к себе. – Я не знаю, что делать!.. Я не понимаю, что с нами происходит!.. Он больше не любит меня!
Пес дернулся, освобождаясь из ее объятий. «Даже сейчас ты думаешь о его любви, а не обо мне! Но я докажу, докажу тебе, что он предатель!»
Женщина скорчилась на табуретке, закрыла лицо руками, горестно раскачиваясь из стороны в сторону.
Бони с трудом развернулся в узком проходе и помчался в комнату, оскальзываясь на поворотах. Он вломился на запретную территорию, ослепленный жаждой мести, поискал налитыми кровью глазами, на чем бы выместить злость и, не придумав ничего лучше, с рычанием набросился на черный кожаный дипломат, едко пахнущий синим пузырьком. Он трепал его из стороны в сторону, ронял и снова подхватывал, рвал зубами мягкую обивку, царапал когтями блестящие холодные замки. Внезапно дипломат раскрылся, и множество бумажек, ручек и всякой ерунды, пропитанной ненавистным запахом врага, вывалилось на пол возле кровати. С новыми силами он накинулся на всю эту кучу и принялся разбрасывать ее по ковру в спальне. В пылу гнева он не услышал, как Зоя вошла в комнату. Она остановилась на пороге и в ужасе схватилась за голову:
– Боже мой, Бонька, что ты натворил!
Этот крик подействовал на него, как ушат холодной воды. Он отскочил в сторону, припал передними лапами к полу, слабо завилял хвостом, виновато наблюдая, как женщина торопливо собирает разбросанные по полу вещи и обрывки бумаг.
– Что же теперь будет, Бонька, что же будет!.. – то и дело безнадежно вскрикивала она, расправляя один листок за другим и укладывая их обратно в истерзанный дипломат. – Он просто убьет нас обоих, и тебя и меня.
Неожиданно она перестала собирать бумажки и медленно выпрямилась, держа одну из за уголок, будто ядовитую змею за кончик хвоста. Ее глаза бежали по строчкам, и по мере прочтения, недоумение на ее лице сменилось ужасом и отвращением. Перевернув листок, она дочитала до конца, смяла его в ладони и встретилась взглядом с Бонифацием. Он тихонько заскулил и отвел глаза.
– Ты все знал, да? Скажи, собака, ты ведь все знал?!
Бони не вполне себе уяснил, в чем дело. Он настороженно приблизился к хозяйке и ткнулся носом ей в кулак, сжимающий бумажку. В тот же миг ему все стало ясно: в ее пальцах тесно сплелись запах синего пузырька и цветочной клумбы.
«Ах, вот ты о чем! Ну, наконец-то ты все поняла. Он самый подлый предатель. Я не знаю, что написано на этом листке, но прежней жизни у нас теперь не будет».
– Ты ведь пытался рассказать мне… Все эти месяцы хотел мне все объяснить, а я, слепая дура, ничего не замечала. Я не слушала тебя и свое сердце тоже не хотела слушать. Все ведь так просто: чтобы понимать другого, надо впустить его в свою душу. Прости меня, Бонька!
Пес слизывал с ее щек слезинки и смотрел понимающими глазами. Он хотел бы плакать вместе с ней, но не мог. Счастье переполняло его бешено бьющееся сердце, и он не мог с собой ничего сделать – большой лохматый эгоист. Отныне он остался единственным мужчиной в ее жизни. Теперь она принадлежала только ему.
Часом позже он помогал ей собирать вещи: таскал из углов безделушки, старые туфли, раскопал под кроватью давно заброшенный теннисный мячик – ее первый подарок – и бросил его возле набитой вещами сумки. Она едва улыбнулась и положила его внутрь.
Когда все вещи были уложены, они совершили последний обход квартиры. На несколько секунд она задержалась перед молчащим компьютером, опустила пальцы на клавиатуру, легко пробежала по белым клавишам. Бони вслед за ней заглянул в пустой экран и удивленно тявкнул:
«Разве мы собираемся оставить его здесь? А как ты будешь работать?»
– Нет, Бонька, – словно отвечая на его вопрос, сказала она. – Мы не заберем его. Нам не нужно ничего чужого.
Слово «чужой» было злым. Он хорошо усвоил это еще в детстве, когда прежний хозяин бил его за снисходительное отношение к посторонним людям на прогулке. Зоя никогда не произносила этого слова, и сейчас оно вызвало в собачьей памяти воспоминание о боли. Он не стал плохо относиться к людям, но он боялся и ненавидел это слово и все, что было с ним связано. Он долго захлебывался оглушительным лаем, и Зоя с трудом оттащила его от стола и увела в коридор.
– Да, малыш, – сидя на корточках возле собаки, говорила она. —У меня есть ты, и ты – лучшее, что осталось от прошлой жизни. Я научусь жить по-другому, еще не знаю как, но обязательно научусь. Без него, зато с тобой. Ты ведь никогда не предашь меня, правда, Бонька?
И по ее печальному лицу опять покатились слезы.