Век-волкодав - Андрей Валентинов

Особенно возмутил участников пленума список того, что закупалось в Германии, шелковые и фильдеперсовые чулки, дамские жакетки, мужской одеколон и даже американские «кондомы».

В прежние времена Зиновьев затоптал бы правдолюбцев, но Вождь, его друг и опора, был болен, Сталин же, союзник в борьбе против Троцкого, не имел прежней силы. Григорий Евсеевич, однако, не растерялся, взвалив всю вину на Радека, посмевшего обмануть его доверие, равно как доверие партии.

Дело все же раздувать не стали, дабы не радовать мировой империализм. Крадек, тоже видавший виды, сослался на не слишком чистоплотных агентов, вины же не признал, отговорившись необходимостью получением наличных денег для негласного финансирование германских товарищей.

Все так бы и затихло, но тут подала голос немецкая пресса. Социал-демократическая газета «Vorwarts» начала печатать фельетоны, посвященные похождениям Крадека в Германии. С немалым вкусом описывались попойки и кутежи, в ходе которых налево и направо швырялись североамериканские доллары и золотые червонцы с портретом бывшего императора Nikolaus`а. Неизменной спутницей разгульного агента Красной Столицы была некая Frau Larissa, любительница бриллиантов, ванн с шампанским, а также юных танцовщиков и танцовщиц.

Фельетоны в «Vorwarts» сопровождались иллюстрациями, не только отменно исполненными, но и весьма узнаваемыми. Frau Larissa (во всех тех же фильдеперсовых чулках) выглядела бесподобно. Когда один из номеров ревизионистской газеты попал на стол товарищу Москвину, тот лишь головой помотал. Организовать такое, имея знакомства в «Правде», было, конечно, возможно, но каков размах!

Ай да Мурка, Маруся Климова!

Первым не выдержал чуткий Крадек, сбежав к законной жене. «Известия», где регулярно печаталась Лариса Михайловна, не пожелали ее больше знать, в ЦКК завели «дело», а всесильная Ольга Каменева, хозяйка главного столичного «салона», перестала пускать нагрешившую Frau на порог. В довершение всего по рукам стала ходить развеселая пьеска «Пессимистическая комедия», в которой описывали срамные похождение дамочки-комиссарши в компании анархистских матросов.

Но это было еще полбеды. Однако совсем недавно, в январе наступившего 1924 года, когда страна каждый день читала бюллетени о состоянии здоровья Льва Революции, из Британии, цитадели мирового империализма, пришла еще одна весть. Молодая, но уже очень известная скульпторша Клэр Шеридан, не так давно приезжавшая в Советскую Россию, напечатала воспоминания о своих встречах с товарищем Троцким. Председатель Реввоенсовета предстал перед читателями истинным Ланцелотом, окруженным, однако, толпой мерзавцев, воров и убийц. Особенно возмутительно выглядел эпизод с некоей «комиссаршей Ларисой», штурмовавшей скромную походную постель Троцкого в самый разгар битвы за Казань. Лев Революции, естественно, отверг сластолюбивую фемину, которой пришлось утешиться в глубинах матросского кубрика.

Неделю назад Леониду рассказали в курилке, что «комиссаршу» направили в санаторий, то ли с нервным расстройством, то ли даже после «удара». Знающие люди были уверены, что после выздоровления Frau Larissa не сможет вернуться в Столицу. В лучшем случае ее отправят «на низовку», и хорошо еще в Казань, а не на афганскую границу.

Бывший старший оперуполномоченный итог работы товарища Климова оценил очень высоко, самокритично признав, что его идея с хитровскими громилами на этом фоне выглядит весьма бледно. Ким Петрович, который и познакомил его с публикацией болтливой скульпторши (и даже перевел с английского самые удачные фрагменты), горестно развел руками. Цветочному отделу будет очень не хватать Гондлы. Увы, ничего поделать нельзя.

С Гондлой было покончено. Теперь наступил черед самого Цветочного отдела.

Леонид затушил в пепельнице очередную папиросу, без всякой радости взглянув на черно-красную пачку. Чуть не половину выкурил. Неудивительно — под такой разговор! Хорошо еще догадался вудку спрятать, иначе бы двумя стопками не обошлось.

— Понимаю так, — вздохнул он. — Отдел товарища Кима выполнял личные распоряжения Вождя. Сейчас идет смена власти, в Политбюро опасаются, что отдел вмешается и продавит своего человека. Вождь в нынешнем раскладе уже лишний.

Товарищ Москвин на миг прикрыл глаза. Горки, небольшая полутемная комната в боковом флигеле, мебель в светлых чехлах — и маленький человечек в глубоком кресле. Потухшие глаза, искривленный судорогой рот, недвижная гипсовая маска вместо лица. Живы только губы, но и они шевелятся безмолвно.

Председатель Совнаркома был уверен, что даже мертвый сможет приказывать партии и стране. Маленький человечек еще жив, но его воля уже ничего не значит. Леониду почему-то думалось, что Ким Петрович останется верен Вождю, не предаст. Или это — игра? Отдел формально распустят, но все останется по-прежнему?

— Ты не хмурься, Леонид Семенович! — ладонь Мурки на миг коснулась его щеки. — Морщинки будут, а ты молодой еще, красивый. Не о том ты думаешь. Пусть Ким Петрович за власть дерется, ты про Францию вспомни, про то, что мне обещал. Или забыл?

Рука привычно коснулась папиросной пачки. Отдернулась. Лучше не курить, и так во рту горько.

— Не забыл, товарищ Климова. Съезжу во Францию, погляжу, что и как…

— Без меня, значит?

Мурка встала, обошла стол. Леонид тоже поднялся.

Лицо к лицу, глаза к глазам.

— Обещанного три года ждут, правда, Лёнечка? Терпеливая я, только каждому терпению предел положен. А я ведь и осерчать могу. Ты меня всякой видел, а вот осерчавшей — еще нет. Хочешь увидеть?

Бывший бандит по кличке Фартовый дернул губами:

— Басишь, «машка»? Запарилась, что ли? Рогами шевелишь, будто длинная очень? За крик не по чину в перья ставят и маслинами кормят. Номер твой — шестой, свистну, тогда и привехряешь.[8]

Мурка усмехнулась в ответ:

— Убедительно очень, Леонид Семенович, страшно прямо. В театр бы тебя, который МХАТ, зрителей пугать. И учти, мне не только деньги и чистые документы нужны.

Вновь руку протянула, словно погладить желая.

— Мало этого мне, Лёнька, мало!

Глава 2

Наследство Льва

1

За дверью ждал мороз — накинулся, впился в сжимавшие портфель пальцы. Соскучился, видать. Ольга, в который раз вспомнив о так и не полученных казенных рукавицах, мысленно обругала себя за подобный афронт. Забыла она, бывший замкомэск, службу, слабину показала. В армии бы с кровью у интендантов вырвала, да еще припечатала бы тройным революционным с присвистом.

Увы, посреди опустевшего рынка ругаться было не с кем, и девушка неспешно побрела к выходу, чувствуя себя совершенно по-дурацки. Словно в синематографе побывала, но не в зрительском зале, а прямо в фильме. И не поймешь, что за фильма такая: то ли комедия, то ли драма про шпионов, а может, и то и другое разом.

Одно хорошо — дело сделано, умотали граждане Красноштановы, даже ларек запирать не стали. Но, как говорится, хорошо, да не очень. А вдруг гражданин из секретариата Каменева — белогвардейский шпион? Пробрался на должность, и ее в беду втравил. И рассказать некому. Товарищ Каменев наверняка знает, а Киму Петровичу докладывать нельзя, сама же за секретность расписывалась.

Куда ни кинь, всюду плохо выходит. Пытаясь выбить клином клин, девушка прикинула, что уже завтра придется возвращаться в отдел, где ее ждут — не дождутся письма про Вечный двигатель и Пролетарскую Машину времени, а заодно и орлы-комсомольцы, взявшие за привычку хихикать в спину «старухи». Не к месту вспомнился белый офицер товарищ Тулак. В прошлую встречу, выслушав про невеселые дела в Техсекторе, Семен мягко намекнул, что мир велик и за стенами Главной Крепости не заканчивается. На польской границе есть верное «окно», во Франции же устроиться не так ли трудно, если знаешь язык и работы не боишься.

Кавалерист-девица намека не поняла, а вот теперь крепко задумалась. Не о буржуйской Франции, конечно, нечего ей, члену РКП(б) с 1919 года, там делать. Но и на Волге, оттуда она родом, люди живут. Можно сдать экзамены за последний класс гимназии («десятилетки», если по-нынешнему), потом, подучившись, поступить на рабфак. Когда-то гимназистка Оленька Зотова мечтала окончить восьмой, педагогический, класс, чтобы стать народной учительницей. Разве плохо? Или стране учителя больше не нужны? Все лучше, чем дурацкие бумажки перебирать!..

А еще можно поступить на исторический, к строгому профессору Белину. И в экспедицию съездить, на розовые камни Шушмора вновь поглядеть. А еще лучше куда-нибудь подальше, например, на Землю Санникова, про которую Пантёлкин рассказывал. Уговорить Родиона Геннадьевича — да и махнуть вместе. Вдруг на этой земле его дхары живут?

— Гражданка! Стойте, гражданка!..