Кремль 2222. Бутово - Андрей Посняков

Черт! Черт! Черт!

Юноша резко остановился и с силой замотал головой, отгоняя неведомо откуда взявшиеся мысли. Ему вдруг стало страшно: а если это и есть – болезнь? Желание всех убить – главный симптом. Это не Горма надо было подвергнуть выбраковке, а его, Альда! Причем – срочно. Нет, ну, надо же, какие мысли… Надо же, какие… Черт! Черт! Черт!

– Что с тобой? Ты что такой бледный? Не выспался?

Высокородная Навия казалась участливой и напряженной. Кажется, она искренне хотела помочь. Ну, конечно, искренне… не зря же она научила юношу многому. Даже читать и писать! Да-да, Альд знал грамоту… правда, помня советы наставницы, не показывал этого никому. Даже Эльде. Эльда…

– Ну, поделись же своими мыслями, мальчик, – взяв парня за плечи, Мудрейшая заглянула ему в глаза. – Расскажи все, что чувствуешь. Поверь, будет легче. Тем более – ты можешь рассказывать мне все.

– Я знаю, высокородная, – тихо промолвил Альд.

– Ну, так скажи!

– Сегодня, на выбраковке, я вдруг захотел убивать…

– Ничего удивительного – это все нервы. Ну, продолжай, продолжай.

– И не просто захотел, а точно знал – как это сделать. Как убить вы… некоторых. Убить, и уйти. Смешаться с толпой, затеряться… С Круга я бы ушел. Но, верно, потом меня бы отыскали.

– Ах…

Навия затаила дыхание, боясь спугнуть удачу. Вот оно! Вот то, ради чего она пестовала этого красивого мальчишку-муна. Заложенная в гены гомункулов программа восстанавливалась! Навыки боевой машины – убить, уйти… и снова убить, если надо. Ну, что же, высокородный Дорм! Недолго тебе осталось. Этот славный мальчик мог убить тебя уже сейчас, на церемонии выбраковки. Эх, удобный же был момент… Ничего! Ничего! Еще моменты будут.

Женщина закрыла глаза, зримо вспоминая все то, что хотела бы забыть… но так и не могла. Белые лабораторные стены. Стойка медицинских приборов. Сверкающий хирургический набор – скальпели, ножички, крючочки, еще какая-то хрень… Она, привязанная к столу для разделки трупов. Сталь холодит спину, но Навия не чувствует холода. Лишь боль, одна только боль… И гнусная усмешка Дорма!

– Скальпель… Так… Переверните ее… Держите. Делаем вытяжку из позвоночника…

Боль! Острая жгучая боль!

– Хорошо. Теперь извлекайте плод…

– Но…

– Вытаскивайте! Думаю, именно в плоде то, что нам нужно. Сделаем вытяжки! Быстрей…

– Но, она умрет, высокородный!

– Вовсе не обязательно. Может, и выживет.

– И никогда больше не родит.

– Она и не должна была родить, забыли? Забыли, что она согласилась добровольно…

– Мы обещали ей ребенка…

– Я – никому ничего не обещал! А ну, хватит болтать. Делайте.

– Наркоза не хватит.

– И черт с ним…

Тряхнув головой, Навия едва пришла в себя. Поспешно отвернулась, глотая слезы. Теперь настала очередь удивляться ее собеседнику:

– Что с тобой, высокородная. Ты плачешь?

– Просто соринка в глаз попала.

– Но…

– Ты, кажется, собирался помочь Эльде? Она тебя ждет. Ступай.

Эльда… Почтительно кивнув, молодой человек оставил наставницу в самых расстроенных чувствах. Впрочем, ее чувства Альда сейчас не интересовали… Юная красавица Эльда влекла его куда больше! Тем более, он ведь и правда обещался помочь.

– Я ненадолго, Мудрейшая… Надеюсь, ты будешь в порядке.

– Буду. Иди.

Стеклянная дверь. Заросли смородины и томатов. Теплица. Все та же лаборатория – закуток.

– Здравствуй, высокородная Эльда. Я обещал прийти.

Девушка резко обернулась. Голубые глаза сверкнули бесконечностью океана. Губы растянулись в улыбке:

– Ах, Альд. Ну, что? Снимешь показания сам?

– Конечно, высокородная…

Сегодня Эльда была одета иначе. Да, обычный белый лабораторный халат, но под ним не голубая роба, а узенькие линялые штаны и короткая блузка из какой-то блестящей материи. Очень красивая, кстати сказать.

– Выскородная… ты так красиво одета!

Записав показания приборов в знакомый блокнот, юноша вернулся быстро.

– Красиво? – девчонка махнула ресницами. – Ах, да. У нас же сегодня вечером – праздник. Ну, на нашем уровне.

– Желаю хорошо повеселиться, высокородная.

– Да ну! Какое там веселье – скука.

Эльда неожиданно запнулась, вспомнив вчерашнего механика. Конечно, этот Гирн – гнусный нахал, но… Он подстерег ее утром, прямо у дверей. Выглядел виноватым, долго извинялся, а потом вдруг подарил акварельные краски и кисточку. Так сказать – загладить вину. Ничего другого обиженная девушка от нахала и не приняла бы, но это… Словно бы Гирн знал. Так ведь, верно и знал. Прознал как-нибудь. Может, когда заходил, рисунки случайно увидел…

– Поверь – от чистого сердца, стало быть. Ну, не дуйся, красотка. Обидеть тебя я вовсе не хотел. Просто подумал, что… Останемся друзьями, ага? Мир?

Против красок Эльда не устояла:

– Мир, ладно. Но…

– Понял, понял, понял! Ла-адно, пока. Кстати! Захочешь научиться целоваться – обращайся всегда!

Целоваться, хм… Что такое поцелуи, юная красавица знала. Читала в старинных книжках. Но, вот попрактиковаться наяву как-то было не на ком. По крайней мере, пока. Мудрейшие – двухсотлетние старцы – были практически равнодушны к женскому полу. Увы, вытяжки из спинного мозга мунов, способствуя долголетию, резко снижали потенцию, и тут уж приходилось выбирать. Кстати, этот ушлый механик Гирн наверняка проживет недолго. Еще лет сто – пожалуй, и все. А то и меньше.

– Ты обещала показать рисунки, высокородная…

– Да-да, я принесла. Да не называй ты меня так! Хотя бы, когда мы вдвоем. Зови просто Эльда. Красивое имя?

– Красивое. Как и ты…

– Вот… глянь…

Немного смутившись, девушка протянула Альду тетрадь – скрепленные вместе листы белой бумаги.

– Вот это я училась… Вот яблоко, видишь? Вот оно карандашом, а вот – гуашью. Гуашь – это такая краска, она есть у маркитантов… ой!

– Я знаю, кто такие маркитанты, вы… Эльда.

– Знаешь? Ну-у… ладно, проехали.

Усадив юношу на скамью, красавица подвинулась ближе, так, что ее мягкие золотистые волосы коснулись щек Альда.

– Это – классика. Это – в технике импрессионизма, вот кубизм, а вот – пуантилизм… это когда краски не смешаны и накладываются вот так, точками…

– Здорово! – восхищенно отозвался молодой человек. – Честное слово – здорово. Я бы никогда так не смог! Да и никто другой.

– Ну-у… скажешь тоже, – юная Мудрейшая покраснела от удовольствия аж до самых ушей.

– А откуда ты все это знаешь? – Альд подвинулся еще ближе, ощущая теплое бедро Эльды. – Про все эти измы?

– Ах да! Я ж книги читала… Я хотела показать… Принесла. Смотри! Это называется – альбом. История живописи.

Достав большую, без обложки, книгу, девушка разложила ее на коленках.

– Вот – Эль Греко… Рафаэль, Караваджо… вот Коро – смотри, как ветер гнет деревья! А вот это – импрессионизм… Моне… Писсарро… Ренуар… А вот это – Дега. Где балерины. А вот это – Сезанн… Тулуз-Лотрек…

– Как тут все неистово! – не удержался Альд. Он и в самом деле заинтересовался.

– Неистово? – Эльда неожиданно рассмеялась. – И в самом деле – очень даже подходящее слово. Вот дальше… кубизм… символизм, Дали… а вот абстракционизм – это наше все, русское. Малевич, Кандинский!

– Ничего не понимаю! – незаметно обняв девушку за поясницу, честно признался молодой человек.

– И не поймешь! – высокородная, шутя, стукнула его по носу пальцем. – Не поймешь, потому что не знаешь. Но… я тебя научу… если ты захочешь.

– Уже хочу! Очень.

– Понимаешь, настоящий художник вовсе не обязательно должен ублажать толпу. Рисовать красивенькие картинки, приятные глазу обывателя. Вовсе нет! Художник должен выражать мир. Свое отношение к миру. В этом все дело – вот так.

Эльда вновь пролистнула альбом и, скосив глаза, тихонько спросила:

– Тебе кто больше нравится?

– Вот этот вот… как его…

– Ван Гог!

– Да, Ван Гог. Где подсолнухи. Только больно они у него маленькие. Не как у нас.

– У нас – генномодифицированные, – снова засмеялась девчонка. – А вот эта картина? Это Моне. Смотри, какое небо!

– Как твои глаза… – прошептал Альд.

Его ладонь давно залезла деве под блузку… и было так приятно сидеть рядом с юной златовласой красавицей, ощущая манящую теплоту ее тела! Кажется, девушка это все чувствовала… и, кажется, была не против…

– Какие у тебя чудные глаза. Альд. Синие-синие… Я таких ни у кого не встречала… А ну-ка, закрой их!

– Ага…

Выдохнув, Эльда прикоснулась к губам юноши своими губами… сначала не очень-то решительно, нежно… но потом…

Потом – едва оторвалась, выдохнула…

– Это называется поцелуй, друг мой.

– Поцелуй… Здорово! Еще будем?

Упал на пол альбом. Сползла с девичьих плеч блузка…

– Высокородная Эльда! Нам дальше полоть?

Черт!

Хорошо, хоть постучались. Вежливые.

– Да-да… Я сейчас гляну.