Гражданин Галактики - Роберт Хайнлайн

Торби заплакал – впервые за всю их совместную жизнь.

– Не освобождай меня, папа, пожалуйста, не надо. Я хочу принадлежать тебе!

– Сожалею, сынок. Я ведь сказал, что уходить тебе не нужно.

– Пожалуйста, папа. Я никогда больше ничего не украду!

Бэзлим положил руку ему на плечо:

– Посмотри на меня, Торби, я хочу поставить тебе условие.

– Ох, да что угодно, папа. Если только…

– Подожди, пока я скажу. Я не подпишу сейчас твои бумаги. Но я хочу, чтобы ты обещал мне две вещи.

– Ладно! Какие?

– Не спеши. Первое: обещай никогда больше ничего не красть ни у кого. Ни у красивых леди из носилок, ни у бедняков, как мы с тобой, – одно слишком опасно, а другое… ну, это непорядочно, хотя не думаю, что ты понимаешь, что это значит. И еще: обещай, что ты никогда не будешь мне лгать ни в чем… ни в чем.

– Обещаю, – торжественно сказал Торби.

– Я не о тех деньгах, которые ты от меня утаиваешь. Я обо всем вообще. Кстати, матрас – неподходящее место, чтобы прятать деньги. Посмотри мне в глаза, Торби. Ты знаешь, что у меня есть связи в городе. – Торби кивнул. Он ходил выполнять поручения старика в разные места и к разным людям. Бэзлим продолжал:

– Если ты будешь воровать, я узнаю… со временем. Если будешь лгать мне, я тебя поймаю

со временем. Станешь лгать другим – дело твое, но я скажу тебе: если человек приобретает репутацию лгуна, он мог бы с таким же успехом онеметь, потому что люди не слушают, что носит ветер. Неважно. В тот день, когда я узнаю, что ты что-то украл, или когда поймаю тебя на лжи… я подпишу твои бумаги и освобожу тебя.

– Ладно, папа.

– Это еще не все. Я вышвырну тебя вместе со всем, что у тебя было, когда я тебя купил: с твоими лохмотьями и синяками. Все будет кончено между нами. Я плюну тебе вслед.

– Ладно› папа. Я никогда больше не буду!

– Надеюсь. Ступай спать.

Бэзлим лежал без сна, тревожась, размышляя, не слишком ли он был суров. Но, черт побери, мир жесток, он должен научить мальчишку жить в нем. Он услышал какой-то звук, как будто что-то грызли, и внимательно прислушался. Через некоторое время он услышал, как мальчик тихонько встал и подошел к столу; затем зазвенели монеты, и он услыхал, как мальчик возвращается в постель.

И только когда мальчик засопел во сне, Бэзлим тоже смог заснуть.

3

Задолго до того Бэзлим научил Торби читать посаргонийски и на интерлингве, пуская в ход кулаки и другие аргументы, так как у Торби совершенно не было интереса к интеллектуальным занятиям. Но случай с Зигги и осознание того, что Торби растет, напомнили Бэзлиму, что время не стоит на месте, особенно для ребятишек.

Торби не мог определить, когда же он понял, что папа не совсем (или не вполне) нищий. Торби достаточно хорошо изучил других нищих, чтобы понимать разницу, но это его не беспокоило: папа был папа, такое же явление, как солнце или дождь.

На улице они никогда не упоминали о том, что происходило дома, и даже умалчивали, где он находится; у них никогда не бывало гостей. У Торби появились друзья, а у Бэзлима были десятки или даже сотни их, он знал, кажется, весь город. Никто, кроме Торби, не имел доступа в убежище Бэзлима Но Торби догадывался, что у папы есть еще какие-то занятия помимо попрошайничества. Однажды они, как обычно, легли спать. Торби проснулся на рассвете. Он уловил какое-то движение в комнате и позвал спросонья:

– Папа!

– Да. Спи.

Но мальчик встал и нажал на выключатель. Он знал, что Бэзлиму трудно ходить в темноте без протеза, если ему захотелось пить или еще что-нибудь.

– С тобой все в порядке, папа? – спросил он, поворачиваясь.

Он остолбенел от удивления. В комнате был незнакомый джентльмен!

– Все в порядке, Торби, – сказал незнакомец папиным голосом. – Не беспокойся.

– Папа?

– Да, сынок. Извини, что я тебя напугал. Надо было переодеться до того, как я вошел. Обстоятельства не позволили, – он начал срывать с себя нарядную одежду.

Когда Бэзлим снял вечерний костюм, он стал больше похож на папу… кроме одного.

– Папа, твой глаз!

– Ах, это. Он вынимается так же легко, как и вставляется. Я лучше смотрюсь с двумя глазами, правда?

– Не знаю, – Торби обеспокоенно уставился на глаз. – Он мне не нравится.

– Ах так? Ну, ты не часто увидишь меня с ним. Раз ты все равно не спишь, помоги мне.

Проку от Торби оказалось немного; то, что делал папа, было для него ново. Сначала Бэзлим убрал с буфета банки и тарелки, и в его задней стенке обнаружилась дверца. Затем он вынул искусственный глаз, с величайшей осторожностью развинтил его надвое и при помощи пинцета вытащил оттуда крошечный цилиндрик. Торби смотрел на все происходящее, но ничего не понимал, кроме того, что папа работал с величайшей ловкостью и тщанием. Наконец Бэзлим сказал:

– Готово. Теперь посмотрим, получились ли фотографии.

Бэзлим вставил крошечную катушку в аппарат, просмотрел ее, невесело улыбнулся и сказал:

– Собирайся. Готовь завтрак. Можешь взять с собой кусок хлеба.

– Зачем?

– Поторопись. Нельзя терять время.

Торби загримировался, нацепил лохмотья, вымазал лицо. Бэзлим ждал с фотографией и плоским цилиндриком в руке. Он протянул фотографию Торби:

– Посмотри. И запомни.

– Зачем?

Бэзлим убрал фотографию.

– Сможешь узнать этого человека?

– Ну… дай посмотреть еще раз.

– Тебе нужно его запомнить. На этот раз посмотри хорошенько.

Торби взглянул, потом сказал:

– Хорошо, я его узнаю.

– Он будет в одном из баров возле порта. Сначала загляни к матушке Шаум, потом в «Супернову» и в «Деву под вуалью». Если его там нет, поищи на Веселой улице, пока не найдешь. Его нужно найти до трех часов.

– Я найду его, папа.

– Когда найдешь, положи это в миску с монетами. Потом подойди, скажи ему что-нибудь, но обязательно упомяни, что ты сын Бэзлима Калеки.

– Понял, папа.

– Ступай.

Торби тотчас же поспешил в порт. Было утро после праздника Девятой Луны, и народу на улицах было мало, по пути он не попрошайничал, а пошел самым прямым путем, через задние дворы, через заборы, по боковым улочкам, опасаясь наткнуться на сонный ночной патруль. Но, хотя он быстро добрался куда надо, найти того человека ему не удавалось; его не было ни в одном из тех мест, которые указал Бэзлим, ни на Веселой улице. Назначенный срок истекал, и Торби уже начал беспокоиться, когда вдруг увидел, как этот человек выходит из заведения, где Торби уже был. Торби перебежал через улицу, догнал его. Человек был не один – это затруднило дело. Но Торби затянул свое:

– Подайте, благородные лорды! Подайте ради спасения души!

Второй человек бросил ему монетку. Торби поймал ее зубами:

– Бог благословит вас, милорды! – он повернулся к другому: – Подайте, благородный сэр! Подайте несчастному. Я сын Бэзлима Калеки и…

Первый мужчина хотел отпихнуть его ногой:

– Убирайся!

Торби увернулся от пинка:

– …сын Бэзлима Калеки, бедняка, а Бэзлиму нужны пища и лекарства. Я совсем один…

Человек с фотографии полез за кошельком.

– Не надо, – посоветовал другой. – Все они лгуны, а я ему заплатил, чтобы он оставил нас в покое.

– На счастье, – ответил человек с фотографии. – Сейчас найду монету. – Он порылся в кошельке, взглянул в миску и увидел там нечто.

– Благодарю, милорды. Пусть у вас рождаются сыновья. – Торби двинулся дальше, потом посмотрел в миску и увидел, что цилиндрик исчез.

Он неплохо поработал на Веселой улице и свернул на Площадь, прежде чем направиться домой. К его удивлению, Бэзлим оказался на своем излюбленном месте возле помоста аукциона. Он смотрел в сторону порта. Торби тихо подошел к нему:

– Сделано. Старик улыбнулся

– Почему ты не идешь домой, папа? Ты, наверно, устал. Я уже собрал кое-что для нас.

– Заткнись. Подайте, миледи! Подайте бедному калеке.

В три часа поднялся корабль, с грохотом перешел звуковой барьер, и тогда старик, кажется, расслабился.

– Что это за корабль? – спросил Торби. – По-моему, не синдонийский.

– Свободное Маркетерское Судно «Цыганка», полетело на Периферию… и твой друг на борту. Теперь отправляйся домой и поешь. Да нет, лучше пойди куда-нибудь и развлекись.

Больше Бэзлим не скрывал от Торби свою отнюдь не попрошайническую деятельность, хотя и не объяснял, что к чему. Иногда милостыню просил только один из них, и в таких случаях местом для этого неизменно была Площадь Свободы, потому что оказалось, что Бэзлим крайне интересуется прибытием и отправлением кораблей. А особенно движением кораблей работорговцев и аукционами, которые всегда следовали за их прибытием.

Торби стал полезнее для него, когда приобрел некоторое образование. Старик считал, что каждый обладает совершенной памятью, и упорно стоял на своем, доказывая это мальчику, несмотря на его недовольство.