Гражданин Галактики - Роберт Хайнлайн

Торби пропадал четыре дня. Вернулся он ночью, и Бэзлим услышал его, но снова ничего не сказал. Он погрузился в глубокий сон – впервые с тех пор, как ушел Торби. Он проснулся в обычное время и сказал:

– Доброе утро, сынок.

– Мм-м… доброе утро, папа.

– Приготовь завтрак. Мне надо кое-что тебе сказать.

Вскоре они сидели над мисками горячей каши. Бэзлим ел с обычным подчеркнутым безразличием. Торби нехотя подносил ложку ко рту. Наконец он выпалил:

– Папа, ты когда собираешься меня продавать?

– Не собираюсь я.

– Как это?

– Я зарегистрировал твою вольную в Архиве в тот день, когда ты исчез. Ты свободный человек, Торби.

Торби вздрогнул, затем опустил глаза в тарелку. Казалось, он был поглощен сооружением маленьких горок каши, которые оседали сразу после того, как он строил их. Наконец он произнес:

– Не надо было.

– Я не хотел, чтобы тебя объявили «беглым рабом» – если бы тебя поймали.

– А, – Торби задумался. – Вот оно что… Спасибо, пап, я вел себя по-дурацки.

– Возможно. Но я думал вовсе не о наказании. Порку можно пережить, да и клеймо тоже. Я-то думал о втором случае. Уж лучше, чтоб голову отрубили, чем попасться снова после того, как тебе выжгут клеймо.

Торби оторвался от своей каши:

– Пап! А что случается от лоботомии?

– Мм-м… Можно считать, что и ториевые рудники – райское место по сравнению с этим. Но не будем вдаваться в подробности, тем более за едой. Давай-ка, если ты поел, бери миску – и не будем зря прохлаждаться. Сегодня утром аукцион.

– Ты хочешь сказать – мне можно остаться?

– Это твой дом.

Бэзлим больше не боялся, что Торби уйдет от него. Вольная не изменила ни их жизни, ни отношений. Торби сходил в Королевский Архив, заплатил взнос и пошлину, и вытатуированный номер его серии вычеркнули другой татуированной линией, а сбоку нанесли татуировкой саргонскую печать с номером тома и страницы, где находился указ, объявляющий его свободным подданным Саргона, военнообязанным и налогоплательщиком, имеющим право голодать без помех.

Чиновник, делавший татуировку, взглянул на серийный номер Торби и сказал:

– Похоже, что это не с самого рождения, дружок. Что, твой старик обанкротился? Или родные просто решили от тебя избавиться?

– Не ваше дело.

– Не огрызайся, дружок, не то увидишь, что эта иголочка может делать еще больнее. Отвечай-ка повежливее. Я вижу, что это знак фабрики, а не частного владельца, а из того, как он расположен и в каких местах истерся, понятно, что тебе было лет пять или шесть. Когда и где был нанесен номер?

– Не знаю. Честно, не знаю.

– Вот как? Я так и говорю своей жене, когда она задает интимные вопросы. Не дергайся, я почти кончил. Ну, поздравляю – добро пожаловать в ряды свободных. Я-то уже давно свободен, и я тебе предсказываю, что ты будешь чувствовать себя вольнее, хотя и не всегда лучше.

4

Дня два у Торби побаливала нога, в остальном вольная никак не повлияла на его жизнь. Но он в самом деле становился неудачливым нищим: здоровый сильный подросток не может собрать столько подаяния, сколько ребенок, у которого кости обтянуты кожей. Часто Бэзлиму приходилось заменять Торби на его обычном месте, а того посылать по поручениям или отправлять домой заниматься. Как бы то ни было, один из них всегда был на Площади. Если Бэзлим куда-то исчезал, обычно он предупреждал заранее, а если это случалось, то обязанностью Торби было проводить дневные часы на месте, следя за прибытием и отправлением космических кораблей, отмечая в уме аукционы рабов, собирая сведения о движении в порту в винных лавках или у женщин, которые не носили вуали.

Однажды Бэзлим исчез больше чем на две недели, его просто не оказалось, когда Торби проснулся. Он отсутствовал гораздо дольше, чем когда бы то ни было раньше; Торби все повторял себе, что папа может сам о себе позаботиться, в то время, как его преследовала одна и та же картина: старик валяется мертвый в канаве. Но он продолжал свою деятельность на Площади, посетил три аукциона и записал все, что увидел, и все, что было примечательного.

Затем Бэзлим вернулся. Он сказал только:

– Зачем же ты записывал, а не просто запомнил?

– Я запомнил. Но боялся что-нибудь забыть, так много всего…

– Гм-м!

После этого случая Бэзлим стал еще более молчаливым и скрытным, чем всегда. Торби боялся, уж не рассердил ли он отца, но спросить не решался. Наконец, однажды вечером Бэзлим сказал:

– Сынок, мы с тобой никогда не обсуждали, что ты будешь делать, когда я умру.

– Что? Но я думаю, все ясно. Это мое дело.

– Да нет, я просто откладывал… из-за твоего дубового упрямства. Но больше я не могу ждать. Я отдам тебе приказ, и ты его выполнишь.

– Да погоди же, папа! Если ты думаешь, что можешь меня вынудить оставить тебя…

– Заткнись! Я сказал после того, как я умру. Когда меня не станет, то есть я не имею в виду эти отлучки по делам… ты должен найти некоего человека и передать ему… Я могу на тебя положиться? Ты не станешь дурить, не забудешь?

– Ну конечно, папа. Но мне не нравится, когда ты так говоришь. Ты долго проживешь ты можешь пережить меня.

– Возможно. Но не хочешь ли ты помолчать и выслушать меня, а потом сделать так, как я тебе велю?

– Да, сэр.

– Ты найдешь этого человека это может занять много времени и передашь ему поручение. Тогда он тебе скажет, что делать… я думаю. Если это произойдет, я хочу, чтобы ты поступил в точности так, как он тебе скажет. Выполнишь и это?

– Да, папа, конечно, если ты хочешь.

– Считай это последним одолжением старику, который пытался поступить с тобой по справедливости, и если бы мог, сделал бы лучше. Это самое последнее, что я хочу от тебя, сынок. Не заботься о том, чтобы принести за меня жертву в храме, только выполни эти две вещи: передай поручение и, второе, сделай все, что предложит тебе этот человек.

– Я выполню все, папа, торжественно обещал Торби.

– Хорошо. Займемся делом.

Оказалось, что под «человеком» имеется в виду один из пяти, все они были капитанами звездных кораблей, маркетерских, не принадлежащих к Девяти Мирам. Торби изучал список:

– Пап, но на моей памяти только один из них сюда вообще и прибывал!

– Все они придут не теперь, так после.

– Но тот единственный прилетал так давно.

– Могут пройти годы. Но, когда это случится, я хочу, чтобы поручение было исполнено точно.

– Поручение к капитану одного из них? Или всех?

– К первому, который появится.

Поручение было письмом коротким, но не простым, потому что было написано на трех языках, так как могло попасть к разным людям; ни одного из этих языков Торби не знал. Бэзлим ничего не объяснил ему, он хотел, чтобы Торби механически заучил все три текста.

Когда Торби, запинаясь, проговорил первую версию в седьмой раз, Бэзлим зажал уши:

– Нет, нет! Никуда не годится, сынок. Произношение!

– Я стараюсь, угрюмо отозвался Торби.

– Знаю. Но мне надо, чтобы поручение поняли. Слушай, ты помнишь, как я тебя усыпил и разговаривал с тобой?

– Да я каждую ночь сплю. Я и сейчас спать хочу.

– Тем лучше.

Бэзлим погрузил его в легкий транс не без труда, так как Торби уже был не так внушаем, как в детстве. Но Бэзлим справился с ним, продиктовал поручение на магнитофон, дал прослушать Торби и приказал ему прочитать текст вслух, когда проснется. Торби с этим справился. Он запомнил все три версии, и на следующий вечер Бэзлим проверил его, называя имя капитана и название корабля.

Бэзлим никогда не отправлял Торби за город, для этого требовалась подорожная, и даже свободному нужно было отмечаться при выходе из города и входе в него. Но он посылал его с поручениями по всей столице. Через три девятидневки после того, как Торби выучил письмо, Бэзлим велел ему отнести записку на территорию верфи для звездных кораблей на окраине Саргона.

– Возьми с собой удостоверение об освобождении, а миску оставь дома. Если полицейский тебя остановит, скажи ему, что ищешь работу на верфи.

– Он решит, что я спятил.

– Но пропустит тебя. Освобожденных там берут уборщиками и тому подобное. Записку положи в рот. Кого будешь искать?

– Низенького рыжего мужчину, повторил Торби, с большой бородавкой на левой стороне носа. Без бороды. Он хозяин закусочной напротив главных ворот. Я должен купить пирог с мясом и передать ему записку вместе с деньгами.

– Верно.

Торби наслаждался этой загородной прогулкой. Его не удивляло, что папа не отправляет свои поручения по видеофону вместо того, чтобы посылать его на полдня: бедняки вроде них не могли пользоваться подобными предметами роскоши. Что касается королевской почты, то с ее помощью Торби ни разу не отправлял и не получал ни одного письма и считал почту не очень надежным средством, чтобы посылать записку.