Честь и мужество - Василий Шарапов

«привлечь к уголовной ответственности П. С. Нахбо за присвоение ему, И. С. Нахбо, принадлежащего пальто (совсем почти нового)».

Только что лейтенант был свидетелем безобразной, унизительной сцены: жалобщик чуть не с кулаками набрасывался на родного брата. Как только не обзывал он его при этом — и босяком, и попрошайкой, и сумасшедшим лоботрясом, и… Чего только он не наговорил из-за этого злосчастного пальто. Впрочем, ленинградский брат не остался в долгу, так что пришлось даже призвать их к порядку. «И как только не совестно, — тоскливо думал дежурный, машинально перечитывая заявление. — Пожилые люди, дедушки, а вот…»

Телефон прервал огорчительные размышления молоденького лейтенанта. Сняв трубку, дежурный строго посмотрел на братьев Нахбо и назвал себя. И вдруг его круглое лицо удивленно вытянулось.

— Так точно, — почти растерянно пробормотал он. — Слушаюсь, товарищ капитан!

Положив трубку, он быстро, с явным любопытством взглянул на приезжего брата.

— Вы, гражданин, пока останьтесь, — произнес он. — А вы, — он кивнул Израилю Самуиловичу, — можете идти. С заявлением разберемся, будьте спокойны.

Вздохнув и разведя руками, старый зубной техник побрел к двери.

…Через несколько минут в комнату дежурного вошел запыхавшийся капитан Катенев.

Поединок

Догадливые девушки, сообщившие милиции о визите в банк странного клиента, тем не менее, даже не смогли бы и представить, сколь важным и своевременным оказался их звонок.

Старший лейтенант Земсков, по поручению полковника, немедленно пустился на поиски Петра Нахбо. Осторожно опросив соседей зубного техника, он выяснил, что тот по-прежнему живет один и как будто никаких гостей в доме нет.

Владимир Земсков запросил гостиницы, Дом колхозника, паспортный отдел. Наконец из одной гостиницы поступил ответ: П. С. Нахбо получил одноместный номер, за который, впрочем, третьи сутки не платит. Где он находится в настоящее время, администратор не знает. Номер заперт, ключ сдан на вахту.

Земсков сам отправился в гостиницу с надеждой хотя бы разузнать подробнее о личности ленинградского Нахбо. Ничего хорошего о своем постояльце в гостинице сказать не могли. Скандалист, грубиян, ведет беспорядочный образ жизни. Не желает платить, несмотря на серию напоминаний. Пожилая горничная высказала предположение, что у него «не все дома». В номер возвращается в самое неопределенное время, так что ждать его сейчас, во втором часу дня, не имеет ни малейшего смысла.

Словом, известия были неутешительными — возникла малоприятная перспектива прождать беспутного братца до глубокой ночи.

Земсков совсем было собрался уходить, когда к нему подошла женщина с ведром и веником.

— Вы, что ли, ждете Нахбо? — неприязненно спросила она.

— Я…

— А и нечего ждать. В милиции он, ваш знакомый… Вот так-то… — Она повернулась и, покачивая ведром, пошла по коридору.

Старшему лейтенанту пришлось назваться уборщице, предъявить служебное удостоверение.

Тогда она рассказала, что видела, как постояльцу принесли повестку. Слышала, как он ругался по этому поводу, честил на чем свет стоит милицию, брата, кричал. Потом оделся и ушел.

Это было совсем непонятно. Вернувшись в управление, Земсков принялся обзванивать райотделы. В Ленинском — ничего. Значит, в Самарском.

И прямо попал на дежурного, унимающего двух расходившихся братьев.

Так Петр Самуилович Нахбо, приехавший из Ленинграда, человек без определенных занятий, оказался в областном отделе БХСС.

Впрочем, он воспринял это без удивления. Он торопился изложить все, что знал о старшем брате. Увы! Внимательно слушая Нахбо, капитан Катенев невольно отмечал, что все его сведения с брате носят откровенно предположительный характер. Заявления типа: «Не беспокойтесь, он имеет свою копейку», «из ничего делает чего», «вы посмотрите, сколько у него барахла» — все это, в сущности, не имело никакого практического значения.

Но вот Петр Нахбо заговорил о золоте.

— А как вам нравится золото, товарищ следователь? Брату нужно золото. И он имеет золото. Он все имеет. А другие — ничего… Я всю жизнь работаю…

— Подождите, — остановил его Катенев. — Откуда вы знаете, что у него есть золото? Это ваше предположение?

Тот даже возмутился.

— Откуда я знаю про золото? Вы считаете, что у меня нет глаз? У меня очень хорошие глаза, и я вижу золото, когда оно есть. Хорошее предположение, когда это золото я держал в собственных руках.

Горячась и постоянно сбиваясь на ругань, Петр Нахбо рассказал, как, ночуя однажды у брата, он обнаружил тайник, искусно устроенный в старинной ручке водопроводного крана. И в нем — золотые монеты.

— Петра Нахбо не проведешь. Я схватил его за руку, товарищ следователь. Что бы сделал на его месте умный человек? Разве он не выделил бы толику родному брату? Но разве у него голова?

Капитан внутренне усмехнулся. Поведение Петра Нахбо было ясно, как день.

Но, главное, стало ясно и другое: золото у его братца есть. Тайник в ручке водопроводного крана в предстоящей игре мог стать козырным тузом.

…В тот же день был приглашен в управление Гигла Кизирия. После долгого, трудного разговора с Катеневым и Земсковым Кизирия, припертый к стене, был вынужден сообщить, где, когда и за какую цену получил от И. С. Нахбо золотую валюту с целью спекуляции.

Совещание в отделе было коротким. Комиссаров, Булушев и Катенев высказали единую точку зрения: есть все основания задержать Нахбо.

И сразу же встал вопрос: а как задержать? Послать повестку? Но это может насторожить его, и он примет какие-то меры. Послать милиционера? Но это будет походить на арест. А если подозрения не подтвердятся? Зачем же заранее компрометировать человека? С этим тоже следовало считаться.

Наконец Катенев, успевший основательно познакомиться с образом жизни и привычками своего «клиента», предложил приемлемый план.

…Нахбо шел по Самарской. Эту вечернюю прогулку он совершал ежедневно, несмотря на погоду и время года. Старый зубной техник берег свое здоровье.

На душе у него был сумрачно. Он чувствовал, что вокруг что-то нехорошо, что исчезло состояние безоблачности и покоя. Он словно ощущал на себе чей-то пристальный взгляд. Конечно, он на всякий случай кое-что предпринял, но… Правда, может быть, это было связано с приездом брата, с посещением милиции…

Рядом, взвизгнув тормозами, остановилась «Волга». Из нее быстро вышел невысокий, подтянутый человек в темном костюме.

— Добрый вечер, Израиль Самуилович. Я из милиции. — Он показал красненькую книжечку с гербом. — Будьте любезны проехать с нами.

Зубной техник вздрогнул: вот оно, начинается. Он знал, чувствовал… Но вслух ничего не сказал и молча пошел к машине.

И вот он уже сидит перед полковником Комиссаровым и возмущенно трясет гладко выбритой головой:

— Нет у меня никакого золота! Слышите? Брат наплел! Поверили этому бродяге.

— А Кизирия? — спокойно напоминает Комиссаров.

— Что Кизирия? Какой Кизирия? — срывается на визг Нахбо. — Не знаю никакого Кизирия. Наговор! Имейте в виду, я буду жаловаться.

— Ладно, — миролюбиво говорит полковник. — Так и запишем: добровольно сдать валюту не хотите. Придется производить обыск.

И поймал колючий, злой взгляд Нахбо. Впрочем, зубной техник тотчас скорбно опустил голову и тихо сказал:

— Что ж, ищите. Унижайте бедного старика…

Грустная усмешка тронула губы Нахбо.

— Вот все мои сокровища. — Он дернул щекой. Потом сделал нарочито широкий жест- — Пожалуйста! На столе лежало несколько наручных часов, из них двое в золотом корпусе, и тощая пачка десятирублевок. Все это он только что вынул из ящика шкафа.

— Вот и все. — Нахбо горестно усмехнулся, покачал головой. — Мало? К сожалению, обрадовать вас больше ничем не могу. Увы!

Он вздохнул, вынул платок, тщательно протер лысину.

— Да-да, — сочувственно поддержал его Катенев, — проклятая бедность…

Они находились в комнате, которая напоминала больше лавку антиквара, чем жилое помещение. Она была заполнена, нет, она была набита старинными и новыми вещами: мебелью, фарфоровой и хрустальной посудой, коврами, статуэтками, бронзой, дорогими книгами…

…Катенев и Земсков решили не форсировать события. Осматривая комнату, перебирая вещи, они не торопились приближаться к умывальнику. Катенев был уверен, что Нахбо не выдержит нервного напряжения, выдаст себя. Но тот сидел с подчеркнутым безразличием, сквозь толстые стекла очков глаза его смотрели устало и сонно.

— Любопытная конструкция, — будто бы рассуждая сам с собой, проговорил капитан, притронувшись, наконец, к толстой ручке умывальника.