День расплаты - Ребекка Тинсли

Ее круглое лило расплылось в улыбке. Они были ровесниками, обоим по тридцать восемь, но рождение трех детей отразилось на фигуре Шейлы и оставило морщины возле глаз.

— Твой отец просил, чтобы ты ему позвонил. — сказала она, поливая цветы на подоконниках. Она ждала, что сейчас Дэвид вздохнет; так оно и случилось. — Знаешь, он хочет, чтобы ты держал его в курсе дел.

Дэвид молча кивнул. Наверное, она права, но от этого общаться со вздорным стариком не легче.

— Некая леди из телекомпании Эн-эн-эн будет весьма признательна, если ты позвонишь ей завтра утром, поскольку сейчас она занята подготовкой сводки вечерних новостей. — Шейла указала на записку по поводу звонка журналистки. — Шарлотта Картер, ну, ты знаешь, репортер Эн-эн-эн.

Дэвид выглядел озадаченным.

— О, ты наверняка ее видел, — сказала Шейла, и в ее голосе с кембриджширским выговором послышалось раздражение.

— Удивляюсь, что ей от нас надо? — спросил он, обеспокоенный тем, что могли просочиться какие-нибудь сведения о «Верди». Это было бы, по меньшей мере, нехорошо.

— А через полчаса тебе надо быть в Эли на встрече с мистером Джарвисом, — напомнила Шейла, направляясь к себе.

— Спасибо, — пробормотал Дэвид. Он пил кофе маленькими глотками и повторял про себя то, что собирался сказать своему адвокату. Бракоразводный процесс — едва ли приятный предмет для обсуждения.

Дэвид не склонен был винить во всем только Элен. Он старался дать ей все, что она хочет, — чтобы возместить отсутствие привязанности к ней. Со временем исчезла страсть, которую они когда-то испытывали друг к другу. Больше всего его угнетало то, что не сохранилось ни уз дружбы, ни даже взаимного уважения. Когда два года назад умер их маленький сын, уже ничто не могло удержать их вместе. Такая трагедия некоторые семейные пары только сплотила бы, но смерть Билли лишь обнажила все недостатки их несчастливого брака.

С тех пор, как случилась трагедия, у них обоих отпала необходимость скрывать свои подлинные чувства. Элен презирала все, чем Дэвид так дорожил, — оперу, антиквариат, прогулки по окрестностям, все это для нее ничего не значило. Она хотела влиться в водоворот вечеринок и званых обедов, тогда как Дэвид терпеть не мог эту «бессмысленную светскую жизнь». Когда их приглашали, например, на «гавайскую вечеринку», Элен отправлялась туда со своими друзьями, нанеся на лицо искусственный загар и обрядившись в юбочку «хула-хула», а Дэвид, презрительно фыркая, оставался дома с романами Грэма Грина или Джулиана Барнса.

Он перебрался в отдельную спальню еще год назад и перестал интересоваться, где Элен была, когда поздно возвращалась домой, или кто это так часто звонит, вешая трубку всякий раз, когда к телефону подходит Дэвид. Было очевидно, что продолжать не имеет смысла.

Одна из записок напоминала ему, что сегодня вечером устраивается обед, где будут собираться пожертвования на восстановление собора в Эли. Надо сказать об этом Элен. Она никогда не помнила о таких «скучных, занудных вещах»; она, законченная провинциалка, привыкшая наряжаться даже ради поездки в соседнюю деревушку Сейнсбури. Она до сих пор была уверена, что сливки общества делают покупки только в магазине «Хэрродс». «Сливки общества таксистов», — ругался Дэвид.

Он прослушал пятнадцать гудков, но никто не ответил. Кто знает, где она сейчас и чем занимается? Он надеялся только, что она не пьет: эти сцены, когда она разыгрывала из себя капризную девочку, были унизительны для них обоих.

Потом он вспомнил, что на некоторых документах требуется подпись отца. Хотя старик охотно предоставлял сыну вести повседневные дела компании, Уильям Стоун по-прежнему председательствовал на заседаниях правления, словно какой-нибудь сицилийский «крестный отец». Проходя мимо стола Шейлы, Дэвид сказал, что на минуту заскочит к отцу и скоро вернется.

— Тогда надень джемпер или еще что-нибудь, — проговорила она быстро. — Сейчас довольно промозгло.

Дэвид развернулся и прошел назад в кабинет за джемпером. На нем были только джинсы и светло-голубая рубашка. Когда он выходил, секретарша буркнула:

— Ведет себя, словно четырехлетний ребенок! — Но в ее голосе слышалась нежность, и это его странным образом подбодрило.

Он добрался до рощицы, когда до него донесся смех жены. Дэвид осмотрелся. За деревьями он разглядел машину, припаркованную возле черного хода в дом. В машину садился мужчина, лицо которого показалось Дэвиду знакомым. Это был тип, когда-то работавший в фирме. В свое время Дэвид выгнал его за взятки, которые тот получал от поставщиков комплектующих деталей. Несколько секунд Дэвид ломал голову над тем, что делает этот человек в Уэсторп-Холле. Потом вдруг до него дошло, почему Элен не подходила к телефону.

Он подбежал к машине как раз в тот момент, когда захлопывалась дверца. Дэвид рванул ее и, схватив перепуганного парня за горло, выкинул из машины. Элен, съежившись от страха, застыла в дверном проеме, глядя, как Дэвид в ярости одним движением перекинул ее гостя через капот. Одумавшись, он сдержался, чтобы не врезать узурпатору кулаком, и отошел в сторону, пока вспыльчивость не довела его до большой беды.

— Пошел вон! — рявкнул Дэвид.

Парень с трудом забрался обратно в машину. Дэвид перевел взгляд на жену и медленно покачал головой.

— Только не под крышей нашего дома, — сказал он. — Голос его, наполненный болью, был холоден. — Только не в доме, где мы растили нашего Билли. Делай, что хочешь, если тебе надо, но подыщи для этого другое место. — Он повернулся и зашагал к домику отца, изо всех сил стараясь сохранять самообладание.

Джеймс Мэлпас захлопнул дверцу своей черной «БМВ» и включил зажигание. Он насладился первым рыком сверхчувствительного мотора, плавно вывел машину со своего места на автостоянке и нажал акселератор, чтобы подняться вверх по эстакаде подземного гаража, расположенного под зданием «Броди Макклин».

Он терпеть не мог пробки в час «пик» и, прежде чем покинуть офис, выжидал, пока не разъедутся «эти людишки». Каждый вечер он посещал тренажерный зал в спорткомплексе, принадлежащем банку, затем плавал. Это давало ему ощущение превосходства, поскольку, пока его конкуренты надоедали друг другу в барах Сити или томились в ожидании пригородных поездов, он тренировал мышцы и сгонял лишний вес. Не для него привычка выпивать в кругу «своих» после работы. Это слабость. От этого никакой пользы.

Светская жизнь Джеймса всегда была связана с клиентами банка, будь то посещение скачек в Гудвуде ил и регаты Хенли, рыбалка в Шотландии, охота в Нортамптоншире или на болотах Северного Йоркшира. Это были «связи», и они способствовали успеху карьеры Джеймса Мэлпаса. Он никогда не упускал возможности познакомиться с влиятельными людьми.

Предстоящий вечер как раз сулил такую возможность. Джеймс собирался в Найтсбридж на вечеринку, которую устраивал директор коммерческого банка «Мортон», конкурирующей фирмы, но ведь всегда полезно поддерживать контакт с людьми, сидящими на нужных местах, — чтобы обменяться сплетнями, информацией, услугами, в конце концов; расширить круг знакомых в Сити. Это могло оказаться полезным.

Дождь прекратился, но пустынные мокрые мостовые Чипсайда и Хай-Холборна все еще тускло отсвечивали, было влажно и душно. В салоне машины с кондиционированным воздухом Джеймс был защищен от вони отбросов, скопившихся возле закусочных. Он не замечал, как разбредаются в разные стороны женщины азиатского и вест-индского происхождения, которые, выйдя из автобусов, направлялись к зданиям банков и страховых компаний. Там они во второй или третий раз за день будут наводить чистоту и порядок в офисах тех, кто давно покинул кабинет, чтобы выпить бутылку шампанского.

Разгоняя машину по Кингсуэй, Джеймс с удовольствием ощущал тугую напряженность своих мышц, которые приятно ныли после занятий в тренажерном зале. Ему не нужна была музыка в машине: адреналин, насытивший кровь, задавал ритм лучше любой барабанной дроби.

В этот вечер он чувствовал исключительную гармонию со своим телом, поскольку испытал особое облегчение, помимо того, что наступает после обычных упражнений со штангой или на снарядах. Подобно Джону Кеннеди, он начинал страдать от головной боли, если хотя бы раз в три дня у него не было полового сношения. Но в отличие от покойного президента, Мэлпаса не особенно волновал пол его партнера. Ему пришлось потратить целых две недели, чтобы уговорить паренька, служившего в пункте обработки почтовой корреспонденции банка, и заманить его в раздевалку, оторвав от упражнений на гребном тренажере. В конце концов он своего добился.

Мэлпас почувствовал жжение внизу живота, ноги напряглись, точно стальные рычаги, когда он вспомнил непродолжительное, но сильное объятие под струями горячего душа. Подросток притворялся беспомощным, цеплялся руками за перегородки душевой кабины, прикидывался испуганным, когда его жестокий и властный завоеватель овладел им. Еще больше Джеймса возбуждало то, что мальчишка стал задыхаться, когда Джеймс начал вторгаться в его тело. Мэлпас предпочитал использовать собственную слюну, чтобы облегчить проникновение, вместо бабской вазелиновой смазки, и паренек стонал и отбивался, когда Мэлпас входил в него. Это усиливало наслаждение Джеймса, ему хотелось держаться с мальчишкой грубо. Все было в высшей степени удовлетворительно, думал Джеймс, не подозревая, как банальны и примитивны его фантазии.