Глаза звездного цвета - Марк Хармс

наши робкие шаги в темноте. А взамен – рассказывают нам о своей жизни: яркой жизни в абсолютно мертвой черноте. И эти рассказы похожи на прекрасную песню… Песню небесных высот. После их рассказов начинаешь утрачивать вкус к своей – такой обычной – жизни. Зачем же нам дана возможность слышать их песни?

Я не знал ответа. Вместо этого я зачарованно глядел на звездный аквариум над своей головой, где в грандиозной медлительности сходились меж собой далекие и близкие светила. Кометы рассыпались мириадами искр, зажигались и гасли звезды, такие огромные и недоступные – и все это происходило в полной тишине, год за годом, тысячелетие за тысячелетием, еще до рождения тех, кто мог бы выразить словами эту бесконечную небесную баталию. Да, мы никогда их не поймем, подумал я, но стоит ли вообще это делать? Разве есть муравьям дело до людей?

– Но знаешь, в чем состоит весь ужас ситуации? – продолжал человек, по-прежнему не глядя на меня. – Все эти звезды давно мертвы. Их свет погас, и то, что их питало, растворилось в этой пустоте. Они так далеко от нас, что нам кажется, будто они до сих пор живы, но это обман – и как только последний отзвук их агонии достигнет наших ушей и глаз, мы поймем, что отныне над нами абсолютно непроницаемая тьма. И даже те звезды, что падают нам на головы, мертвы – просто наше любопытство не дает нам понять этого. Вот так и происходит диалог между живыми и мертвыми…

Он взглянул на меня и печально улыбнулся. Его глаза были похожи на два блюдца, в которых теперь плескался космический бульон. Он прикоснулся к высокой тайне и не смог не подарить ей свое любопытство, и теперь его глаза навсегда приобрели звездный цвет.

***

– Жжется, ба! – плаксиво сказал я.

Бабушка поставила склянку с зеленкой на стол.

– Так и надо! – Проворчала она. – Меньше будешь беситься со своими ребятами.

Иногда мне казалось, что моя бабушка обладает какими-то сверхъестественными способностями. Например, она может почувствовать, когда ее появление нежелательнее всего, и появиться ровно в этот момент. Именно так сегодня и произошло: мы с ребятами играли в ляпки, и меня угораздило упасть на вираже. До сих пор этот прием никогда меня не подводил – редко кому удавалось вовремя среагировать, когда я внезапно менял направление на противоположное. Но в этот раз фортуна была не на моей стороне: нога предательски ушла вперед, и я пропахал твердую землю своим коленом. Боль была сильная, на глаза мгновенно навернулись горячие слезы, но я не вскрикнул, опасаясь, как бы бабушка не услышала и не отвела меня домой. Даже и не знаю, как она могла догадаться.

В наказание я отправился вместе с ней удалять с грядки сорняки. Грядок на даче была целая куча, и работа казалась мне нескончаемой, поэтому, когда руки устали возиться в земле, я снова задал бабушке, возившейся на соседней клумбе, неоднократно уже заданный вопрос:

– Ба, ну зачем вам все это? Просто купите овощи в магазине, и все.

– Больно нужон мне ваш магазин! – фыркнула бабушка. Слово "нужен" она всегда так и произносила – "нужон", с ударением на "о". – Одну гадость там продают. Пичкают химией и раскрашивают воском, чтобы гниль была незаметной.

Однажды, когда я задал бабушке этот вопрос в присутствии отца, он лишь вежливо улыбнулся и сказал: "а вы, как я погляжу, антиглобалист". Я не понял, что это значит, но с тех пор меня не покидала мысль о том, что искусственные фрукты – это обычные фрукты, которые перетерли воском.

– Наши папы и мамы всю жизнь здесь провели, – сказала бабушка. Она перекапывала почву для своих любимых цветов, и совок в ее руках проворно ходил туда-сюда, будто жил отдельной жизнью. – Дышали чистым воздухом. Всегда были на природе. И прожили долгую, счастливую жизнь.

– Чьи папы и мамы?

– Ну, мои и дедушкины.

– Что, они все были на этой даче? – поразился я и какими то другими глазами взглянул на привычные грядки.

– Ну, не совсем на этой… Они жили в деревнях.

– Скучно же…

– А в городе не скучно?

– Конечно нет! – ответил я. – Там компьютер, друзья, много чего…

– Ну и толку тебе от этого компутера? – прищурившись, спросила бабушка. К компьютерам у нее всегда была какая-то неприязнь. – Сидите за ними целыми днями, как червяки, из дому не вылазите. Компьютеры вообще-то для инвалидов были сделаны, чтобы они хоть какой-то жизнью могли жить. А ты что, инвалид? Вон, погляди, какая природа…

Я вздохнул, оглядев окопы между грядками. Через два дня здесь снова все зарастет сорняками.

– Бабушка… А что ты делала до того, как стала тут жить?

– Работала, – ответила бабушка.

– Где?

– На заводе.

– Чем ты там занималась?

– Ну, много чем. – Бабушка ненадолго остановилась, припоминая прошлое. – За станками работала. Оператором.

– Долго?

– Долго. Тридцать лет.

– Ого, – протянул я. В этот срок укладывались три моих жизни, и оставалось еще немного. – А почему перестала работать?

– Ну ты и болтун, Мишка. Потому что устала. На пенсию вышла.

– Наверное, тяжело было расстаться с любимым делом, которым занималась так долго?

Бабушка засмеялась.

– Почему ты думаешь, что оно было любимым? – Я удивленно раскрыл рот, собираясь задать новый вопрос, но бабушка продолжала: – Я пошла работать сразу после школы. Потому что больше нечего было делать. Помню, пришла туда в первый день, поняла, чем придется теперь заниматься, кое-как отработала полсмены, а когда приехала домой – разревелась.

Я помолчал. Мне уже стало понятно, к чему идет разговор.

– Поэтому тебе и говорят все, чтобы учился хорошо, – сказала бабушка поучительным тоном. – Чтобы не грустил на нелюбимой работе всю жизнь. Мама говорит, у тебя с учебой проблемы?

Я мысленно наругал маму. Зачем же было рассказывать об этом бабушке?

– Молчишь – значит, есть проблемы.

– Учеба такая скучная! – с досадой сказал я. – Мне это неинтересно.

– Это потому, что ты и не вникал в нее по-настоящему. – Бабушка снова принялась за прежнее занятие. – Вот попробуй – вдруг понравится? На завод всегда успеешь уйти.

После бабушкиной истории на завод мне не хотелось сильнее, чем попытаться возродить интерес к учебе. Нехотя я подумал, что все-таки придется остаться в школе, а не бросать ее после четвертого класса, как я подумывал об этом ранее.

– И здесь тоже скучно, – пробурчал я.

Бабушка усмехнулась.

– Ну ничего, потом поймешь, как тут здорово. Приедешь сюда когда-нибудь со своими детьми, с женой. Может, и жить разрешу, – бабушка хитро улыбнулась. – Если хорошо вести себя будете.

Я густо покраснел и стал яростно перерабатывать сорняки в пыль.

– Ба, можно я уже пойду?

– Опять колени разбивать будешь?

– Постараюсь не разбивать.

– Ну, иди.

Я радостно побежал на улицу, по пути щелкнув по носу любопытствующего Бима. Из мастерской – так назывался сарай, заваленный инструментами, гвоздями, досками и коробками – раздался голос дедушки:

– Что, Мишка, досрочно