Глаза звездного цвета - Марк Хармс

– Не хочешь, не верь. Завтра утром идем. Хорошо, что с вами в прятки играть не стал, а то дедушка не пригласил бы никуда. На уток будем охотиться.

– Все равно не верю!

– Васёк, ты в сирени, вылазь давай, я тебя вижу! – обрадованно заорал Паша. Видимо, Вася завидовал слишком громко. Злобно взглянув на меня, ворча и ругаясь, он стал выходить из зарослей, по пути нахватавшись крапивных уколов, а я, полностью удовлетворенный увиденным, закрыл окно.

Мы вышли совсем ранним утром, может быть, даже ночью. Но, помня о словах дедушки, которые он сказал накануне, а также благодаря волнению перед походом, я смог встать довольно быстро. Снилось что-то непонятное, и сон я толком не запомнил, хотя не уверен, что смог досмотреть его до конца. Перебарывая себя, я ополоснулся холодной водой, съел вареное яйцо и позволил полусонной бабушке снарядить меня в дорогу.

Дедушка надел шикарный охотничий комбинезон, и у меня не было сомнений, что, когда мы вступим в лес, он тут же начнет сливаться с окружением, как хамелеон. Сказать то же самое о моей охотничьей экипировке было нельзя: надетые на меня серо-зеленые лохмотья вряд ли можно было назвать камуфляжем, но с бабушкой спорить было бесполезно.

– Ба, ну не надо этот свитер, засмеют же…

– Будешь спорить, скажу деду, чтобы никуда тебя не брал, – проворчала бабушка. Было видно, что больше всего ей сейчас хотелось снова вернуться в кровать. – И кто тебя засмеет? Белки, что ли?

Действительно, глупо получилось.

Ружье мне, понятное дело, никто не доверил, да у нас и не было второго, но зато дедушка выдал мне самый настоящий нож в перемотанных черным скотчем ножнах. Когда я дернул за рукоятку, желая поглядеть на сталь, у меня ничего не вышло; я даже подумал было, будто дедушка специально сделал так, чтобы я случайно не поранился, но я не роптал и просто был рад тому, что нож у меня в руках.

Когда сборы были закончены, бабушка обняла нас с дедушкой, пожелала удачи и шутливо сказала, чтобы без добычи не возвращались, после чего отправилась в кровать, досматривать сны. Пока мы двигались по улице в сторону леса, я оглядывался назад, боясь, что бабушка передумает, нагонит нас и потребует, чтобы я оставался дома, но вскоре свет погас, и улица снова утонула в предрассветной тьме. Поглядывая на спящие дома, в которых в своих кроватях нежились мои деревенские товарищи, я вдвойне радовался ощущению от прикосновения к настоящей взрослой жизни.

Вдалеке, окутанный бледным утренним туманом, синел лес.

Мы долго шли по перепаханному полю, в основном молчали. Дедушка задумчиво поглядывал на верхушки деревьев, будто искал в них какой-то знак, а я старался не застрять в размокшей от ночного дождя земле. Грязь липла к сапогам, поначалу я пытался ее стряхивать, но потом бросил эту затею и смирился с тем, что она не отстанет до самого возвращения домой. К черным болотным сапогам дедушки грязь почему-то липла с куда меньшим энтузиазмом.

– Знаешь, куда идем? – спросил меня дедушка. Я отрицательно качнул головой. Он усмехнулся и доверительно сообщил: – Это наше секретное место. Про него никто в деревне не знает. Там, далеко-далеко, – он указал рукой куда-то налево, – есть озеро с утками. Все охотники только туда и ходят. Но мой отец, а твой прадедушка, узнал о небольшом притоке к этому озеру. Этот приток немного заболоченный, его довольно трудно найти, но утки там тоже водятся. Я редко туда хожу, поэтому они там не особенно подозрительные и внимательные, в самый раз для похода с таким шалопаем, как ты.

– Прадедушка тоже брал тебя на охоту, когда ты был маленьким?

– Да, несколько раз. Пока не… В общем, многому научился у него. Про приток вот узнал. – Дедушка помолчал. – Решил тебя взять. Твой-то папка занятой совсем, никогда не сводит…

Это было правдой. Мой папа – очень занятой человек, обычно я вижу его только по вечерам. Раньше я даже удивлялся, как это он, будучи таким занятым, смог найти время на знакомство с мамой, но она объяснила, что он был таким занятым не всегда. Он управляет какой-то крупной фирмой, постоянно в разъездах, а когда разговаривает с кем-то с работы по телефону, превращается в совсем другого человека – холодного, требовательного, грубого и властного. Видимо, таким он бывает на работе, и я бы не хотел, чтобы мой папа когда-то превратился в него окончательно. Когда я озвучил ему свое желание, он лишь весело рассмеялся и серьезным голосом пообещал, что не превратится.

Как только мы вступили в лес, над нами будто повис невидимый купол, скрывший нас от того, внешнего и шумного мира. Мы оказались в мире ином – тихом, спокойном и пахнущим совсем другими, непривычными и дикими запахами. Тишина здесь была непохожей на ту тишину, которую я мог слушать дома – она была всеобъемлющей, ложилась на плечи словно тяжелое одеяло, глушила голоса и заставляла напрягать слух. Каждый раз, когда под ногами стрелял хворост, или когда я сдвигал в сторону особенно наглую ветвь, преграждающую путь, мне казалось, что из лесного сумрака вот-вот вынырнут местные стражи-эльфы или феи и потребуют от нас с дедушкой немедленно покинуть их дом.

Дедушке явно нравилось гулять по лесу. Он будто обрел второе дыхание – походка стала бодрой и пружинистой, а движения – по-молодецки резкими и плавными. Иногда он замирал на месте, прикрывал глаза и глубоко, полной грудью вдыхал лесной аромат, после чего оборачивался ко мне восхищенными, чуть прищуренными глазами и проникновенно говорил что-то вроде:

– Какой здесь воздух! А, Мишка? Фантастика. Давай-давай, поглубже дыши, чтобы в школе потом рассказывать, как здесь хорошо.

Или же что-то вроде этого, но уже с ноткой печали:

– Эх, а ведь раньше здесь куда больше лесу было… Повырубали все к чертям. А почему? Потому что носы заложило совсем своими машинными газами, не могут учуять, что рубят и чего нас всех лишают. Только о деньгах и думают. Мы ведь всегда с природой бок о бок были, нельзя так с ней поступать…

При этом он становился похожим на чудаковатого мудреца-друида, недовольного медленным, но неизбежным поражением природы перед лицом человеческого прогресса. В силу своего возраста я не мог понять всего масштаба этой проблемы, поэтому просто вежливо молчал.

Иногда я тоже останавливался и, приоткрыв рот, вслушивался в шепот чащи. Звуки, тревожившие ее тишину, будоражили воображение и наводили трепет – треск и скрип деревьев, гуляющий в их волосах ветер, нежный шелест листьев, бесшумно опускающихся на лесной ковер… Интересно, какие секреты хранит чаща? Поделится ли она со мной хоть одним?

– У-у-у! – протяжно кричал я в пустоту, и чаща отвечала мне