Корабль из Атлантиды (Крестный сын Мерлина - 2) - Уорнер Мунн

Когда Гвальхмай очнулся, солнце стояло уже низко. Он по-прежнему лежал, где упал, и пальцы его по-прежнему крепко стискивали рукоять меча. Юноша поднялся на ноги и осмотрелся. Море было совершенно спокойным. Края протока уже сомкнулись и ни следа не осталось от него на ковре из водорослей. И ничего больше не напоминало о существовании "Пернатого Змея".

Гвальхмай занялся поисками входа в сей необычный корабль. Он искал долгое время и ничего не нашел.

Незадолго до наступления сумерек юноша пришел к выводу, что вход, открывающий доступ к сокрытым внизу тайнам, находится сразу за шеей, между плечами диковинной птицы, где на поверхности металла различимы едва заметные прямоугольные очертания. Но как именно можно проникнуть внутрь, Гвальхмай не понимал. Он пытался засунуть поглубже в тонкую щель лезвие меча, дабы отжать рычагом край люка, но, хотя материал казался эластичным и поддавался давлению, ни поцарапать, ни сдвинуть с места крышку не представлялось возможным.

Наконец с наступлением темноты юноша оставил свои попытки и улегся спать на этом загадочном металлическом покрытии, устойчивом против воздействия силы, но одновременно как будто мягким. Теперь металл казался упругим, теплым - и живым. Гвальхмай не мог отделаться от мысли, что огромная птица знает о присутствии человека, жалеет его и будет опекать и защищать его в течение ночных часов.

Хотя волшебное зелье сохранило юноше жизнь, оно не могло навсегда устранить нужды его тела. Голод и жажда заснули вместе с ним и вместе с ним проснулись под палящими лучами утреннего солнца. На рассвете Гвальхмай снова попытался вскрыть предполагаемый люк, но безуспешно. К полудню страдания его стали нестерпимы.

Красновато-золотой металл, столь удобный ночью, превратился под тропическим солнцем в раскаленную сковороду. Прежде Гвальхмай лежал на койке в дрейфующем драконоголовом корабле, над ним зыбко дрожали испарения смолы, и спертого горячего воздуха не хватало для дыхания - но там была тень и вода для питья. Здесь же не было ни того, ни другого, и Гвальхмай страдал.

Мозги его под незащищенным черепом, казалось, испеклись. Ему стоило великих трудов произнести слово или просто сглотнуть. Дважды окунулся Гвальхмай в тепловатую морскую воду и почувствовал некоторое облегчение. Но на третий раз ему едва хватило сил, чтобы вскарабкаться по широкому крылу обратно на птицу, и больше он не осмеливался спускаться к воде.

Наконец, окончательно отчаявшись получить" откуда-либо помощь, Гвальхмай прохрипел: "Откройте! Откройте!" - и осекся, потрясенный. Крышка люка, перед которой оказались бесполезными все его усилия, легко и беззвучно поднялась. Короткая лестница вела вниз, в прохладные сумеречные недра птицы - и звонкое журчание воды приветствовало юношу. Ни на лестнице, ни внизу не было ни следа человека, поднявшего люк.

Без колебаний Гвальхмай спустился вниз, и едва он успел сойти с нижней ступеньки лестницы, крышка люка опустилась на место - так же бесшумно, как и поднялась.

СТАТУЯ В НИШЕ

Это напоминало погружение в воду спокойной чистой заводи. При прохождении сквозь полупрозрачные стены корабля солнечные лучи становились еще более золотыми. Сквозь борта отчетливо виднелась линия уровня воды, и пляшущие в ней блики всех оттенков меняли свой цвет от янтарного наверху до нефритового, постепенно переходящего в аквамариновый, с увеличением глубины.

Пол был выложен черными и белыми плитками. Внутри корабля царила тишина до тех пор, пока Гвальхмай не шагнул вперед, влекомый вожделенным журчанием воды.

В тот же миг нежно зазвенели колокольчики - слитными аккордами и одиночными трелями. Гвальхмай остановился в растерянности, и музыка тут же смолкла. Очевидно, между его движениями и волшебными звуками существовала какая-то связь. Юноша заметил, что в данный момент он стоит на белой шашке.

Гвальхмай попробовал тронуть одной ногой черный квадрат.

В ответ на это движение раздался тихий перезвон серебряных нот, который повторился громче, когда молодой человек перенес всю тяжесть тела на черную плитку. Гвальхмай отступил назад на светлый квадрат. Снова воцарилось молчание. Теперь загадка получила объяснение. Лоб юноши разгладился - он смело двинулся вперед, и каждый шаг его вызывал к жизни музыкальную гармонию.

Пение арф и цимбал сопровождало Гвальхмая, когда он углублялся в недра корабля все дальше, восхищенный изображениями прекрасных сцен и пейзажей на стенах. Изображения сии - не нарисованные и не высеченные - производили впечатление волшебных окон, за которыми открывались виды мраморных городов с улицами, полными красивых сильных мужчин и очаровательных женщин, изображенных настолько достоверно, что, казалось, их ниспадающие свободными складками одеяния, колышутся под ветром.

По мере его продвижения вперед монотонный гул деревянных духовых инструментов зазвучал аккомпанементом высоким голосам скрипок и монохорда. Звуки сливались, затихали и превратились наконец в ропот набегающих на берег волн, когда Гвальхмай остановился перед картиной с видом порта. Огромные суда, подобные тому, какой он исследовал сейчас, боролись с волнами залива или стояли у длинных причалов, где толпы темнокожих рабов занимались их разгрузкой.

Другие корабли парили высоко в небе, чувствуя себя так же уверенно среди облаков, как и на воде. А у входа в гавань одно из судов садилось на воду: крылья полусложены, перепончатые лапы широко расставлены, словно у чайки, готовой встретить удар волны.

Гвальхмай двинулся дальше. Пронзительно запели трубы, угрожающе загудели барабаны, когда он приблизился к изображению сцены военных действий. Корабли-лебеди метали с неба яркие стрелы лучей, а навстречу им из маленьких городков внизу летели ввысь зигзагообразные молнии. Военный корабль с обгорелыми крыльями падал, вращаясь, чтобы исчезнуть в облаках огня и дыма, висящими над разрушенными стенами и башнями.

Гвальхмай отвернулся. Это была всего лишь картина. Жажда снова погнала его вперед. В конце длинного зала два коридора расходились в разные стороны. Юноша наступил на белую шашку, и музыка смолкла, пока он раздумывал.

Левый коридор резко сворачивал и вел назад, вдоль стены зала, который Гвальхмай только что пересек. Пол и стены его, некогда белые, ныне приобрели теплый оттенок старой слоновой кости, ибо толстый слой пыли покрывал их. Другой коридор уходил прямо вперед, к шее и голове огромной птицы, но конец его терялся во мраке.

Стены и потолок этого коридора, некогда сверкающие, словно полированное эбеновое дерево, тоже потускнели под слоем пыли. Однако среди сих явных свидетельств многолетней заброшенности и запустения отчетливо виднелись безошибочные доказательства существования где-то здесь, в сумрачных недрах корабля, жизни!