Песнь о Гайавате - Генри Лонгфелло
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гайавата и Мише-Нама
По заливу Гитчи-Гюми,Светлых вод Большого Моря,С длинной удочкой из кедра,Из коры крученой кедра,На березовой пирогеПлыл отважный Гайавата.
Сквозь слюду прозрачной влагиВидел он, как ходят рыбыГлубоко под дном пироги:Как резвится окунь, Сава,Словно солнца луч сияя;Как лежит на дне песчаномШогаши, омар ленивый,Словно дремлющий тарантул.
На корме сел ГайаватаС длинной удочкой из кедра;Точно веточки цикуты,Колебал прохладный ветерПерья в косах Гайаваты.На носу его пирогиСела белка, Аджидомо;Точно травку луговую,Раздувал прохладный ветерМех на шубке Аджидомо.
На песчаном дне на беломДремлет мощный Мише-Нама,Царь всех рыб, осетр тяжелый,Раскрывает жабры тихо,Тихо водит плавникамиИ хвостом песок взметает.В боевом вооруженье,Под щитами костянымиНа плечах, на лбу широком,В боевых нарядных красках —Голубых, пурпурных, желтых —Он лежит на дне песчаном;И над ним-то ГайаватаСтал в березовой пирогеС длинной удочкой из кедра.
«Встань, возьми мою приманку! —Крикнул в воду Гайавата. —Встань со дна, о Мише-Нама,Подымись к моей пироге,Выходи на состязанье!»В глубину прозрачной влагиОн лесу свою забросил,Долго ждал ответа Намы,Тщетно ждал ответа НамыИ кричал ему все громче:«Встань, царь рыб, возьми приманку!»
Не ответил Мише-Нама.Важно, медленно махаяПлавниками, он спокойноВверх смотрел на Гайавату,Долго слушал без вниманьяКрик его нетерпеливый,Наконец сказал Кенозе,Жадной щуке, Маскенозе:«Встань, воспользуйся приманкой,Оборви лесу нахала!»
В сильных пальцах ГайаватыСразу удочка согнулась;Он рванул ее так сильно,Что пирога дыбом встала,Поднялася над водою,Словно белый ствол березыС резвой белкой на вершине.
Но когда пред ГайаватойНа волнах затрепетала,Приближаясь, Маскеноза, —Гневом вспыхнул ГайаватаИ воскликнул: «Иза, иза!Стыд тебе, о Маскеноза!Ты лишь щука, ты не Нама,Не тебе я кинул вызов!»
Со стыдом на дно вернулась,Опустилась Маскеноза;А могучий Мише-НамаОбратился к Угодвошу,Неуклюжему Самглаву:«Встань, воспользуйся приманкой,Оборви лесу нахала!»
Словно белый полный месяц,Встал, качаясь и сверкая,Угодвош, Самглав тяжелый,И, схватив лесу, так сильноЗакружился вместе с нею,Что вверху, в водовороте,Завертелася пирога,Волны, с плеском разбегаясь,По всему пошли заливу,А с песчаных белых мелей,С отдаленного прибрежья,Закивали, зашумелиТростники и длинный шпажник.
Но когда пред ГайаватойИз воды поднялся белыйИ тяжелый круг Самглава,Громко крикнул Гайавата:«Иза, иза! Стыд Самглаву!Угодвош ты, а не Нама,Не тебе я кинул вызов!»
Тихо вниз пошел, качаясьИ блестя, как полный месяц,Угодвош прозрачно-белый,И опять могучий НамаУслыхал нетерпеливый,Дерзкий вызов, прозвучавшийПо всему Большому Морю.
Сам тогда он с дна поднялся,Весь дрожа от дикой злобы,Боевой блистая краскойИ доспехами бряцая,Быстро прыгнул он к пироге,Быстро выскочил всем теломНа сверкающую водуИ своей гигантской пастьюПоглотил в одно мгновеньеГайавату и пирогу.
Как бревно по водопаду,По широким черным волнам,Как в глубокую пещеру,Соскользнула в пасть пирога.Но, очнувшись в полном мраке,Безнадежно оглянувшись,Вдруг наткнулся ГайаватаНа большое сердце Намы!Тяжело оно стучалоИ дрожало в этом мраке.
И во гневе мощной дланьюСтиснул сердце Гайавата,Стиснул так, что Мише-НамаВсеми фибрами затрясся,Зашумел водой, забился,Ослабел, ошеломленныйНестерпимой болью в сердце.
Поперек тогда поставилЛегкий челн свой Гайавата,Чтоб из чрева Мише-Намы,В суматохе и тревоге,Не упасть и не погибнуть.Рядом белка, Аджидомо,Резво прыгала, болтала,Помогала ГайаватеИ трудилась с ним все время.
И сказал ей Гайавата:«О мой маленький товарищ!Храбро ты со мной трудилась,Так прими же, Аджидомо,Благодарность ГайаватыИ то имя, что сказал я:Этим именем все детиБудут звать тебя отныне!»
И опять забился Нама,Заметался, задыхаясь,А потом затих – и волныПонесли его к прибрежью.И когда под ГайаватойЗашуршал прибрежный щебень,Понял он, что Мише-Нама,Бездыханный, неподвижный,Принесен волной к прибрежью.
Тут бессвязный крик и воплиУслыхал он над собою,Услыхал шум длинных крыльев,Переполнивший весь воздух,Увидал полоску светаМеж широких ребер НамыИ Кайошк, крикливых чаек,Что блестящими глазамиНа него смотрели зоркоИ друг другу говорили:«Это брат наш, Гайавата!»
И в восторге ГайаватаКрикнул им, как из пещеры:«О Кайошк, морские чайки,Братья, сестры Гайаваты!Умертвил я Мише-Наму, —Помогите же мне выйтиПоскорее на свободу,Рвите клювами, когтямиБок широкий Мише-Намы,И отныне и вовекиПрославлять вас будут люди,Называть, как я вас назвал!»
Дикой, шумной стаей чайкиПринялися за работу,Быстро щели проклевалиМеж широких ребер Намы,И от смерти в чреве Намы,От погибели, от плена,От могилы под водоюБыл избавлен Гайавата.
Возле самого вигвамаСтал на берег Гайавата;Тотчас крикнул он Нокомис,Вызвал старую НокомисПосмотреть на Мише-Наму:Мертвый он лежал у моря,И его клевали чайки.
«Умертвил я Мише-Наму,Победил его! – сказал он. —Вон над ним уж вьются чайки,То друзья мои, Нокомис!Не гони их прочь, не трогай:Я от смерти в чреве НамыБыл сейчас избавлен ими.Пусть они свой пир окончат,Пусть зобы наполнят пищей;А когда, с заходом солнца,Улетят они на гнезда,Принеси котлы и чаши,Заготовь к зиме нам жиру».
И Нокомис до закатаПросидела на прибрежье.Вот и месяц, солнце ночи,Встал над тихою водою,Вот и чайки с шумным криком,Кончив пир свой, поднялися,Полетели к отдаленнымОстровам на Гитчи-Гюми,И сквозь зарево закатаДолго их мелькали крылья.
Мирным сном спал Гайавата;А Нокомис терпеливоПринялася за работуИ трудилась в лунном светеДо зари, пока не сталоНебо красным на востоке.А когда сменило солнцеБледный месяц, с отдаленныхОстровов на Гитчи-ГюмиВоротились стаи чаек,С криком кинулись на пищу.
Трое суток, чередуясь,С престарелою Нокомис,Чайки жир срывали с Намы.Наконец меж голых реберВолны начали плескаться,Чайки скрылись, улетели,И остались на прибрежьеТолько кости Мише-Намы.
Гайавата и Жемчужное Перо
На прибрежье Гитчи-Гюми,Светлых вод Большого Моря,Вышла старая Нокомис,Простирая в гневе рукуНад водой к стране заката,К тучам огненным заката.
В гневе солнце заходило,Пролагая путь багряный,Зажигая тучи в небе,Как вожди сжигают степи,Отступая пред врагами;А луна, ночное солнце,Вдруг восстала из засадыИ направилась в погонюПо следам его кровавым,В ярком зареве пожара.
И Нокомис, простираяРуку слабую к закату,Говорила Гайавате:«Там живет волшебник злобныйМеджисогвон, Дух Богатства,Тот, кого Пером ЖемчужнымНазывают все народы;Там озера смоляныеРазливаются, чернея,До багряных туч заката;Там, среди трясины мрачной,Вьются огненные змеи,Змеи страшные, Кинэбик,То хранители и слугиМеджисогвона-убийцы.
Это им убит коварноМой отец, когда на землюОн с луны за мной спустилсяИ меня искал повсюду.Это злобный МеджисогвонПосылает к нам недуги,Посылает лихорадки,Дышит белой мглою с тундры,Дышит сыростью болотных,Смертоносных испарений!
Лук возьми свой, Гайавата,Острых стрел возьми с собою,Томагаук, Поггэвогон,Рукавицы, Минджикэвон,И березовую лодку.Желтым жиром Мише-НамыСмажь бока ее, чтоб легчеБыло плыть ей по болотам,И убей ты чародея,Отомсти врагу Нокомис,Отомсти врагу народа!»
Быстро в путь вооружилсяБлагородный Гайавата;Легкий челн он сдвинул в воду,Потрепал его рукою,Говоря: «Вперед, пирога,Друг мой верный и любимый,К змеям огненным, Кинэбик,К смоляным озерам черным!»
Гордо вдаль неслась пирога,Грозно песню боевуюПел отважный Гайавата;А над ним Киню могучий,Боевой орел могучий,Вождь пернатых, с диким крикомВ небесах кругами плавал.
Скоро он и змей увидел,Исполинских змей увидел,Что лежали средь болота,Ежась, искрясь средь болота,На пути сплетаясь в кольца,Подымаясь, наполняяВоздух огненным дыханьем,Чтоб никто не мог проникнутьК Меджисогвону в жилище.
Но бесстрашный Гайавата,Громко крикнув, так сказал им:«Прочь с дороги, о Кинэбик!Прочь с дороги Гайаваты!»А они, свирепо ежась,Отвечали ГайаватеСвистом, огненным дыханьем:«Отступи, о Шогодайя!Воротись к Нокомис старой!»
И тогда во гневе поднялМощный лук свой Гайавата,Сбросил с плеч колчан – и началПоражать их беспощадно:Каждый звук тугой и крепкойТетивы был криком смерти,Каждый свист стрелы певучей —Песнью смерти и победы.
Тяжело в воде кровавойЗмеи мертвые качались,И победно ГайаватаПлыл меж ними, восклицая:«О, вперед, моя пирога,К смоляным озерам черным!»
Желтым жиром Мише-НамыОн бока и нос пирогиГусто смазал, чтобы легчеБыло плыть ей по болотам.И до света одинокоПлыл он в этом сонном мире,Плыл в воде, густой и черной,Вековой корой покрытойОт размытых и гниющихКамышей и листьев лилий;И безжизненно и мрачноПеред ним вода блестела,Озаренная мерцаньемОгоньков, что зажигаютДуши мертвых на стоянкахВ час тоскливой, долгой ночи.
Белым месячным сияньемТихий воздух был наполнен;Тени ночи по болотамДалеко кругом чернели;А москиты ГайаватеПели песню боевую;Светляки, блестя, кружились,Чтобы сбить его с дороги,И в густой воде ДагиндаТяжело зашевелилась,Тупо желтыми глазамиПоглядела на пирогу,Зарыдала – и исчезла;И мгновенно огласилосьВсе кругом стозвучным свистом,И Шух-шух-га издалека,С камышового прибрежья,Возвестила громким крикомО прибытии героя!
Так держал путь Гайавата,Так держал он путь на запад,Плыл всю ночь, пока не скрылсяС неба бледный, полный месяц.А когда пригрело солнце,Стало плечи жечь лучами,Увидал он пред собоюНа холме Вигвам Жемчужный —Meджисогвона жилище.
Вновь тогда своей пирогеОн сказал: «Вперед!» – и быстро,Величаво и победноПронеслась она средь лилий,Чрез густой прибрежный шпажник,И на берег ГайаватаВышел, ног не замочивши.
Тотчас взял он лук свой верный,Утвердил в песке, коленомНадавил посерединеИ могучей тетивоюЗапустил стрелу-певуньюЗапустил в Вигвам Жемчужный,Как гонца с своим посланьем,С гордым вызовом на битву:«Выходи, о Меджисогвон:Гайавата ожидает».
Быстро вышел МеджисогвонИз Жемчужного Вигвама,Быстро вышел он, могучий,Рослый и широкоплечий,Сумрачный и страшный видом,С головы до ног покрытыйУкрашеньями, оружьем,В алых, синих, желтых красках,Словно небо на рассвете,В развевающихся перьяхИз орлиных длинных крыльев.
«А, да это Гайавата! —Громко крикнул он с насмешкой,И, как гром, тот крик раздался. —Отступи, о Шогодайя!Уходи скорее к бабам,Уходи к Нокомис старой!Я убью тебя на месте,Как ее отца убил я».
Но без страха, без смущеньяОтвечал мой Гайавата:«Хвастовством и грубым словомНе сразишь, как томагавком;Дело лучше слов бесплодныхИ острей насмешек стрелы,Лучше действовать, чем хвастать!»
И начался бой великий,Бой, невиданный под солнцем!От восхода до заката —Целый летний день он длился,Ибо стрелы ГайаватыБесполезно ударялисьО жемчужную кольчугу.Бесполезны были дажеРукавицы, Минджикэвон,И тяжелый томагаук:Раздроблять он мог утесы,Но колец не мог разбить онВ заколдованной кольчуге.
Наконец перед закатом,Весь израненный, усталый,С расщепленным томагавком,С рукавицами в лохмотьяхИ с тремя стрелами только,Гайавата безнадежноНа упругий лук склонилсяПод старинною сосною;Мох с ветвей ее тянулся,А на пне грибы желтели, —Мертвецов печальных обувь.
Вдруг зеленый дятел, Мэма,Закричал над Гайаватой:«Целься в темя, Гайавата,Прямо в темя чародея,В корни кос ударь стрелою:Только там и уязвим он!»
В легких перьях, в халцедоне,Понеслась стрела-певуньяВ тот момент, как МеджисогвонПоднимал тяжелый камень,И вонзилась прямо в темя,В корни длинных кос вонзилась.И споткнулся, зашаталсяМеджисогвон, словно буйвол,Да, как буйвол, пораженныйНа лугу, покрытом снегом.
Вслед за первою стрелоюПолетела и вторая,Понеслась быстрее первой;Поразила глубже первой;И колени чародея,Как тростник, затрепетали,Как тростник, под ним согнулись.
А последняя взвиласяЛегче всех – и МеджисогвонУвидал перед собоюОчи огненные смерти,Услыхал из мрака голос,Голос Погока призывный.Без дыхания, без жизниПал могучий МеджисогвонНа песок пред Гайаватой.
Благодарный ГайаватаВзял тогда немного кровиИ, позвав с сосны печальнойДятла, выкрасил той кровьюНа головке дятла гребеньЗа его услугу в битве;И доныне Мэма носитХохолок из красных перьев.
После, в знак своей победы,В память битвы с чародеем,Он сорвал с него кольчугуИ оставил без призораНа песке прибрежном тело.На песке оно лежало,Погребенное по пояс,Головой поникнув в воду,А над ним кружился с крикомБоевой орел могучий,Плавал медленно кругами,Тихо, тихо вниз спускаясь.
Из вигвама чародеяГайавата снес в пирогуВсе сокровища, весь вампум,Снес меха бобров, бизонов,Соболей и горностаев,Нитки жемчуга, колчаныИ серебряные стрелы —И поплыл домой, ликуя,С громкой песнею победы.
Там к нему на берег вышлиПрестарелая Нокомис,Чайбайабос, мощный Квазинд;А народ героя встретилПляской, пеньем, восклицая:«Слава, слава Гайавате!Побежден им Меджисогвон,Побежден волшебник злобный!»
Навсегда остался дорогГайавате дятел, Мэма.В честь его и в память битвыОн свою украсил трубкуХохолком из красных перьев,Гребешком багровым Мэмы,А богатство чародеяРазделил с своим народом,Разделил по равной части.
Сватовство Гайаваты
