Молодые львы - Ирвин Шоу

Майкл кое-как протолкался через густую толпу, быстро дошел до Пятой авеню и свернул на север. Тут было не так людно, а из Центрального парка долетал свежий, бодрящий ветерок. На узкой полоске темного неба, видневшейся между крышами высоких зданий, можно было даже рассмотреть маленькие бледные звезды.

«Надо будет купить домик, недалеко от Нью-Йорка, – подумал Майкл, быстро и бесшумно шагая по асфальту. – Недорогой домик, тысяч за шесть или семь. Денег как-нибудь наскребу – придется перехватить взаймы. Время от времени буду уезжать туда на несколько дней. Там будет тихо, по ночам можно будет видеть все звезды, а когда захочу, ничто не помешает мне лечь спать часов в восемь. Да, хватит мечтать, надо обязательно купить такой домик».

В полуосвещенной витрине магазина он увидел свой силуэт. Отражение было неясным и расплывчатым, но, как всегда, собственный вид привел его в раздражение. Почти бессознательно он расправил плечи.

«Когда только ты перестанешь сутулиться! – выругал он себя. – И не мешало бы похудеть фунтов на пятнадцать. Ни дать ни взять – толстый лавочник».

На одном перекрестке около него остановилось такси, но он сделал отрицательный жест. «Физические упражнения и воздержание от вина – по крайней мере на месяц. Выпивка-то и доводит людей до такого состояния. „Пиво, „Мартини“, еще рюмочку!“ А с какой головой ты встал сегодня утром! До полудня ни за что не мог взяться, потом пошел завтракать и снова пил. Сейчас начинается Новый год – самое подходящее время бросить пить. Сегодня на вечере представится прекрасная возможность испытать свой характер. Не нужно делать из этого сенсации. Просто не пить – и все. А в загородном доме не держать и капли вина».

Майкл сразу почувствовал себя гораздо лучше. Ему казалось, что он полон решимости и сил, и хотя брюки его вечернего костюма по-прежнему были тесноваты в поясе, он широко зашагал мимо роскошных витрин к 67-й улице.

Когда Майкл вошел в переполненную комнату, только что пробило двенадцать. Люди пели и обнимались; в одном из углов он заметил мертвецки пьяную девицу из числа тех, кого обязательно встретишь на каждой вечеринке. Среди гостей Уайтэкр увидел свою жену – она целовала какого-то низенького мужчину, по всем признакам имеющего отношение к Голливуду. Кто-то сунул Майклу бокал с вином, а высокая девушка испачкала ему плечо картофельным салатом. «Какой прекрасный салат!» – воскликнула она и небрежно смахнула его узкой, выхоленной рукой с длинными, дюйма в полтора ногтями, покрытыми вишневым лаком. Затем протолкнувшись через толпу, к нему подошла Кэтрин, одетая в платье с очень большим декольте.

– Майкл, дорогой! – воскликнула она, целуя его в затылок. – Что ты делаешь сегодня вечером?

– Вчера приехала из Лос-Анджелеса моя жена.

– Да? Печально. Ну, с Новым годом! – И она поплыла дальше, приводя в трепет трех одетых во фраки студентов с младших курсов Гарвардского университета – родственников хозяйки, приехавших в город на каникулы.

Майкл поднял бокал и отпил до половины. Это, видимо, было виски, в которое кто-то налил лимонаду. «Брошу пить с завтрашнего дня, – подумал он. – Все равно я уже выпил сегодня три стакана и этот вечер потерян».

Майкл подождал, пока его жена не кончила целовать маленького лысого человека с пышными кавалерийскими усами, потом пробрался сквозь толпу гостей и встал у нее за спиной. Он услышал, как жена, не выпуская руки маленького человека, говорила:

– Сценарий отвратительный, Гарри, но ты, пожалуйста, никому об этом не говори.

– Ты же знаешь меня, Лаура. Разве я болтун?

– С Новым годом, с новым счастьем, дорогая! – сказал Майкл и поцеловал Лауру в щеку.

Она обернулась, все еще не выпуская руки лысого, и улыбнулась. Даже здесь, где пьяный шум и сутолока не располагали, казалось, к проявлению нежных чувств, Лаура приветствовала Майкла с тем выражением ласки и теплоты во взоре, которое всякий раз поражало и волновало его. Она протянула свободную руку и привлекла к себе Майкла, чтобы поцеловать его. В тот момент, когда их лица сблизились, Майкл почувствовал, что Лаура с подозрением принюхивается к его дыханию. Отвечая на поцелуй жены, он не мог сдержать раздражения и помрачнел. «Вечно она нюхает, – мелькнуло у него. – Старый сейчас год или новый – ей все равно».

– Перед тем как уйти из театра, – насмешливо сказал Майкл, отстраняясь от жены, – я вылил на себя два флакона духов «Шанель № 5».

Веки Лауры обиженно дрогнули.

– Не будь таким скверным хоть в новом году, – попросила она. – Почему ты так поздно?

– Зашел по пути пропустить пару бокалов вина.

– С кем? – Лаура посмотрела на него подозрительным собственническим взглядом, который так портил нежное и открытое выражение ее лица всякий раз, когда она допрашивала мужа.

– Кое с кем из приятелей.

– И только? – Лаура говорила тем игривым и легкомысленным тоном, какой был принят среди женщин ее круга, когда они подшучивали над своими мужьями в обществе.

– Нет, – в тон ей ответил Майкл. – Я забыл сказать, что с нами были шесть полуобнаженных полинезийских танцовщиц – мы оставили их в ночном клубе «Сторк».

– Ну не забавен ли он? – воскликнула Лаура, обращаясь к лысому. – Он ужасно потешный, не правда ли?

– Начинается семейная сцена, – усмехнулся лысый, – а когда дело доходит до семейных сцен, я исчезаю. Пока, дорогая. – Он помахал рукой Уайтэкрам и скрылся в толпе.

– У меня есть великолепная идея, – заявила Лаура. – Давайте не будем сегодня говорить женам гадости.

Майкл допил вино и поставил бокал.

– Кто этот усатый?

– А, Гарри?

– Тот, кого ты целовала.

– Да это Гарри. Я знаю его уже много лет. Он бывает на всех вечерах. – Лаура легким движением рук поправила прическу. – И здесь, и на Западном побережье. Я не знаю, чем он занимается. Возможно, он антрепренер. Сегодня Гарри подошел ко мне и сказал, что в последнем фильме я была очаровательна.

– Он так и сказал – очаровательна?

– Ага.

– Ага? Это что, так теперь говорят в Голливуде?

– Возможно. – Лаура улыбалась ему, но глаза ее все время бегали по комнате. Впрочем, она всегда была такой, когда они находились в обществе. – Как, по-твоему, я сыграла в последнем фильме?

– Очаровательно, – ответил Майкл. – Давай выпьем.

Лаура встала, взяла его за руку и нежно потерлась щекой о его плечо.

– Ты рад, что я приехала? – спросила она.

– Очарован, – ухмыльнулся Майкл.

Они засмеялись и рука об руку направились к буфету, пробираясь мимо столпившихся в центре комнаты гостей.

Буфет находился в соседней комнате под абстракционистской картиной с нарисованным фуксином подобием женщины о трех грудях, восседающей на параллелограмме. Здесь они застали седеющего, полного Уоллеса Арни с чайной чашкой в руках. Рядом с ним стоял приземистый, могучего сложения человек в синем саржевом костюме. Он выглядел так, словно зим десять подряд провел на открытом воздухе. Тут же болтали две девицы с хорошенькими, но невыразительными личиками и узкими, как у манекенщиц, бедрами. Они пили неразбавленное виски.

– Он приставал к тебе? – услышал Майкл голос одной из девушек.

– Нет, – ответила другая, встряхнув светлыми блестящими волосами.

– Но почему?

– Потому что он сейчас йог.

Девушки задумчиво заглянули в свои бокалы, допили вино и удалились – величаво и грациозно, как пантеры в джунглях.

– Ты слышала? – спросил Майкл.

– Да, – засмеялась Лаура.

Майкл попросил у буфетчика две рюмки виски и улыбнулся Арни, автору «Поздней весны». Тот продолжал молча смотреть прямо перед собой, время от времени элегантным движением трясущейся руки поднося к губам чашку.

– Нокдаун, – заметил человек в синем саржевом костюме. – Потерял сознание, но устоял на ногах. Судья должен прекратить схватку, иначе она превратится в простое избиение.

Арни ухмыльнулся, украдкой посмотрел по сторонам и протянул буфетчику свою чашку с блюдцем.

– Пожалуйста, налейте мне еще чайку.

Буфетчик налил в чашку хлебной водки, и Арни, прежде чем взять ее, снова осмотрелся вокруг.

– Здорово, Уайтэкр! – приветствовал он Майкла. – Здравствуйте, миссис Уайтэкр. Ведь вы ничего не скажете Филис, правда?

– Нет, нет, Уоллес, – отозвался Майкл, – не скажем.

– Слава богу. У Филис что-то с желудком, – пояснил Арни. – Уже час, как она вышла. Она не разрешает мне пить даже пиво. – Он был пьян, и в его хриплом голосе прозвучали нотки жалости к самому себе. – Вы можете себе представить? Даже пива! Вот поэтому-то я держу чайную чашку. Даже в двух шагах никто не догадается, что я пью. В конце концов, – вызывающе воскликнул он, отхлебывая из чашки, – я взрослый человек! Она хочет, чтобы я написал новую пьесу, – другим, огорченным тоном продолжал он. – Она жена человека, финансирующего постановку моей пьесы, и на этом основании считает, что имеет право запретить мне пить. Это унизительно! Нельзя так унижать человека моего возраста. – Он повернулся к мужчине в саржевом костюме. – Мистер Пэрриш, например, пьет, как рыба, а ведь его никто не пытается унизить. Все говорят: «Посмотрите, как трогательно Филис заботится об этом пьянчужке Уоллесе Арни!» Но меня это не трогает. Мы с мистером Пэрришем знаем, почему она так делает. Так я говорю, мистер Пэрриш?