Слуга князя Ярополка - Вера Гривина

– Владимир берет себе жену из Чехии? – удивился Блуд.

– И кажись, не из добрых намерений. В то время, когда я ищу согласия с немецким королем, братец мой желает дружить с его врагом, князем Болеславом Чешским.

– Вот оно как!

– Оба моих брата точат на меня зубы, – с горечью продолжил Ярополк. – Страшусь я, ох, страшусь менять веру!

Блуд пожал плечами.

– Что тебе посоветовать? Я всего лишь воин и в княжьих делах не разбираюсь. Поступай, как знаешь. Коли решишься принять христианство, я, вестимо, поддержу тебя, а коли не решишься, не осужу. Верно служить тебе я буду в любом случае.

– И на том спасибо! – отозвался князь. – Ступай!

Блуд поклонился и вышел из горницы. А Ярополк не двигался с места, пока не услышал в сенях осторожный шорох.

– Кто там? – спросил князь.

– Я! – отозвался Варяжко.

– Заходи! Чего скребешься, как мышь?

Дверь отворилась, и пестун князя появился на пороге.

– Ты подслушивал нашу с Блудом беседу? – осведомился Ярополк без малейшего гнева.

Варяжко сделал вид, что оскорбился.

– Разве же я смею?..

– Подслушивал, – прервал его князь. – Я же тебя знаю.

– Подслушивал, – признался Варяжко и, разведя руками, добавил: – Коли я и поступаю зазорно, то лишь ради тебя.

– Знаю, потому и не сержусь.

– Зря ты откровенничаешь с Блудом, – сказал Варяжко после недолгой паузы.

– Чем он тебе не угодил? – удивился Ярополк. – Сам же слыхал, что Блуд обещал служить мне верно.

– Мало ли чего кто-то обещает! Обещания все горазды давать, токмо выполняют их немногие.

– Я к Блуду милостив. Неужто он заплатит мне злом?

– Людишки сплошь и рядом платят за добро злом.

Князь покачал головой.

– Что же, я никому не должен доверять?

– Да, почитай никому.

– Даже тебе? – с усмешкой осведомился Ярополк.

Варяжко ответил очень серьезно:

– Ты же знаешь, что у меня есть токмо ты.

– Блуд тоже одинокий.

– Он молод и не сегодня так завтра обзаведется семейством.

– Ну, и что?

– Предают обычно ради самых близких людей, – изрек Варяжко.

Зевнув, Ярополк проворчал:

– Кажись, ты просто ревнуешь меня к Блуду: привык, что я токмо у тебя прошу совета. Но ведь пора мне уже самому выбирать себе советчиков. Так что уйми свою ревность и ступай. Мне пора спать.

Варяжко молча отвесил поклон и покинул горницу.

«Обиделся мой пестун, – подумал князь. – Но ничего, он отходчивый. Пущай привыкает к тому, что теперь я не во всем буду его слушаться».

Глава 3

Беспокойная ночь

Выйдя на красное крыльцо, Блуд услышал из темноты голоса. На ступеньках разговаривали сыновья Свенельда.

– Нет у моего брата гордости, – ворчал Лют. – Блуд вскорости на твоей зазнобе женится, а ты терпишь.

– Что же мне делать, коли он Раде люб, – отозвался Мстиша с болью в голосе.

– Да прибей ты его и вся недолга.

– Разве тогда Рада меня полюбит?

Лют презрительно хмыкнул:

– Полюбит али нет, а замуж ее возьмешь. Тогда сможешь из своей Рады веревки вить.

– Не желаю я вить из Рады веревки и не хочу губить Блуда! – возмутился Мстиша. – Пущай я останусь без любимой девицы, но нипочем не пойду на злодейство.

– Слушался бы ты отца, – продолжал увещевать брата Лют. – Он доволен, когда мы добиваемся, чего хотим.

– Я хочу добиваться своего, не теряя чести.

– Слизняк! – ругнулся Лют и, плюнув с досадой, ушел.

– Мстиша! – тихо позвал Блуд.

Младший сын Свенельда поднял голову.

– Кто здесь?

– Я, – откликнулся Блуд.

– Ты все слыхал? – растерянно спросил Мстиша.

– Слыхал.

Блуд остановился возле смущенного юноши и, дружески похлопав его по плечу, сказал:

– Не знал я, что ты по Радомире сохнешь.

– А кабы знал?

– Кабы знал, держался бы от нее подальше.

– Правда? – встрепенулся Мстиша. – Она тебе не люба?

– Она мне нравится, – честно признался Блуд. – Я даже подумывал к ней посвататься.

– Ну, вот! – упавшим голосом протянул Мстиша.

– И все же девица мне не столь мила, чтобы я не мог от нее отказаться.

– Неужто? – опять воспрянул духом Мстиша.

– Воистину так! – подтвердил Блуд.

Юноша от души обнял его.

– Теперь я навеки твой друг!

– Ладно, ладно! – растрогался Блуд.

Пора было идти домой.

– Эй, Фома! – позвал Блуд, оглядываясь по сторонам. – Куда он пропал?

– Здесь я! – ответил знакомый голос. – Давно жду тебя, боярин!

Вынырнув из темноты, Фома проворчал:

– Половину ночи гуляю по двору, замерз совсем.

– Меня князь задержал, – ответил Блуд. – Пойдемте!

Проводив Мстишу до двора его отца, Блуд и Фома зашагали к Почайне20. Воист Войков предпочел обосноваться не в детинце, как большинство бояр, а рядом с пристанью. Неизвестно, чем было вызвано такое желание Воиста, но его внуку нравилось такое местожительство. Блуду доставляло удовольствие наблюдать из высокого терема за прибывающими и отправляющимися в путь ладьями или просто смотреть на речную воду. Это созерцание всегда его успокаивало.

Днем пристань шумела и гремела, сейчас же она была погружена в ночную тишину. От темной воды поднималась туманная мгла, над которой виднелись неясные очертания двух словно висящих в воздухе мачт. Пелена тумана начала окутывать и берег.

Фома проворчал:

– Вовремя мы воротились, иначе искали бы свой двор.

– До утра сыскали бы, – отозвался Блуд.

Едва они приблизились ко двору, как из ворот вышел здоровенный малый с дубиной в одной руке и факелом в другой.

– Ну, наконец-то вы явились! Заждались мы вас!

Голос у верзилы был соответствующий его внешности: низкий и громкий.

– Не ори, Рагоза, – буркнул Блуд.

Во дворе он увидел еще пятерых челядинцев.

– Запирайте ворота и ступайте спать, – велел хозяин слугам.

– Тебя проводить? – услужливо спросил Фома.

Блуд махнул рукой.

– Чай, по пути в опочивальню не заплутаю.

Отворив дверь своей опочивальни, он замер на месте в изумлении: возле его постели стояла обнаженная Вита Волошанка и чарующе улыбалась. Густые черные волосы красавицы струились по голому телу, а в ее глазах отражалось пламя горящей на сундуке свечи.

– Ну, что же ты стоишь? – прошелестела волошанка, едва шевеля губами, и показала кончик языка.

Блуд сорвался с места так стремительно, что погасил свечу. Всего за несколько мгновений он освободился от одежды и, яростно рыча, повалил Виту на постель…

Откинувшись на спину, Блуд вытер со лба пот и прошептал хриплым голосом:

– Пить хочется.

Волошанка спрыгнула с постели, зажгла свечу и склонилась над ковшом с водой.

– Что ты так долго? – нетерпеливо спросил мучимый жаждой Блуд.

Когда Вита, наконец, принесла ему воду, он осушил ковш до дна. Внезапно на него накатило странное внутреннее опустошение.

«Что со мной?» – удивился Блуд.

– Ты накинула бы одежу, – раздраженно бросил он Вите. – Чего нагишом ходишь?

Удивленная она послушно натянула на себя рубаху.

– Коим ветром тебя сюда занесло? – спросил Блуд.

– Захотела тебя повидать, – промурлыкала она, щурясь как наевшаяся густых сливок кошка.

– А как ты попала в опочивальню?

– Сказала твоим холопам, что ты меня к себе позвал.

– Но челядь о тебе ни словом не обмолвилась.

Она опять пожала плечами.

– А зачем им лезть в твои дела?

– Фома прогнал бы тебя, – проворчал Блуд.

– За что же такая немилость? – удивленно протянула Вита.

– Фома ненавидит грех.

– А что такое грех?

– Зло.

Волошанка искренно недоумевала. В ее понятии злом было только то, что мешало ей жить так, как она хотела.

– Чего же злого я сотворила? – осведомилась красавица.

– Христианам прилично совокупляться лишь с женами.

– Но тебе же было хорошо со мной!

Блуд досадливо поморщился. Он не мог не признать, что волошанка доставила ему в постели немалое удовольствие. Однако теперешнее его состояние походило на тяжкое похмелье после чересчур обильного пиршества. Даже вид стоящей перед ним женщины вызывал у Блуда тошноту.

– Было хорошо, а теперь очи бы мои на тебя не глядели, – честно признался он.

Красавица изменилась в лице.

– Чем же я тебе не угодила?

– Не люба ты мне! – процедил сквозь зубы Блуд.

Вита была вне себя. С ней еще такого не случалось, чтобы мужчина отвергал ее. Она растерянно пробормотала:

– Так уж и не люба? А ты загляни в себя – может, там все же найдется любовь. Вспомяни-ка ласки мои…

– Не надобны мне твои ласки, – с раздражение прервал ее Блуд. – Не желаю более оскорблять грехом Бога нашего Христа. Ступай, и не ворочайся!

Виту охватило уже забытое ею чувство обделенности, так знакомое ей в детстве, когда она была лишена всего: умершей при родах матери, отца (о нем вообще никто, ничего не знал), еды, одежды и ласки. Растила девочку бабка, которая лупила внучку, и которую та втайне ненавидела. Они жили в очень красивом месте – на берегу широкой реки, среди долин и холмов. Рано состарившаяся бабка Виты, варила лучше всех в селе снадобья и зелья, но внучку обучала своему умению с явной неохотой. Однажды девочка, набравшись смелости, спросила: