Идеальный роман. Начало - И. Трубова

В попытках достучаться до своего сознания, я все больше терял надежду хоть что-то вспомнить. Перед моими глазами мелькали сотни лиц, которые я когда-либо видел, но не помнил, кем являлись эти люди. Но внезапно перед моим взором возник образ человека в лохмотьях. Его лицо было измазано грязью, а по подбородку стекали дорожки крови.

И тут я вспомнил все: визит шерифа, странного зверя, наш поход, моих погибших товарищей и, наконец, то, что произошло со мной. Последние обстоятельство мало волновало меня сейчас. Мое сердце сжалось при мысли о том, что все мои товарищи мертвы.

Я и сам не заметил, как заплакал. Я захотел снова все забыть. Лучше жить в неведении, или вообще не жить. Правда слишком реальна, а реальность слишком жестока. За что они были убиты? Почему этот человек захотел убить меня? Неужели он питается людьми? От одной этой мысли меня бросило в холодный пот.

Справившись со слезами, я встал на ноги, но усталость еще не прошла, и я чуть не упал обратно на землю. Воздух был липкий, и имел сладковатый, приторный привкус. Меня начало подташнивать. И еще было очень душно. Я задыхался. Моим легким не хватало свежего воздуха.

Сон одолевал меня, но я не собирался спать. Краешком своего воспаленного мозга я понимал, что нужно выбираться отсюда, но пока не мог этого сделать. Все кости ломило, суставы крутило, царапины горели огнем. Под грязной рубашкой я обнаружил довольно глубокий порез, который почти затянулся. Значит, я давно находился здесь. Но почему я не умер? Почему не захлебнулся?

Теряя нить рассуждения, я улегся на сырую землю и закрыл глаза. Перед моим взором замелькали разные образы. Но я оттолкнул их в сторону, и просто уснул. Если это, конечно, можно было назвать сном.

Когда я проснулся, уже начало светать. Далекое солнце осветило темный лес и, пробившись сквозь густые кроны деревьев, ласково коснулось моего лица. Я уже и позабыл, что такое солнечное тепло. В последнее время погода оставляла желать лучшего. Ничего, кроме дождей и ветра, мы не видели вот уже несколько месяцев. Похоже, у кого-то было хорошее настроение. Это передалось и мне. Такого солнечного утра давненько не было в нашем городке. Я открыл глаза и, приподняв голову, посмотрел вверх. Там я увидел ярко-голубое небо, по которому лениво плыли большие облака. Где-то вдалеке щебетали птицы; оставшиеся на деревьях пожухлые листья тихо шелестели. Странно было наблюдать эту картину после всего, что мне довелось пережить. Даже в голове не укладывалось. Такое прекрасное утро! Неужели это происходит со мной?

Я сел рывком на сырой, холодной земле и почувствовал, что меня тошнит. Да, час от часу не легче! Однако я заставил себя встать, и тут же пожалел об этом: меня вырвало. После этого я стал чувствовать себя немного лучше.

Опустив взгляд на свою грязную рубашку, я вспомнил о ране, которая почти затянулась. Немного приподняв ее, я увидел еле заметный шрам. Странно… Что же, черт возьми, происходит?!

В любом случае, мне нужно было выбраться отсюда. Не мог же я оставаться в лесу, по которому бродил убийца-каннибал. Я должен был вернуться домой, к отцу и брату; сообщить шерифу о том, что увидел, и уговорить людей покинуть город, хотя это казалось мне совсем пропащим делом. Я и сам не хотел уезжать, но остаться здесь означало погибнуть. А я и так чуть было не погиб. Судьба сделала мне дорогой подарок. Теперь я должен был спасти остальных горожан.

От меня несло потом и зловонием. Вспоминая о том, в каком месте я очнулся, к моему горлу подступал ком. Но рвать было нечем. В желудке неприятно урчало. Я уже несколько дней ничего не ел и не пил.

Я снял рубашку и бросил ее в сторону, надеясь, что меньше буду чувствовать тот ужасный запах. Но лес был пропитан им. Каким бы сказочным ни было утро, здесь не было ничего сказочного. Это был мой худший ночной кошмар.

Лес был окутан густым белым туманом. Если раньше мой взор заслоняла черная вуаль тьмы, то сейчас это была пелена молочно-белого тумана. Видимость была почти нулевая. Я то и дело спотыкался. Приходилось быть осторожным – я не хотел еще раз искупаться в яме, кишащей трупами.

Я не знал, куда меня несут ноги. Мне почему-то казалось, что я иду не к опушке, а в самую чащу леса. Очевидно, так и было: туман становился плотнее, мой нос вдыхал запах гнилого мяса и испорожнений. Удивительно, что я вообще дышал. Другой на моем месте давно бы задохнулся, но я слишком сильно хотел жить, и вскоре привык к этой вони, старательно убеждая себя, что вдыхаю свежий лесной воздух. Самовнушение всегда срабатывает. Через некоторое время я вообще перестал обращать на это внимание.

Чем дальше я заходил, тем более ужасным становился лес. Сколько раз я бывал здесь с отцом и Джеймсом? И не сосчитать. Тогда мы устраивали пикники, веселились. Но сейчас мне было явно не до веселья, а рядом не находился мой отец и брат. Я остался совсем один. Крошечная иголка в огромном стоге сена.

Однако если ничего не делать, то, естественно, ничего не получится. Я не бездействовал. Мне нужно было найти дорогу домой. Лишь эта мысль заставляла меня двигаться дальше. Вы даже представить себе не можете, как я хотел увидеть отца, несмотря на то, как мы расстались. Теперь я его понимал, и сожалел о том, что не послушал его. Я всегда был упрямым. И мое упрямство чуть не довело меня до могилы.

Через какое-то время туман рассеялся, и лес снова заполнила тьма. Раньше я мало чего бы увидел, но сейчас видел абсолютно все, что скрывала тьма. У меня словно появилось кошачье зрение. Тогда я подумал, что просто схожу с ума, и у меня галлюцинации, но, как оказалось позднее, дело было совсем в другом.

Не знаю, сколько часов я бездумно бродил по темному лесу. Черные кроны деревьев заслоняли собой небо, и я больше не видел его живой голубизны. Меня окружала лишь мертвая тишина и адская темнота. Несколько раз я подумывал о том, что действительно оказался в аду. Это место вряд ли можно было назвать реальным. Оно больше походило на иллюзию. Мне казалось, что я нахожусь на краю вселенной, и иду к обрыву, с которого вскоре мне придется спрыгнуть. Поблизости не было не одной живой души, лишь безжизненные листья колыхались от порывов ледяного ветра и мертвецы спокойно дремали в своих ямах. Меня окружала смерть. Можно сказать, я смотрел ей прямо в глаза.

Внезапно я остановился и, замерев на месте, вгляделся во тьму. Мне показалось, что там я увидел очертание чего-то огромного, возможно, волка. Но я ничего не услышал: ни рычания, ни хруста веток. Время словно остановилось. Я глядел на это существо, и мне казалось, что оно тоже глядит на меня. Я воззвал все свое мужество, и сделал один нерешительный шаг. Но ничего не произошло. В лесу царило все то же безмолвие. Тогда я немного осмелел, и решил подойти ближе.

Сначала я не поверил своим глазам. То, что я увидел, переполнило чашу всего «прекрасного», что мне довелось повстречать. Я ошибался насчет волка. Это было не животное, а человек, вернее, мертвец. Я понял это, когда посмотрел ему в глаза – глазницы были совершенно пусты. Тело этого человека наполовину разложилось. На лице застыла гримаса ужаса. Из одежды уцелели лишь штаны и высокие сапоги. Руки и ноги были примотаны веревками к дереву. В этой позе он напоминал мне Иисуса Христа, распятого на кресте. Не хватало лишь длинных волос. Да, похоже, дьявольщина будет вечно преследовать человечество.

Я подошел еще ближе, и с ужасом узнал этого человека. Оказывается, я знал его всю жизнь. Даже несмотря на то, что тело его почти разложилось, я не мог ошибаться: это был Джек Монтегю, мой лучший друг.

Как только я это осознал, мое сердце перестало биться, ноги подкосились, и я упал на колени прямо перед телом своего друга. Теперь я понимал Фреда, который увидел мертвого Дика, и сошел с ума. Мне казалось, что я очень близок к этому. Мое дыхание сбилось, сердце замерло, а душа затрепетала. Из моей груди вырывались рыдания и я, не в силах побороть их, зарыдал взахлеб. Я старался не смотреть на мертвого Джека, но это было бесполезно – даже когда я не смотрел на него, я видел каждую деталь его искаженного лица. Он больше не был похож на моего друга. На его лице не сияла улыбка, а глаза не блестели таинственным светом. Я не слышал его голоса, который излучал только радость. Лишь гробовая, оглушающая тишина, от которой шумело в ушах.

Я посмотрел вверх, туда, где должно быть небо, и почти закричал:

– Господи, за что?

Я никогда не был особо верующим, но так бывает всегда: ты вспоминаешь бога лишь в самые тяжелые моменты своей жизни. Меня терзали отчаяние и страх. Последнего я почти не замечал, однако страх остался где-то в задворках моей души, постоянно приказывал бежать, выбираться отсюда. Но я не мог уйти. Я должен был похоронить его. Пусть, и в лесу. Я не хотел, чтобы он висел на этих веревках, постепенно разлаживаясь. Я просто не мог этого допустить.