Мертвое солнце - Александра Христова

Все. Я попал в неправильный мир, и в нем живут неправильные эльфы! Не удивлюсь, если они и бессмертия лишены…

— А зачем нам бессмертие? — Непритворно удивился Элли. — Эльфы живут не более трех тысяч лет, да и то, до такого возраста доживают крайне редко — обычно уходят раньше. Бессмертие — это так страшно… — Голос эльфа затих. Где-то с минуту было слышно только непрерывное шушуканье братьев и мое хриплое дыхание. Вот блин, наверняка эта гадина своим «опытом» мне что-то сломала, иначе почему так болят ребра?

— Расскажи мне об этом мире, — тихо попросил я.

Элли перевел на меня взгляд блеснувших золотом глаз.

— Что именно ты хочешь узнать? — Поинтересовался он.

— Все, — признался я. Элли фыркнул.

— Об этом мире все не знают даже боги. Я расскажу тебе то, что знаю я. Пока только самые основы. Готов?

Я кивнул и приготовился слушать.

«Этот мир гораздо более древний, чем считается ныне. У людей короткая память, и они могут многое забыть. А эльфы… Эльфы помнят все.

Наш мир называется Аалиа, и его история насчитывает без малого триста тысяч лет. По крайней мере, именно с этого времени начинаются наши хроники.

Аалиа создали пять богов: три брата и две сестры. Торрэн, Харрэс, Эилиан, Имиалла и Каирри. Мир, вышедший из-под их рук, был прекрасен.

Торрэн, как самый старший среди всех, создал сушу, позволив возникнуть горам, долинам, степям, рекам, морям и озерам. Харрэс — средний брат — принес этот в мир растения и дал разрастись густым лесам. Некоторые из них существуют и сейчас. Они считаются священными рощами эльфов и дриад.

Имиалла — добрая душа — любила бессловесных тварей. По ее желанию возникали необычные и потрясающе красивые животные и птицы, заселившие мир. Птахи при ее приближении начинали петь, а дикие животные спокойно брали еду из ее рук.

Каирри была очень ответственной. Именно она предложила создать разумные расы. Торрэн, по ее предложению, создал гномов, Харрэс стал прародителем эльфов, Имиалла сотворила нимф, дриад и сильфов, а сама Каирри взяла под свое покровительство людей. И решили они явить свои лики народу в виде небесных светил — трех дневных и двух ночных.

Но в своих трудах они забыли про самого младшего брата. Эилиан, пока его братья и сестры работали, развлекался, создавая фей, ундинок, ручейниц — милых и безобидных существ. Постепенно он начал творить гораздо более опасных существ — русалок, водяных, кикимор, леших… Никто не заметил, чем занят младший брат, все холили и лелеяли новосозданный мир. А тем временем случилось непоправимое.

Эилиан каким-то образом сумел завязать на себя все потоки энергии в Аалиа. Отныне именно он решал, как будет развиваться магия и как она будет влиять на души тех, кто обитает в этом мире. И по незнанию Эилиан приоткрыл ворота ушедшим душам…

То, что вырвалось из-за ворот, едва не уничтожило юный мир вместе с его создателями. Чудовищная волна освободившейся из небытия нежити прокатилась по земле, разрушая все, к чему прикасалась.

Жители этого мира при поддержке всех пяти богов сумели уничтожить часть нежити и отправить остальных обратно за врата. Но цена…

Перед тем, как врата захлопнулись, в них втянуло Эилиана. Самого младшего бога, толком ничего не умевшего. Завязавшего на себя потоки магии всего мира. Живого в царство ушедших…

С тех пор вот уже много тысячелетий Эилиан стоит на страже врат. Не мертвый, поскольку сердце его бьется, но и не живой — его душа превратилась в глыбу льда… Он отрекся от своего прежнего имени и ушел с дневного неба — его свет слишком холодный и пробуждает слишком страшные сущности к жизни. Сестры приняли его к себе, в объятья ночи.

Именно после этого Эилиан получил новое имя — Мертвое солнце. Он стал хранителем магии этого мира и оберегает границу между живыми и ушедшими — потому что врата так до конца и не закрылись, позволяя заточенному богу не погибнуть и контролировать потоки, но также и выпуская из себя все новую и новую нежить.

Жрецы, выбранные Мертвым солнцем, великолепно владеют магией Льда. А все потому, что юный бог с их помощью пытается согреться и берет себе тепло их душ, давая взамен холод и силу мертвого мира»…

Элли умолк, и несколько минут мы сидели молча.

— Красивая легенда, — прочистив горло, сказал я.

— Это не легенда! — гневно сверкнул глазами эльф. — А чистая правда! Хроники моего народа не могут ошибаться!

— Ладно, ладно, уймись, — поднял руки я. — А теперь расскажи мне о чем-нибудь более обычном.

— То есть? — Не понял Элли.

— Ну, хотя бы, почему на вас всех такие ошейники? И где мы находимся?

Эльф горько усмехнулся.

— Мы, как и ты, являемся личными рабами одной небезызвестной тебе стервы. Меня, например, захватили в рабство, опоив и нацепив ошейник во сне. Причем сделал это мой младший брат. Когда я спросил его, почему, он ответил, что ему нужны деньги для оплаты долга, а за меня, как за лучника и мага, много платят! — Элли сжал кулаки и так заскрипел зубами, что я испугался за их сохранность. — На самом деле он давно положил глаз на мою невесту. Да если бы он сказал, что любит ее, я бы отступил! Это должен был быть брак по договоренности! — последние слова эльф буквально выкрикнул и спрятал лицо в ладонях. Через несколько секунд он опустил руки и продолжил рассказывать спокойным голосом, будто ничего не случилось.

— В данный момент мы все находимся в казарме личных рабов, коих насчитывается сорок существ. О нас даже заботятся — построили несколько отхожих мест и не стали окна делать, а только провели вентиляцию.

— И что в этом хорошего? — удивился я.

— Ты чем меня слушал? — Ехидно поинтересовался эльф. — Я же сказал, что свет Мертвого солнца губителен. Он не может убить, зато свести с ума — легче легкого. Поспишь несколько ночей под его лучами — и все! Правда, на людей оно действует странно — кто-то теряет разум сразу, а на кого-то вообще не действует. Госпожа, — Элли умудрился вложить в это слово столько яда, что я восхитился. — Слишком ценит своих личных рабов, чтобы ставить над ними такие эксперименты.

— Ага, — с тоской в голосе произнес я. — Если только она не пообещала проводить над ними опыты.

— Держись, парень, — Элли с сочувствием поглядел на меня. — Ты только не вздумай сдаваться!

— Постараюсь, — вздохнул я.

— А я говорю, что так будет идеально! — Крик, раздавшийся со стороны близнецов, заставил нас с эльфом вздрогнуть и повернуться к троице.

— Думаешь? — Спросил второй близнец. Как только они сели в кружок, я мгновенно запутался, кто есть кто, и теперь не мог понять, кто же сейчас говорит.

— Ага! — близнецы дружно хихикнули и быстро сели в линию, уставившись на меня.

— Мы придумали тебе имя! — Важно надувшись, сказал сидящий слева. По-моему, это был Лэни.

— Да? И какое же? — скептично вздернул бровь я.

Близнецы переглянулись и хором сказали:

— Отныне тебя будут звать Раалэс!

Мдя? Что-то меня это имя не прельщает. Странное оно, да и звучит как-то… Интересно, а как оно расшифровывается? Я уже открыл рот для вопроса, как наткнулся взглядом на эльфа и замер.

Элли с отвисшей челюстью и идеально круглыми глазами, здорово напомнившими мне маленькие желтые солнышки, смотрел на братьев, которые с каждым мигом принимали все более смущенный и упертый вид. Видно было, что предложенный ими вариант содержит большую свинью (кабана размером с Кремль, ага), но, судя по всему, близнецы менять свое решение не будут.

— Вы что, — наконец выдавил из себя Элли. — Совсем с ума сошли?

— А что не так? — Хмыкнул правый близнец. — Оригинально.

Эльф нервно хихикнул.

— Да, в оригинальности этому имени не откажешь…

— Эй-эй, — я ничего не понимал. — А мне никто не хочет объяснить, в чем дело?

— А в том, что имя, которое придумали тебе эти оболтусы, взято из изначального языка, — переведя на меня взгляд вернувшихся к нормальным размерам глаз, сказал Элли.

— И что? — Я не понимал, в чем дело. Хоть из изначального языка, хоть из эльфийского, хоть из человеческого. Да хоть из оркского! Хотя, орки здесь не водятся…

— А то, что словосочетание «раалиин эсса» означает «священная месть». А если кому-то дать имя, не прозвище, а именно имя на изначальном языке, да еще если это делают несколько разумных сразу, то поименованный уже не сможет называть себя иначе — такова магия этого мира. Если он не захочет представляться, то ему придется пользоваться прозвищами. Ну там, «Быстрый», «Воитель», «Меткий»… Какие еще прозвища у людей?

Что? Из-за этих оболтусов я теперь не смогу назвать свое настоящее имя?! Я открыл рот… и понял, что не могу сказать: «Меня зовут Мстислав». Словно что-то парализовало мне голосовые связки. Ну, близнецы, ну… Молодцы, блин!