Вишневая трубка - Вениамин Рудов

От одного лишь упоминания об имении у Горлориза больно защемило сердце. Ой, как хотелось ему туда! Да, действительно, и самому надо что-то делать. Еще немного поколебавшись, он сказал, что согласен.

— Прекрасно! Я так и думал, что столкуемся, — усмехнулся шеф. — Интересы у нас с вами одни, а раз так, то и усилия должны быть общими. С завтрашнего дня полковник начнет готовить вас в дорогу.

Старик направился к сейфу, что стоял в углу комнаты, вставил в замочную скважину ключ. Тяжелая дверь со скрипом открылась.

Вынув вчетверо сложенную карту, он аккуратно развернул ее.

— Подойдите сюда! — приказал он обоим. — Мне нужны некоторые пояснения. — Шеф взял цветной карандаш, подтянул к себе карту. — Насколько я понял, вот эти две точки на вашем пути обозначают места остановок?

Ответил Стивенс:

— Разрешите доложить. Я полагаю, что по условиям конспирации курьеру не следует пользоваться даже этими явками, хотя они дважды проверены. Так безопаснее. Кто знает, что изменилось за это время. Ведь свыше года он не был там. Можно допустить, что они провалены, а на проверку не остается времени.

— Об этом нужно было думать раньше, — буркнул старик.

— Безопаснее доставить его на машине до ближайшего пограничного пункта, — продолжал Стивенс, не реагируя на замечание. — Там «Консул» переправит через кордон, а дальше он пойдет один. Ночи длинные— успеет. За железным занавесом у него надежная явка, у Лютого. Тот все…

Шеф прервал Стивенса, прикрыл карту ладонью.

— Маршрут мы окончательно не утвердили. Пока все это предположительно, и к вопросу о маршруте мы еще вернемся. Расскажите, Волченко, как вы в тот раз условились с Лютым о связи с Остапом? Вспомните все до мелочей.

Горлориз стушевался, поднял на Стивенса умоляющие глаза. Перехватив этот взгляд, шеф осклабился:

— Волченко, обо всех ваших неприятностях я информирован. Знаю, что людей потеряли, рацию не сберегли. Я не совсем уверен, что и деньги тогда погибли, но — бог с ними. Не случись неприятности, не было бы необходимости посылать вас сейчас. Так что не мнитесь, рассказывайте. Можете опустить подробности о стычке с красными пограничниками.

Горлориз облегченно вздохнул: шеф избавил его от необходимости пересказывать неприятное.

— С Лютым я разговаривал не более десяти-пятнадцати минут. Вы сами понимаете, пан шеф, что в моем положении было не до разговоров, — подобострастно усмехнулся он. — Я сказал ему, что шел с радиостанцией и деньгами, которые он должен был спрятать у себя, пока не получит письмо от племянника с просьбой приехать к нему на свадьбу. Я все в точности выполнил, как велел пан полковник Стивенс. Предупредил Лютого, что как только получит письмо, должен поехать в область и встретиться с Остапом. Место, приметы и пароль я ему сообщил…

— Что ж, не так плохо, — подытожил старик, потирая руки. — Но вы уверены, что Лютый поедет в область, когда получит письмо?

— Как в самом себе! — энергично ответил Горлориз.

Кивком головы шеф отпустил засидевшихся гостей и склонился над картой.

Глава пятая

Ранним апрельским утром, с небольшим чемоданчиком в руках, Вознюк неторопливо шел с вокзала в город. Воздух был свеж и прозрачен. Лишь вдали, где высились заводские трубы, небо затянула сизая дымка.

По узким лабиринтам старых городских улиц торопился рабочий люд. Обгоняя взрослых, спешили школьники. Дворники заканчивали уборку. С грохотом взлетали кверху железные шторы на дверях продуктовых магазинов. Начинался рабочий день большого города.

На углу Жовтневой и Шевченко Вознюк зашел в диетическую столовую. Зал еще пустовал. Всего несколько человек, по всему судя — приезжие, сидело за столиками.

— Андрюшенька, доброго здоровьица, — радушно приветствовал Вознюка старичок-официант. — Долго, долго не показывались… Изменили нам…

Чувствовалось, что Вознюк был здесь своим человеком.

— Уж так и изменил, Кондратьич. Тоже скажете… В командировке был, в Виннице. С поезда и прямо сюда. Поесть чего-нибудь дайте.

— Сейчас, сейчас! В первую очередь! — официант поспешил на кухню.

Полтора года, прошедшие со времени возвращения Вознюка на Родину, преобразили его. Сейчас в нем трудно было узнать измученного, обросшего щетиной скитальца, перешедшего границу в жалких обносках. Недорогое, но аккуратное пальто отлично сидело на его стройной широкоплечей фигуре, на ногах были добротные, начищенные до блеска ботинки на микропоре… Яркий румянец оттенял черные брови и такого же цвета глаза, смотревшие на окружающих открыто и беззаботно. Привлекательный вид молодого человека лишь портили фатовские усики, словно прилепленные к губе…

Еще в пограничном отряде, когда майор Дорошенко объявил ему, что он свободен и может ехать в Харьков, Вознюк с горечью ответил:

— Что мне там делать после смерти матери…

— Смотрите, вам виднее, — резонно заметил майор, — как-никак, Харьков — ваша родина, там друзья детства, знакомые.

Вознюк сидел удрученный. Сам того не замечая, отдирал заплату от своего видавшего виды пиджачка.

— Нет, товарищ майор, — поднял он голову, — в Харьков не поеду. Каждая улица, каждый дом будут напоминать о том, что потеряно навсегда… Я ведь так виноват перед мамой! Может быть, и пожила бы еще десяток лет, если бы настойчивей добивался возвращения на Родину. — Помолчав, он добавил уже твердо и окончательно: — Останусь в Старгороде. Думаю, найду работу по специальности. А там, глядишь, и дивчина стоющая подвернется… Верно, товарищ майор? — спросил он. — Не все же холостяковать!

Вознюк поступил на работу в ремстройконтору, Дорошенко даже кое в чем помог ему.

Сослуживцам молодой специалист понравился. Не прошло и нескольких месяцев, как Вознюку дали квартиру, помогли обзавестись необходимой мебелью, — ведь человек столько натерпелся горя.

На заботу товарищей Андрей отвечал примерной добросовестностью. Не особенно приятно в зимнюю стушу или в весеннюю распутицу тащиться пешком в дальний пограничный район, куда ни одна машина не может пройти по снежным сугробам или по раскисшему тракту. Но Вознюк никогда не отказывался.

За полтора года работы на новом месте, связанной с постоянными разъездами по области, Андрей обзавелся многочисленными друзьями, которые всегда были рады «своему парню».

Единственным человеком, который без особого восторга относился к постоянным командировкам нового техника, оказалась машинистка конторы Лизочка.

Вознюк и не подозревал об этом, пока однажды она не накинулась на него:

— Как вам не стыдно, Андрей! Помыкают, как мальчишкой, а вы не постоите за себя! То едете вместо Ивана Петровича, то вместо Андрея Тихоновича… Небось в Киев или в Москву они сами ездят, а в район— то «Андрюша, махни-ка», то «Андрей, будь другом…».

Улыбаясь, Вознюк выслушал сердитую тираду белокурой девушки.

— А что со мной станется? Мне даже нравятся поездки, честное слово!

— Ну и ездите, — в сердцах бросила Лизочка и ушла к себе за перегородку.

Вознюк нравился ей. Она все чаще ловила себя на мысли, что без него жизнь кажется скучной. Когда Андрея не было в городе, девушка тосковала.

Вскоре они подружились. Лизочка ходила с просветленным лицом, не чуя под ногами земли. Окно за перегородкой приобрело вдруг огромные размеры, и дневной свет, падавший в комнатушку, был особенно ярок, даже в дождливую погоду.

Андрей, правда, ни разу еще не осмелился заговорить о своих чувствах, но Лиза и без объяснений была уверена, что любима.

Воспитанница детского дома, она с подкупающей прямолинейностью строила радужные планы:

— Обменяем наши комнаты на одну квартиру, — говорила она, восторженно глядя на Вознюка и не ожидая его согласия. — Вот здесь будет столовая, тут поставим вешалку, в углу спальни приемник. Только, чур, не сорить!..

Трудно было иронизировать над детской непосредственностью восемнадцатилетней девушки, с детства не знавшей, что такое квартира, домашний уют, ласка.

Из рассказов Вознюка Лизочка узнала, что, кроме дядюшки, на всем белом свете у него нет ни одной близкой души.

— А я? — Лизочка тогда ревниво вспыхнула. — Разве я чужая тебе? — Но тут же устыдилась своего эгоистического чувства. — Плохая я, плохая! Только о себе думаю. Давай, Андрюша, разыщем твоего дядюшку? Если он приедет, пусть у меня остановится!

Андрей раскатисто захохотал, обнял Лизу за плечи и так сдавил, что на миг она испугалась буйного порыва своего друга.

— Глупенькая, — все еще смеялся он, слегка разжав руки, но не отпуская девушку. — Нужен мне этот дядя, как… Кроме тебя, никто на свете меня не интересует. — И в подтверждение своих слов впервые за время их знакомства крепко поцеловал ее.

Лиза сидела, свернувшись в комочек, на диване, боялась пошевелиться, точно от этого зависело счастье, и лишнее движение могло вспугнуть его. Андрей, любимый, желанный, лучше всех на свете! Она так верила в него!