В поисках Тоби - Владимир Юргель
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- А ты еще и стихи пишешь? – пробормотала скрутившаяся в калачик на сиденье фаэтона Стелла.
Нет
хуже
ада,
чем
вспоминать
в деталях
поцелуй,
которого
так и не было.
С романтическим пафосом продекламировал он в ответ.
- Это не твои стихи. Это Бротиган. Ты такой врун! – обиженно дала экспертное заключение Стелла и отключилась.
Пробуждение было ужасным.
Еще до конца не вынырнув из сна, с тяжелой, экзистенциальной тоской, которой позавидовал бы преданный читатель Достоевского, незамедлительно и беспросветно, Стелла поняла, что перебрала. Девочка не была девственницей-трезвенницей в отношении алкоголя. Но, как правило, отношения с зеленым змием ограничивались бокалом хорошего французского вина, привозимого мамой, да банкой-другой пива «Бадвайзер», распитыми втихаря, исключительно «за компанию», на заднем дворе у Джейн, тридцатилетней соседки-наркоманки, и по совместительству представительницы древнейшей профессии, редко, но метко передававшей Стелле секреты запрещенного в штате ремесла. Пересохшим от сушняка языком она позвала:
- Мама! Мама!
Молчание было страдалице ответом. А зловещие отблески от уличного фонаря на сбруе фырчащих, встряхивающих гривой лошадок не прибавили ни ясности, ни храбрости.
- Тоби! Тоби! Ко мне!
Наконец до девочки стало доходить, где она и каким хреном она там оказалась.
- Феликс! Феликс!
Спустя минуту, показавшейся страдающему с бодуна человечку вечностью, над ней, в лучших традициях голливудских фильмов о кровожадном герое романа Брэма Стокера, навис силуэт автостопщика.
- Проснулась?
Судя по его заплетающемуся языку, пока Стелла разыскивала собаку в царстве Морфея, поэт-плагиатор тоже времени зря не терял.
- Мне очень плохо!
- Сейчас подлечим! Иди ко мне. Только не делай резких движений.
Феликс был сама забота. И, как оказалось, времени зря не терял не он один. Потому что в нескольких метрах от кареты дерзко потрескивал костерок, на притащенной откуда-то решетке шкворчали куски мяса, а субтильный мексиканец в футболке защитного цвета со знанием дела перебирал струны гитары.
- О, наша мисс О’Хара проснулась, - загоготал Джимми. – Знакомься, это Энрике, это его подруга Анна, это ВлАдимир, странствующий писатель фром Белораша, на английском не говорит, а это Эмили из Аргентины.
- Привет! – нестройным хором поприветствовали фейковую дочь владельца плантации Тара в Джорджии то ли укуренные, то ли бухие в хлам бездомные.
- Привет, ребята! Я сейчас вернусь. Феликс, проводи меня пожалуйста. Мне по-маленькому надо, - шепнула ему девочка. С придурочным видом телохранителя VIP-персоны, слегка покачиваясь, он зашагал в эскорте.
- Подожди, я сейчас.
Девочка устроилась под кустом, судя по еле уловимому аромату, роз.
- Ох, блиииин, - закатив от блаженства глаза протянула она. Неожиданно заухал филин.
- Совы — это такая стремная хуйня... - пробубнил Феликс. - А ты знаешь, что, когда встречаются Юпитер и Сатурн, в Гластонбери Гроув открывается вход в Черный и Белый вигвамы. Это неподалеку от Жемчужных озер, в Национальном лесу Гоуствуд, что окружает городок...
- Твин Пикс. Феликс, ты такой дурак... Всё. Пошли. Ай! Что это?!
Иголками холода мелкие капли воткнулись в обнаженные ноги девочки.
- Дождь, что ли пошел? Я же тебе говорил, совы не то, чем они кажутся.
Стелла засмеялась.
- Это система паркового орошения. Какой ты все-таки дурак…
Она вытянула в стороны руки ладошками кверху и закрыла глаза. Сделала глубокой вдох. И этот суматошный день, и этот пропитанный ночной влажностью лета и восхитительными запахами цветов парк, и этот взрослый пьяный идиот, стянувший с себя майку и с джентльменским тактом растянувший ее над головой Стеллы в качестве зонтика, и даже не отпускавший её абстинентный синдром — все это ей чертовски нравилось.
«У тебя ещё вся жизнь впереди, Звездочка. Видит бог, я бы хотел, чтобы ты никогда не столкнулась с людской подлостью. С нуждой и предательством. Чтобы не знала слез разочарования. Но это жизнь, гномик. И я бы хотел, чтобы все, даже самые невероятные испытания, которые ты встретишь на своем пути, не сломали тебя, а сделали только сильнее. Я очень хочу, чтобы тот наивный, добрый, честный любопытный человечек внутри тебя никогда не превратился в циничного, завядшего душой, серьёзного дебила. Ну типа того мормона, который вчера увидев, как ты танцуешь на парковке в коротких шортиках, орал, что ты маленькая прошмандовка и гореть тебе в аду. Жизнь прекрасна, Звездочка. И прекрасен мир, в который мы пришли, и который мы, бережно храня в памяти воспоминания о наших приключениях, а главное о людях, которых мы любили и которые любили нас, когда-то покинем. Чтобы заново в него вернуться».
Слова папы, сказанные во время прогулки по набережной, нежно сжали её сердечко. «Я так по тебе скучаю, папочка», - подумала она и открыла глаза. Игриво шлепнула автостопщика по выступающему животу.
- Феликс, надень майку. Не позорься. Пойдем.
- У тебя собаку украли? – спросила Стеллу молодая латиноамериканка, когда девочка уселась возле костра. Она кивнула и присосалась к банке пива, прибереженной для нее верным собутыльником.
- Ебаные извращенцы! На кол таких сажать! – загалдели на испанском граждане маргиналы (кроме чела из вэ Рипаблик оф Беларусь, есс-но). Испанским Стелла не владела, хотя во время последней, крайне неудачной поездки с папой в Мексику она запомнила несколько фраз: «Манос аррива! Эскадрон де Операсьонес Антидрогас! Сьера ла бока, пута! (Руки вверх! Оперативный отряд по борьбе с наркотиками! Закрой рот, шлюха! – прим. Goggle Переводчика)».
Впрочем, не нужно было называться Лопе де Вега, дабы понять, о чём шла речь. Стелла решила поразвлечься.
- Это папина собака. Когда он служил в Ираке, их отряд попал в засаду. И щенок немецкой овчарки показал им выход через подземный тоннель. А когда папа вернулся в Штаты, его взяли в пограничный патруль на мексиканской границе. Наша собака, кстати её кличка Блонди, как будто чувствовала, где пройдет очередной караван наркоторговцев. Ну и всяких нелегалов. Человек триста поймала. Её потом наградили каким-то там почетным знаком. А плохие дядьки за неё назначили большую награду. Папа сейчас в Эль-Пасо. Работает под прикрытием. А Блонди исчезла, и я боюсь, что её убили.
Где-то на небесах зааплодировал и воскликнул: «Верю!» Станиславский. А воцарившееся даже не гробовое, склепное молчание, подтвердило, что поверили все. Джимми-бой, снова продемонстрировав, что он не дурак поспешно сказал:
- Ладно,